1. Славянская группа (русские, украинцы, белорусы плюс национальные подгруппы из западных славян).
2. Тюркская группа (узбеки, казахи, азербайджанцы, туркмены, киргизы, татары, чуваши, башкиры, якуты, каракалпаки, тувинцы, карачаевцы, балкарцы, хакасы, алтайцы, гагаузы, кумыки, ногайцы, уйгуры, шорцы, крымчаки и другие).
3. Угро-финская группа (эстонцы, мордва, удмурты, марийцы, коми, карелы, финны, фанты, вепсы, манси, венгры).
4. Летто-литовская группа (литовцы, латыши).
5. Армянская группа.
6. Картвельская группа (в основном грузины).
7. Романская группа (в основном молдаване).
8. Евреи (включая горских, грузинских, среднеазиатских евреев, а также крымчаков по вере).
9. Иранская группа (таджики, осетины, курды).
10. Чечено-дагестанская группа (чеченцы, ингуши, бацбитцы, аварцы, лезгины, даргинцы, лакцы идругие).
11. Германская группа (немцы).
12. Абхазо-адыгейская группа (абхазцы, адыгейцы, кабардинцы, черкесы, абазинцы).
Языковая политика Кремля в отношении каждой из названных групп первоначально ориентировалась на завершение внутригрупповой «языковой консолидации» и создание для некоторых групп общего литературного языка на основе диалекта ведущего народа. В этой связи, комментируя языковую политику партии, журнал «Вопросы философии» писал еще при Хрущеве:
«В условиях социализма могут происходить частичные процессы добровольного слияния небольших этнических и экстерриториальных национальных групп, вкрапленных в крупные социалистические нации, с этими национальностями… Особенно важным в этом процессе является усвоение сливающимися этнографическими и экстерриториальными национальными группами языка крупной передовой социалистической нации, среди которых эти группы живут» («Вопросы философии», № 9, 1961).
Автор даже подчеркивал, что «языковая консолидация» не есть естественный процесс. Вот что писал тот же журнал, комментируя новую Программу партии:
«Сближение и расцвет наций… протекает не стихийно, а планомерно… В нашем многонациональном государстве это осуществляется в процессе единого государственного планирования» (там же).
Известный советский статистик П. Подьячих в своей книге «Население СССР» (1961, стр. 111–112) приводил данные, которые должны были доказать, что, во-первых, происходит специальная внутригрупповая ассимиляция в форме «узбекизации», «таджикизации», «грузинизации», «аваризации» — когда малые народности среди названных народов просто причисляются к основному народу, во-вторых, происходит и другой, параллельный, процесс межгрупповой ассимиляции в форме «интернационализации». Это означает в данном случае как «языковую консолидацию» внутри славянской группы на основе языка «ведущей социалистической нации», т.е. русификацию украинцев и белорусов, так и переход к интернационализации неславянских народов. На это указывает и цитированный выше автор, не называя процесс своим именем — русификацией, когда кончает свой анализ следующим выводом:
«Материалы переписи показывают, что параллельно консолидации происходит ассимиляция» (Подьячих, там же).
В результате такой манипуляции со статистикой в «Переписи населения СССР» 1959 г. было названо только 108 наций и народностей, но уже в статистике 1979 г. их оказалось 119.
Руководство Брежнева отошло от политики окольной русификации через промежуточный этап «зональных языков» и «зональной ассимиляции». Оно предпочло прямой путь «интернационализации» всех языков на основе языка державной нации — языка Ленина. Но и тут началась новая манипуляция — да еще с «приписками» по двум вопросам в бланках переписи — в отношении «родного языка» и «второго языка» опрашиваемого. «Приписки» здесь явно очевидны, особенно среди «младших славянских братьев» — украинцев и белорусов. Если за 300 с лишним лет пребывания Украины в составе царской и советской России признали русский язык родным лишь 12 %, то только за 20 лет — с 1959 по 1979 год — это число у украинцев поднялось на пять процентов, а у белорусов даже на десять процентов (с 15 до 25 процентов). Но тут совершить «приписку» не большая проблема, все-таки все три нации легко понимают язык друг друга, а вот в Средней Азии и на Кавказе за тот же период произошел лингвистический «взрыв» в отношении признания русского языка своим «вторым языком», хотя число признавших его «родным языком» колеблется вокруг нуля. Свидетели переписи рассказывают, что «вторым языком» признавали русский у всех тех националов, кто мог отвечать по-русски на пару несложных вопросов, а также у национальных детей в школах и детсадах с обучением на русском языке. Только странно, что в русской художественной литературе ее герои из националов, окончившие даже русские средние и высшие школы, разговаривают на исковерканном русском языке, не говоря уже о неистребимом акценте кавказцев. Советские авторы вспоминают теперь задним числом и грузинский акцент самого «отца народов». Не без ехидства шушукаются о том же акценте у Шеварднадзе, но тут какой-то остряк заметил: Шеварднадзе назначили не диктором московского радио, а министром иностранных дел. Сойдет.
