- Скорей в вагон!
- С Богом!
- Садись у окна. Но смотри не простудись. Подними воротник.
Последние возгласы несутся из окон и дверей, застывают на губах оставшихся на перроне друзей, переходят во взмахи трепещущих на ветру платочков.
Состав оторвался от города.
Дым вытягивается в длинное облачко. Вспыхивают огненные языки над трубой. Скрипят колеса. Паровоз отдувается, катится вагон за вагоном. Еще виднеется блестящая от пота, освещенная пламенем голая спина кочегара.
Я возвращаюсь словно с похорон.
Поезд едет вдаль, а я иду назад, в город. Он похож на опустевший дом. Ну хоть деревья уцелели? Парят над крышами их воздетые руки. И тишина.
Или и впрямь весь город уехал?
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Белла всегда мечтала стать актрисой. И стала ею, играла на сцене, имела успех. Но вернулся из Парижа я и женился на ней. А потом мы уехали во Францию вместе. С театром было покончено навсегда.
Долгие годы ее любовь освещала все, что я делал. Но у меня было чувство, словно что-то в ней остается нераскрытым, невысказанным, что в ней таятся сокровища, подобные берущему за сердце "Жемчужному ожерелью". Ее губы хранили аромат первого поцелуя, неутолимого, как жажда истины.
Откуда эта скрытность от друзей, от меня, эта потребность оставаться в тени?
Так продолжалось до последних, проведенных в изгнании лет, когда в ней пробудилась еврейская душа, ожил язык предков.
Стиль, в котором написаны "Горящие огни" и "Первая встреча", - это стиль еврейской невесты, изображенной в еврейской литературе.
Она писала, как жила, как любила, как общалась с друзьями. Слова и фразы ее подобны мареву красок на полотне.
С кем сравнить ее? Она ни на кого не похожа, она одна-единственная, та Башенька-Беллочка, что смотрелась в Двину и разглядывала в воде облака, деревья и дома.
Люди, вещи, пейзажи, еврейские праздники, цветы - вот ее мир, о нем она и рассказывает.
В последнее время я часто заставал ее читающей ночью в постели, при свете маленькой лампы, книги на идише.
- Так поздно? Давно пора спать.
Помню ее в номере загородной гостинцы за несколько дней до того дня, когда она уснула навечно. Как всегда свежая и прекрасная, она разбирала свои рукописи законченные вещи, наброски, копии. Подавив шевельнувшийся страх, я спросил:
- Что это вдруг ты решила навести порядок?
И она ответила с бледной улыбкой:
- Чтобы ты потом знал, где что лежит...
Она была полна глубокого, спокойного предчувствия. Словно вижу ее, как тогда, из гостиничного окна, сидящей на берегу озера перед тем, как войти в воду. Она ждет меня. Все ее существо ждало, прислушивалось к чему-то, как в далеком детстве она слушала лес.
Вижу ее спину, ее профиль. Она не шевелится. Ждет, размышляет и уже угадывает что-то потустороннее...
Смогут ли сегодняшние, вечно спешащие люди вникнуть в ее книги, в ее мир?
Или прелесть ее цветов, ее искусства оценят другие, те, что придут позже?
Последнее, что она произнесла, было:
- Мои тетради...
2 сентября 1944 года, когда Белла покинула этот свет, разразился гром, хлынул ливень.
Все покрылось тьмой.
Марк Шагал,
Нью-Йорк,
1947
Н.В. Апчинская. "ГОРЯЩИЕ ОГНИ" БЕЛЛЫ ШАГАЛ
В Библии Бог создает Еву из ребра Адама со словами: "Пусть она зовется жена, ибо от мужа взята она". До конца понять эту фразу можно, лишь зная, что на иврите, языке Священного Писания, слово "жена" - иша - происходит от слова "муж" - иш (1). А поскольку весь мир, по Библии, сотворен божественным Словом, очевидно, что единство первой пары, ставшей архетипом всех последующих, не фигуральное, а самое прямое.
Так же прямо, но с помощью пластических средств изображал Марк Шагал свое духовно-телесное единение с Беллой, автором предлагаемой читателю книги. Она была не только женой и главной любовью художника, но также его музой, героиней множества произведений и воплощением того вечно женственного начала, которое верующие иудеи именуют словом "Шхина".
Белла (Берта) Самойловна Розенфельд (1892 (?) - 1944) родилась в Витебске в семье богатого коммерсанта, владевшего несколькими ювелирными магазинами (2). Подобно Шагалу, она получила еврейское и русское образование. Окончила одну из самых престижных гимназий города (Мариинскую) и посещала в Москве известные женские курсы В. И Герье, где изучала историю, философию и литературу (темой ее диплома было творчество Достоевского) (3). Перед Первой мировой войной Белла училась также в столице актерскому мастерству в одной из студий, руководимых Станиславским. В 1915 году она вышла замуж за Шагала и разделила с ним тяготы военного и революционного времени, сопровождала в переездах из Витебска в Петроград и в Москву и далее - в Берлин и Париж.
