Единственный путь оставался ему: доживать свои дни смиренным монахом, не рассчитывая более на высокие должности: «…решил постричься в монахи не ради благочестия, а из-за смятения и стыда».
По настоянию мужа и Элоиза надела на себя монашеское покрывало. «Многие жалели ее и пугали невыносимым для ее молодости бременем монастырских правил; но все уговоры были напрасны».
Философ с загубленной репутацией удалился простым монахом в Сен-Дени и спустя некоторое время возобновил преподавательскую деятельность. Но его жизнь в аббатстве не сложилось, так как Абеляр стал позволять себе разного рода критические замечания:
«Поскольку я часто и резко обличал их невыносимые гнусности как с глазу на глаз, так и всенародно, то я сделался в конце концов обузой и предметом ненависти для всех них».
Окончательно отношения испортились после того, как Абеляр «в шутливом тоне» рассказал, что наткнулся у Беды Достопочтенного на один пассаж, из которого следовало, что святой покровитель Сен-Дени был не знаменитым Дионисием Ареопагитом, первым епископом Афин, а мелким и малоизвестным святым Дионисием Коринфским. Это было ни больше ни меньше как прямое оскорбление достоинства аббатства. Взбешенные монахи назвали Абеляра еретиком, ему припомнили и некоторые суждения из его книг, расходящиеся с официальной доктриной, и подвергли суду. Бернар Клервосский произнес страстную речь, и по решению церковного собора престарелый философ был брошен в тюрьму. Впрочем, жалели его многие, понимая, что никакой реальной угрозы он не представляет, и вскоре Абеляру представилась возможность бежать. Он нашел прибежище в графстве Блуа.
Когда настоятелем Сен-Дени стал отличавшийся добротой Сугерий, он не стал преследовать старого Абеляра и согласился забыть обо всем при единственном условии: Абеляр останется жить за пределами домена французских королей. И хотя это условие не было выполнено (Абеляр еще не раз возвращался во Францию, становился аббатом, ссорился со своими монахами, вновь изгонялся), Сугерий никогда не вмешивался в его жизнь, в отличие от святого Бернара. Последний не мог смириться с тем, что Абеляр продолжал писать философские труды, где утверждал, что каждая религия содержит в себе зерно истины, поэтому христианство не может считать, что оно — единственно истинная религия. Это утверждение сделало его в глазах церкви наихудшим из еретиков.
Санский церковный собор 1140 года, где присутствовали Бернар Клервосский и сам король Франции Людовик VII, осудил сочинения Абеляра, обрек его книги на сожжение, запретив ему впредь писать. Больной и надломленный, философ удалился в монастырь Клюни. Там он и умер в 1142 году. Элоиза перевезла прах Абеляра в Параклет и там предала его земле.
«Торе королю Людовику, из-за которого мое сердце оделось в траур», — говорил трубадур Маркабрю устами юной девы, оплакивающей расставание с уходящим в Крестовый поход возлюбленным. Ему вторит и святой Бернар, с гордостью написавший папе Евгению: «Я повиновался вашему повелению, и высокое достоинство повелевающего способствовало послушанию. Когда я проповедовал и говорил, число их умножалось. Замки и города стоят пустыми, семь женщин едва могут найти одного мужчину: так везде остаются вдовы при живых мужьях».
Но далеко не все дамы пожелали оставаться дома, те, кому позволяли средства, социальное положение и здоровье, отправились в этот поход вслед за своими мужьями. Среди них были графиня де Блуа, Сивилла Анжуйская, графиня Фламандская, Федида Тулузская, Флорина Бургундская и конечно же, сама королева Франции.
Двадцатипятилетняя красавица Алиенор везла с собой множество ковров, чтобы расстилать их во время привалов, несколько палаток, массу платьев, словно собиралась не на войну, а на бал, ворох шуб на случай холодов, целую кипу вуалей, чтобы уберечь свою кожу от загара, сундуки с драгоценностями, помадами и всевозможными косметическими средствами. Ее сопровождало множество служанок и своя кухня. Она мечтала освободить «Гроб Господень», но ради этого не собиралась отказываться ни от услуг своих камеристок, ни от хотя бы относительного комфорта. Примеру королевы последовали и другие дамы, следствием чего стал огромный обоз, потянувшийся вслед за войском. Это не нравилось ни военачальникам, ни церковникам. Одни вполне обоснованно полагали, что столь большое количество невоенных людей снизит боеспособность крестоносцев, а другие бичевали распутство, которое неминуемо должно было стать следствием обилия в войске женщин.