Пропаганда и навязывание русского языка нерусским народам сопровождается намеренным унижением национальных языков, как «бесписьменных, «младописьменных» (Туркестан) или «бесперспективных» языков (Украина, Белоруссия). Что у кремлевских великодержавников только на уме, то у их низовых функционеров на языке, когда они проводят политику «интернационализации» на практике. Бесчисленны примеры намеренного и грубого оскорбления национального чувства даже у такого большого и древнего народа как украинский. Вот только пара примеров из вполне марксистско-ленинской книги Ивана Дзюбы «Интернационализм или русификация?». На одном из украинских предприятий состоялся литературный вечер на украинском языке. Русский председатель фабзавкома прервал чтение стихов криком: «Переводите ваше выступление на человеческий язык, мы не понимаем язык Бандеры».
Другой пример. В деле известного украинского писателя и диссидента Василия Стуса, погибшего в лагере, лежало показание свидетеля: «Василий Стус — явный националист, ибо упорно разговаривает только на украинском языке».
Книга эта была составлена с ведома или даже при поддержке ЦК партии Украины. Дзюба сел за нее в тюрьму, а члена Политбюро и первого секретаря ЦК Украины Шелеста сняли за «национализм». Да, заметят мне, все это происходило в эру Брежнева — в эру коррупции, «застоя» и «негативных явлений». Теперь мы живем в эру «революционной перестройки» во всех сферах, в эру «гласности и демократизации», в эру «нового мышления» и «новой психологии». Но вот беда — ни «перестройка», ни «новое мышление» не затронули область национальных отношений. Только с новой перестройкой перестроились и великодержавники и их местные вассалы и функционеры. Как долго такая ситуация продлится, неизвестно, однако новые примеры утонченной великодержавности не могут не тревожить, тем более, что великодержавникам предоставляет трибуну орган самого ЦК «Правда». Пара примеров и на этот счет. Член-корреспондент Академии Наук СССР О. Трубачев очень недоволен тем, что украинцы и белорусы претендуют на приоритет как в образовании древнеславянского государства «Киевская Русь», так и начальной славянской письменности. Он пишет в «Правде» от 28 марта 1987 г.:
«Доходит до того, что сейчас в научной литературе, да и у широкой общественности набрало силу мнение, что якобы неудобно называть нашу начальную письменность и ее язык русскими, поскольку это общее наследие языка и культуры не одних русских, но и украинцев и белорусов. Вот пример, когда из верной посылки делаются неверные выводы. Ведь Русь X–XI веков никак себя иначе не называла, а только Русью… Ясно одно: живущая с древности традиция названий «Русь», «русский», «Русская земля» не должна легковесно отменяться или заменяться»…
В авторе сказывается не объективный историк, а заносчивый полемист с нескрываемым душком шовиниста. Этим собственно объясняется, что автор в своих длинных рассуждениях на данную тему тщательно избегает употреблять общепринятое как в русской, так и западной исторической науке понятие: «Киевская Русь». Страшно недоволен автор и тем, что народы союзных республик не проявляют никакого энтузиазма в деле овладения русским языком. Он пишет:
«Из союзных республик, особенно из Средней Азии, поступают сигналы (какой академический язык! — А. А.) об ухудшении владения русским языком».
В связи с этим он приводит «возмутительный» пример. Оказывается, был случай, когда национальный научный работник приезжал в Москву на заседание Всесоюзной аттестационной комиссии со своим переводчиком. Автор говорит:
«Советский ученый, не знающий русского языка, — это нельзя назвать нормальным явлением».
