Между тем в Бреслау стояла не по-весеннему жаркая погода. Хуго Эртунг, которому мы обязаны многими ценными наблюдениями о жизни осажденного Бреслау, 27 апреля записал: «25 °C в тени. Во второй половине дня я поднимаюсь на башню, где устроен наблюдательный пункт. Через перископический бинокль я могу разглядывать территорию за речкой Вайда, которая занята противником. Я вижу оставленные русские самолеты, вокруг которых передвигаются крохотные фигурки: неприятель! Территория между нашими позициями цветет и выглядит достаточно мирно. Кидаю мучительный взор на юг, где виднеются выгоревшие дома и разрушенные башни. Я узнаю водонапорную башню на Вишневой аллее и непосредственно рядом с ней располагающуюся колокольню церкви Святого Иоанна. Между этими строениями когда-то располагалась наша квартира, в которой мы были очень счастливы. Вчера полковник показал мне снимки Гогенцоллерн-штрассе, сделанные во время аэросъемки. Я увидел на них руины нашего дома».
Осада Бреслау шла «семимильными шагами» к своему завершению, но в самой крепости продолжали выносить смертные приговоры «дезертирам». Хуго Хартунг описал в своей книге случай, который произошел 25 апреля 1945 года: «К нам на командный пункт привели дезертира. Это был ремесленник из Бреслау, отец нескольких детей, который пытался уклониться от ставшей давно уже бессмысленной обороны города, чтобы помочь выжить своей семье. Мужчина прилично выглядел и вел себя подобающе. Когда полковник стал расспрашивать о причинах его поступка, тот не стал отвечать. Он знал, что судьба уже вынесла свой приговор. Допрос превратился в форменное издевательство, когда в дело вступил молодой лейтенант. Он стал поносить мужчину самыми грязными словами, заявляя, что на него даже жалко тратить пулю… Вечером того же дня этот же самый лейтенант вновь прибыл на командный пункт, чтобы уточнить, приведен ли приговор в исполнение». Потрясает, что жизнь многих немцев, которые не видели смысла в продолжении войны, закончилась буквально за несколько дней до капитуляции Германии!
День 30 апреля 1945 года был ознаменован в истории Второй мировой войны несколькими событиями. Именно тогда достигли своего апогея бои за Бреслау и Берлин. Именно в этот день советские войска вышли к рейхсканцелярии, которая на протяжении всей битвы за германскую столицу была командным пунктом, откуда отдавал свои приказы Гитлер. Не желая сдаваться советским войскам в плен, в районе 15 часов он застрелился. В своем политическом завещании Гитлер сделал своим преемником гросс-адмирала Денница. 1 мая из ставки фюрера было сделано официальное сообщение: «Сегодня после обеда погиб фюрер Адольф Гитлер, который во имя Германии до последнего вздоха боролся против большевизма». Данное сообщение было вдвойне ложным. Во-первых, указывалась неправильная дата смерти. Во-вторых, ни слова не говорилось о самоубийстве Гитлера. Данное сообщение 1 мая 1945 года моментально распространилось по всему Бреслау. Это был явный признак крушения Третьего рейха, которого можно было ожидать со дня на день. В самом Бреслау о смерти Гитлера было объявлено дважды. Огромными буквами в 118-м выпуске «Силезской ежедневной газеты» (фронтовое приложение) от 2 мая 1945 года сообщалось о «геройской гибели» фюрера. Одновременно с этим по частям был распространен приказ генерала Нихофа. В-нем, в частности, говорилось: «Защитники крепости Бреслау! В судьбоносной борьбе немецкого народа героически погиб фюрер. 30 апреля фюрер передал командование своему преемнику гросс-адмиралу Денницу». Это воззвание в виде желтых плакатов было развешано на всех улицах города.
Как же было воспринято известие о смерти Гитлера в осажденной «крепости»? В документах нашлось лишь два упоминания на данный счет. Конрад Бюхзель записал: «Эта смерть будет иметь огромные политические и военные последствия». Напротив, Альфонс Буххольц высказывал весьма скептическое мнение: «Сообщение о подобном виде смерти вызывает огромные сомнения. Пожалуй, он умер от кровоизлияния в мозг или чего-то подобного». А далее говорит о преемственности Денница: «Это назначение предельно абсурдно. Передача ему политической и военной власти является, скорее всего, результатом вынужденных обстоятельств».