Еще до отъезда из России Белла вынуждена была покинуть театр из-за травмы, полученной на репетиции. В дальнейшем ей удалось все же реализовать свои творческие возможности, но не на театральном, а на литературном поприще. В конце 20-х она перевела с русского на французский шагаловскую "Мою жизнь", а в середине 30-х начала писать собственные мемуары.
Толчком к их сочинению послужила поездка летом 1935 года в Вильно по приглашению созданного там Еврейского научного института (5).
Общение с еврейским населением Вильно и Варшавы, посещение там гетто и синагог произвели на Шагала и его жену тяжелое впечатление, и они вернулись во Францию с ощущением неотвратимо надвигающейся гибели восточноевропейского еврейства (6). Вскоре после приезда Белла приступает к работе над воспоминаниями детства, несомненно вдохновленными шагаловской автобиографией. Свою книгу она пишет на идише, языке детства. Пафос ее сочинения сродни тому, которым было во многом проникнуто и творчество Шагала, - запечатлеть и тем самым спасти от забвения черты еще полной жизни, но уже обреченной идишистской культуры. Но если Шагал воссоздавал эти черты, главным образом, кистью живописца, карандашом и пером рисовальщика или резцом гравера, то его жена рождает их с помощью слова. В ее писательстве нашли опосредованное выражение и ее актерские таланты: умение перевоплощаться в разных людей, думать и чувствовать, как они, говорить их языком. Сочинение мемуаров стало главным делом Беллы в Париже, в конце 30-х, и в Нью-Йорке, куда семья Шагала, спасаясь от нацистов, эмигрировала в 1941 году. В сентябре 1944-го Белла, заболев, умирает в американском госпитале, и ее предсмертные слова, по свидетельству мужа, были: "Мои тетради..." Они были вскоре изданы в Нью-Йорке в двух книжках. Первая, под названием "Зажженный огонь", вышла в 1945-м, вторая - "Первая встреча" - в 1947-м, обе - на том языке, на котором были написаны. В 1973 году, когда Шагал уже снова жил во Франции, две книги, сохранив заголовки и хронологическую последовательность, стали частями одной, опубликованной в Париже издательством "Галлимар" в переводе на французский дочерью Марка и Беллы - Идой. С этого издания и выполнен настоящий перевод.
В отличие от "Моей жизни", воспоминания Беллы целиком посвящены детству. В тексте отражены два как будто идущих навстречу друг другу устремления: "поиски утраченного времени" взрослой мемуаристкой и открытие мира ребенком - действующим лицом мемуаров. Название второй части "Первая встреча" - обозначает встречу героини и с будущим мужем, и с окружающей реальностью, впервые открывающейся детскому взору, и может быть отнесено ко всему повествованию. Но в его названии упомянуты огни, которые зажигаются (как правило, женщинами) в религиозные праздники и которые словно высвечивают для писательницы ее прошлое. Таким образом, заголовки указывают на две стороны описанной в книге жизни - мирскую и сакральную, причем подчеркнуто, что основой всего является именно сакральная.
Белла пишет о ней с глубоким сопереживанием. В каждую субботу, а также в Судный день, в праздники Кущей и Торы, в Хануку, Пурим или на Пасху забывались тяготы жизни и прекращалось само течение времени. Человек оказывался в совершаемой вновь и вновь Священной истории. Славили Творца всего сущего (Его имя было запретным и заменялось перечислением атрибутов), каялись в грехах, молили о прощении за совершенное в прошлом и о даровании благ в будущем. Очищенный покаянием, верующий восстанавливал связь с Богом и миром и соединялся с умершими близкими. Религиозный экстаз, горение души, устремленной к Богу, воплощались не только в молитвах и песнопениях, но и в огнях светильников. На страницах книги мать Беллы постоянно зажигает свечи или масляные светильники, ограждая их руками от враждебных сил, свой маленький светильник возжигает и Белла. В праздник Хануки день за днем прибавляются огни в храмоподобных восьмисвечниках, хануккиях, - память о чуде, происшедшем во времена Маккавеев, когда в Иерусалимском Храме восемь дней горел лишенный масла светильник. Все эти огни, даже погашенные, продолжают освещать будни, ибо в праздничные дни создается фундамент, непоколебимые устои повседневного уклада. Соответственно именно праздники образуют костяк посвященной этому укладу книги.