С этим походом связана одна из самых романтических легенд Средневековья — о Далекой Даме и влюбленном в нее трубадуре.
«Джауфре Рюдель, сеньор Блайи, был муж весьма знатный. Заочно полюбил графиню Триполитанскую, по одним лишь добрым слухам о ее красоте и куртуазности, шедшим от пилигримов, возвращавшихся домой из Антиохии. И сложил он о ней множество песен, и напевы их были очень хорошие, но слова простые. Итак хотел он узреть ее, что отправился в Крестовый поход и пустился плыть по морю. На корабле одолела его тяжкая болезнь, так что бывшие с ним считали его уже умершим и, доставивши в Триполи, как мертвого, положили в странноприимном доме. Графине же дали знать об этом, и она подошла к нему, к самому его ложу; и заключила в свои объятия. Сразу узнал он, что то сама графиня, и вернулись к нему слух и чувства. И воздал он славу Господу за то, что сохранилась ему жизнь, пока он ее не узрел. Итак он и умер у нее на руках. И повелела она похоронить его с великими почестями при храме тамплиеров, сама же по великой горести о нем в тот же день постриглась в монахини».
На Ближнем Востоке в XII веке существовало несколько христианских государств: Иерусалимское королевство, герцогство Антиохия, графство Триполи. Им правил Раймунд II, чьей женой была Годиэрна де Ретель. Эта дама действительно славилась своей красотой, умом, образованностью и силой характера. Притчей во языцех стали и ее любовные похождения. Считается, что именно она могла быть «Далекой любовью» поэта и именно к ней обращены строки:
«Я верой в Господа согрет —
И встречусь я с любовью дальней.
Но после блага жду я бед,
Ведь благо — это призрак дальний.
Стать пилигримом буду рад,
Чтоб на меня был брошен взгляд,
Прекраснейший в земной юдоли».
Однако Годиэрна никогда не уходила в монастырь, и к тому же в одной из версий легенды названо совсем иное имя — Мелисанда. Так звали дочь прекрасной графини, чья судьба тоже достойна упоминания.
К девушке посватался овдовевший византийский император Мануил, но их брак не состоялся, хотя все было сговорено и даже приданое погрузили на корабль. Дело в том, что стоило Мелисанде подняться на борт, как ею немедленно овладевала жестокая хворь: «Посему откладывая со дня на день отплытие, они напрасно теряли время, ибо только лишь немного облегчались ее страдания и она казалась благонадежной для отплытия, страшная болезнь вдруг будто нарочно возвращалась к ней, и тогда, уложенная в постель, она тряслась всем телом и подвергалась жестоким судорогам, а затем следовали жар, синева под глазами и изнеможение. Цвет глаз, прежде сиявший какой-то прелестью, быстро изменялся и становился мрачным. Всякий, видя, как вянет преждевременно этот цветок, проливал слезы».
Этот недуг привел к тому, что о девушке поползли разнообразные сплетни: что она скрывает тайную беременность, что она вовсе не дочь Раймунда, а прижита Годиэрной от любовника… Эти слухи лишили Мелисанду возможности стать византийской императрицей. Отказ Мануила от обещаний настолько возмутил Раймунда III, что на собранные для приданого деньги он нанял целый флот пиратов, приказав им разорить побережье византийского Кипра. Ну, а хворая Мелисанда ушла в монастырь, как и героиня легенды. Там она и умерла, не дожив до зрелых лет.
Сказочный Константинополь
Причины неудачи Второго крестового похода многократно проанализированы и разобраны по косточкам в специальных исследованиях. Кто-то напоминает о многочисленных ошибках самих крестоносцев; кто-то винит во всем византийского императора-интригана. Мы не претендуем на полноту освещения всех фактов, мы рассмотрим только то, что имеет непосредственное отношение к судьбе Алиенор.
Армия крестоносцев была огромна, кроме Людовика в походе участвовал еще и германский император Конрад. Как ни парадоксально, но именно слишком большая численность войск, вкупе с крайне плохой организацией и послужила главной причиной их поражения. Неприятности начались уже в Восточной Европе: многомиллионная армия опустошала городские рынки и запасы крестьян. Продовольствие все больше дорожало.
