Ознакомительная версия.
Дремлюга дополнительно излагал мотив гласности. Да, я тоже, безусловно, хотела предать свой протест гласности – других целей я не преследовала. Прокурор предлагал для примера Александровский сквер. Не думаю, что в этом случае последствия для нас были бы иные. В каком бы месте это ни произошло, результат был бы аналогичен.
Была ли у нас договоренность о встрече на Красной площади? Я обращаюсь к этому вопросу, хотя такая договоренность и не может вменяться в вину по данной статье.
Прокурор считает, что показания свидетелей подтверждают «преступный сговор». На этот счет не имеется свидетельских показаний. Из нас же никто не подтверждает сговора и не отрицает – мы просто отказываемся давать показания. Лгать мы не пытались, а говорить об этом для каждого означало бы говорить о других людях, чего никто из нас не желает. Отвечая на вопрос, был ли это сговор или случайное совпадение, Литвинов привел еще один вероятный вариант. Я повторяю его, хотя не утверждаю, что это было именно так. Допустим, что от каких-то третьих лиц могла исходить информация о предстоящем выражении протеста в таком-то месте и в такое-то время. Кроме того, как я уже говорила, я не делала секрета из своих намерений пойти на Красную площадь. Но я и не утверждаю, что говорила об этом именно людям, сидящим на этой скамье.
Еще раз указываю, что я выразила бы свой протест и в том случае, если бы я была одна.
Считаю, что я ответила на все пункты обвинения по ст. 1901 и 1903.
О ссылке на ст. 125 Конституции СССР. Я тоже знаю Конституцию. Приводя отдельные статьи Конституции, прокурор упрекал нас в невыполнении статьи 112. Мне известны статьи не только о наших правах, но и об обязанностях. Свои трудовые обязанности я старалась исполнять добросовестно. Прокурор напомнил Литвинову о второй части статьи 125 Конституции, утверждая, что свобода демонстраций гарантируется только тогда, когда демонстрация направлена на укрепление социалистического строя. Я эту статью понимаю так: свободы гарантируются в целях укрепления социалистического строя и в интересах трудящихся СССР. Последнее: сроки наказания, предложенные прокурором. Безусловно, ссылка – более мягкий вид наказания, чем лагерь. Однако обращаю внимание суда на то, что статьи 1901 и 1903 предусматривают лишение свободы максимум на три года. Ссылка, правда, неполное лишение, ограничение свободы, но предложенные сроки начинаются с трех лет. Четыре года больше, чем три, тем более пять лет больше трех. Эта мера оказывается более жесткой, в то время как сама статья предусматривает и более мягкие виды наказания. Тем более что наказание этим не исчерпывается, поскольку впоследствии это означает весьма ограниченную свободу передвижения, невозможность свободного выбора места жительства, невозможность заниматься определенными видами работ и т. д.
Для себя я не прошу ни о чем. Прошу обратить внимание суда на вопрос о мере наказания для Делоне.
Судья: У каждого подсудимого есть свой адвокат, говорите о себе.
Богораз: Хорошо. Последнее к обсуждению вопроса о мере наказания: я по-прежнему считаю, что для какого бы то ни было уголовного преследования по ст. 1901 и 1903 моя вина не доказана, и поэтому прошу оправдательного приговора.
22 часа 45 мин. Конец второго дня
11 октября 1968 года, ю. оо
Суд предоставляет подсудимым последнее слово.
Последнее слово Ларисы Богораз
Сначала я вынуждена заявить нечто, к моему последнему слову не относящееся: в зал суда не допущены мои друзья и родственники – мои и других подсудимых. Тем самым нарушена ст. 18 УПК, гарантирующая гласность судебного разбирательства.
В последнем слове я не имею возможности и не намерена – здесь и сейчас – обосновывать свою точку зрения по чехословацкому вопросу. Буду говорить только о мотивах своих действий. Почему я, «будучи несогласна с решением КПСС и советского правительства о вводе войск в ЧССР», не только подала заявление об этом в своем институте, но и вышла на демонстрацию на Красную площадь?
Судья: Не говорите о своих убеждениях. Не выходите за рамки судебного разбирательства.
Богораз: Я не выхожу за рамки судебного разбирательства. Был такой вопрос у прокурора. В ходе судебного разбирательства был поставлен вопрос о мотивах, и я имею право остановиться на этом. Мой поступок не был импульсивным. Я действовала обдуманно, полностью отдавая себе отчет в последствиях своего поступка.
Я люблю жизнь и ценю свободу, и я понимала, что рискую своей свободой, и не хотела бы ее потерять.
Я не считаю себя общественным деятелем. Общественная жизнь – для меня далеко не самая важная и интересная сторона жизни. Тем более политическая жизнь. Чтобы мне решиться на демонстрацию, мне пришлось преодолеть свою инертность, свою неприязнь к публичности.