По сравнению с голосами из Бреслау, где не знали о самоубийстве Гитлера, звучали и весьма авторитетные мнения. В журнале боевых действий командования Вермахта есть запись относительно бывшего начальника генерального штаба Люфтваффе генерала Колера, который до 22 апреля находился в непосредственной связи с Гитлером. Так вот, Колер заявил генералу Христиану, который в аппарате фюрера отвечал за связь: «Гитлер втянул нас в огромные неприятности, а теперь бросил всех нас, весь народ на произвол судьбы». Сам Колер записал в своих дневниках: «Когда ему (Гитлеру) сообщили о том, что директор Лойне со своей женой подорвали себя, а также обер-бургомистр Лейпцига со всей своей семьей совершили самоубийство (в обоих случаях в условиях приближающихся вражеских войск), то он гневно возразил: „Никогда! Это трусливое стремление уйти от ответственности! Я больше никогда не хочу слушать о подобных вещах!“ Теперь он сделал то же самое».
В течение нескольких дней жители Бреслау не имели никаких препятствий для того, чтобы слушать иностранные радиостанции (немецкое радио полностью прекратило свое вещание). 1 мая 1945 года Хуго Эртунг записал: «Теперь все разговоры крутятся только вокруг одного: как мы будем жить дальше после ЭТОГО? В подвалах оперного театра располагалось помещение для караульной службы, там не считали зазорным слушать немецкоязычную службу Би-би-си. Только так можно узнать правдивые новости. Бои за Берлин фактически уже прекратились, американцы взяли Мюнхен и Гармиш. Что же будет с нами?» Смерть Гитлера фактически ничего не изменила ни в ходе боев за Бреслау, ни в условиях жизни мирного населения. Единственное, что произошло в этой связи, так это полная дезориентация партийных функционеров. Уверенность стала покидать их.
После того как во второй половине апреля 1945 года частям Красной Армии удалось добиться немалого успеха в Бреслау, советское командование предпочло поменять тактику. Вместо артиллерийского огня было решено использовать политическую пропаганду. Призывы, звучавшие из громкоговорителей, раздавались над всеми участками фронта. Регулярно сообщалось о положении на фронтах, что должно было привести защитников крепости к мысли бессмысленности продолжения борьбы. В этих условиях генерал Нихоф мог полагаться на себя и свой штаб. С одной стороны, к концу подходили боеприпасы. Но с другой стороны, советским войскам не удалось пробиться к центру города. Впрочем, в Бреслау уже знали, что столица рейха Берлин пал, а стало быть, в ближайшее время советские войска могли получить существенное подкрепление. Тем временем из советских динамиков агитаторы сообщали не только о смерти Гитлера, но и том, что Бреслау выполнило возложенную на него задачу, а потому его защитники были свободны от каких-либо присяг и обязательств. Но не стоило полагать, что советское командование рассчитывало только на силу пропагандистского внушения. В условиях многократного превосходства в боевой технике и живой силе оно не исключало возможности очередного штурма города. Генерал Нихоф прекрасно понимал это. Его соображения были подкреплены предложением майора Хамайстера, командира одного из саперных подразделений. Он предлагал нанести мощный удар по советским позициям на отрезке между Одером и станцией Пёпельвиц. Сам майор считал, что это было единственным выходом из сложившейся ситуации.
Бои за Бреслау близятся к концу. Фотография расчета самоходного орудия ИСУ-152
Итак, встал вопрос о прорыве из окруженного города. Несмотря на то что генерал Нихоф считал успех этой операции маловероятным, он все равно втайне от всех отдал приказ майору Отто и полковнику Тизлеру разработать план прорыва советского кольца окружения изнутри города. После нескольких дней работы офицеры доложили коменданту крепости, что прорыв кольца окружения был бессмысленной, безответственной и неосуществимой затеей. Данное наступление захлебнулось бы в крови. Вопреки сохранению секретности данных разработок, среди населения стали распространяться различные слухи. Начался непредвиденный отток населения на юго-запад города. Даже если бы генерал Нихоф решился на прорыв, то в этих районах просто-напросто не нашлось бы места для военных частей — они все были плотно забиты гражданским населением. В этих условиях генерал Нихоф стал склоняться к решению о возможной капитуляции. После войны он, словно оправдываясь, говорил, что это решение было продиктовано не его слабостью или нерешительностью, но заботой о судьбах вверенных ему людей. Но даже это решение надо было принять в полной тайне, так как в противном случае город рисковал погрузиться в хаос. Важной задачей было навязать советскому командованию условия почетной сдачи города. Для начала по частям был распространен приказ: «Я продолжаю оставаться вашим командиром! Призываю в этот трудный час доверять мне как самим себе! Вы должны знать, что я выберу путь, который является лучшим для вас».