Я предпочла бы поступить не так. Я предпочла бы поддержать моих единомышленников – известных людей. Известных своей профессией или по своему положению в обществе. Я предпочла бы присоединить свой безымянный голос к протесту этих людей. Таких людей в нашей стране не нашлось. Но ведь мои убеждения от этого не изменились. Я оказалась перед выбором: протестовать или промолчать. Для меня промолчать – значило присоединиться к одобрению действий, которых я не одобряю. Промолчать – значило для меня солгать. Я не считаю свой образ действий единственно правильным , но для меня это было единственно возможным решением.
Для меня мало было знать, что нет моего голоса «за», – для меня было важно, что не будет моего голоса «против».
Именно митинги, радио, сообщения в прессе о всеобщей поддержке побудили меня сказать: я против, я не согласна. Если бы я этого не сделала, я считала бы себя ответственной за эти действия правительства, точно так же, как на всех взрослых гражданах нашей страны лежит ответственность за все действия нашего правительства, точно так же, как на весь наш народ ложится ответственность за сталинско-бериевские лагеря, за смертные приговоры, за…
Прокурор: Подсудимая выходит за рамки обвинительного заключения. Она не вправе говорить о действиях советского правительства, советского народа. Если это повторится, я прошу лишить подсудимую Богораз последнего слова. Суд имеет на это право по закону.
Адвокат Каминская: Происходит некоторое недопонимание того, что говорит Богораз. Она говорит о мотивах своих действий. Когда в совещательной комнате суд будет принимать решение, он должен будет учитывать эти мотивы, и вы должны их выслушать.
Адвокат Калистратова: Я присоединяюсь к Каминской. От себя хочу добавить: прокурор не прав, когда говорит о возможности лишить подсудимого права на последнее слово. Такого нет в кодексе. В законе сказано лишь, что председательствующий имеет право исключить из речи подсудимого элементы, не имеющие отношения к делу.
Судья: Заявление прокурора считаю основательным. ( К Богораз :) Вы все время пытаетесь говорить о своих убеждениях. Вас судят не за ваши убеждения, а за ваши действия. Рассказывайте о конкретных действиях. Суд делает вам замечание.
Богораз: Хорошо, я учту это замечание. Мне тем более легко его учесть, что пока я даже не коснулась моих убеждений и ни слова не говорила о моем отношении к чехословацкому вопросу. Я исключительно говорила о том, что побудило меня к действиям, в которых я обвиняюсь.
У меня было еще одно соображение против того, чтобы пойти на демонстрацию (я настаиваю на том, что события на Красной площади должны называться именно этим словом, как бы их ни именовал прокурор). Это – соображение о практической бесполезности демонстрации, о том, что она не изменит ход событий. Но я решила в конце концов, что для меня это не вопрос пользы, а вопрос моей личной ответственности. На вопрос о том, признаю ли я себя виновной, я ответила: «Нет, не признаю». Сожалею ли я о случившемся? Полностью или частично? Да, частично сожалею. Я крайне сожалею, что рядом со мной на скамье подсудимых оказался Вадим Делоне, характер и судьба которого еще не определились и могут быть искалечены лагерем. Остальные подсудимые – вполне взрослые люди, способные сделать самостоятельный выбор. Но я сожалею, что талантливый, честный ученый Константин Бабицкий будет надолго оторван от семьи и от своей работы. ( Из зала: «Вы о себе говорите!» )
Судья: Требую немедленно прекратить выкрики! В случае необходимости буду немедленно удалять из зала. ( К Богораз :) Суд делает вам третье замечание. Говорите только о том, что касается лично вас…
Богораз ( резко ): Может, представить вам конспект моего последнего слова? Не понимаю, почему я не могу говорить о других подсудимых.
Прокурор закончил свою речь предположением, что предложенный им приговор будет одобрен общественным мнением. Суд не зависит от общественного мнения, а должен руководствоваться законом. Но я согласна с прокурором. Я не сомневаюсь, что общественное мнение одобрит этот приговор, как одобряло оно аналогичные приговоры и раньше, как одобрило бы любой другой приговор. Общественное мнение одобрит три года лагерей молодому поэту, три года ссылки талантливому ученому. Общественное мнение одобрит обвинительный приговор, во-первых, потому, что мы будем представлены ему как тунеядцы, отщепенцы и проводники враждебной идеологии. А во-вторых, если найдутся люди, мнение которых будет отличаться от «общественного» и которые найдут смелость его высказать, вскоре они окажутся здесь ( указывает на скамью подсудимых ). Общественное мнение одобрит расправу над мирной демонстрацией, состоявшей из нескольких человек.
Ознакомительная версия.
