Даже называясь христианами, европейцы искали внутри себя различия. И находили их! (Не удивительно, что сегодня в христианском мире уже 97 Церквей, значит, 97 «истин», потому что каждая Церковь имеет в чем-то свой взгляд на религию, отличный от остальных.)
Разделение Церкви — это в конечном счете деление сфер в политике. Ничего иного здесь нет. Оно началось с XI–XII веков, потому что не сразу кипчаки позволили ему свершиться: они отчаянно сопротивлялись Судьбе и сами ускоряли неминуемый конец.
Честолюбивые тюрки, как дети, всегда стремились кому-то что-то доказать. Это у нас в крови. А великодушие в мире взрослых губительно.
Так в VI веке Дешт-и-Кипчак бросил вызов остальной Европе. Тогда религиозные фанатики устроили избиение евреев и изгнание иудеев из Палестины: Церковь стремилась утвердить свою власть через очищение ее от иудаизма… Было такое.
Несомненно, это — политика и только политика, которая для маскировки носила религиозный характер (не о вере же в ней шла речь?). А в политике, как и в шахматах, на ход противника полагается отвечать. Византия глубокомысленно промолчала.
Ответили кипчаки: они себе в ущерб, но в пику всем дали приют пострадавшему без вины еврейскому народу. Продемонстрировали, что заповедь «Блаженны милостивые» в Степи соблюдают не на словах.
В степных станицах с VI века едва ли не обязательными стали еврейские кварталы с синагогами — джугут-аулы. Евреям на правах граждан (а не рабов!) разрешили участвовать в жизни Дешт-и-Кипчака, исключая службу в армии, которой они не выдерживали. Ни один народ не имел столько прав и свобод у тюрков, как еврейский. В Хазарии, например, они вели торговлю, политическую переписку. Общались с собратьями, укрывшимися в Испании. Словом, степняки полностью доверяли им, за что и поплатились.
Это их покровительство дало недругам повод говорить об «иудаизации» Хазарского каганата, следовательно, об изоляции Дешт-и-Кипчака как разносчика «еврейской» заразы.
К слову, как показали археологические раскопки, в древних хазарских городищах никаких иудейских предметов религиозного культа нет. Джугут-аул был вне стен города… Упоминания Моисеем Каганкатваци и Моисеем Хоренским об интересе хазарского кагана к иудейской вере надо читать только в контексте с принятием изгнанных евреев. И все.
А рассказ о выборе каганом веры — не более чем очередная фальшивка, автор которой известен. Не случайно легенда точно такого же содержания, но с «положительным» исходом написана той же рукой для Киева… В Москве всегда знали, как побольнее уколоть тюрков.
И никто не объяснял, зачем кагану испытывать веру, если он исповедовал Тенгри? Но этой фальшивкой демонстрировали ненавязчиво, что тюрки якобы были язычниками и безбожниками. Словом, «погаными татарами»…
Конечно, соседство двух народов — кипчаков и евреев — приносило обоюдную выгоду. Евреи показали себя неплохими ремесленниками, торговцами. Кипчаки охраняли джугут-аулы, как свои. Без преувеличения, именно кипчаки спасли еврейский народ от неминуемой гибели, на которую его обрекли европейцы.
К сожалению, и это забылось. Даже евреи не вспоминают, тоже рисуют нас злодеями.
Историкам не одного поколения придется вырывать из цепких лап забвения Великую Степь и всю тюркскую культуру, распутывать хитросплетения интриг и злых умыслов… Трудно быть сильным в мире, где правят бал ложь и предательство. Судьба Степи тому лучшее подтверждение.
Византийские, римские и русские историографы не просто чернили степняков. Деля их наследство, они не оставили места Дешт-и-Кипчаку на исторической карте. Повернули так, будто и не было степной страны с ее неуемным народом, принесшим Европе веру.
Впрочем, грешили тем же и китайцы, которых тюрки покорили раньше, чем европейцев. Они мастерски повели политику, тонко играя на благородстве, честности и доверчивости алтайского народа… Попали в самую точку.
Китайцы стали стравливать тюркских правителей. Они первыми додумались воевать с сильным врагом руками самого же врага. Им удалась дьявольски хитрая игра!
Микроб раздора, как ржа, проник в тюркское общество, он передавался с молоком матери: так ненавидеть друг друга, так завидовать друг другу умеют только тюрки, у которых родной брат порой страшнее лютого врага. Верят всем, только не своим. Своих они ненавидят. Так и живут со злобой в душе. Со злобой и завистью.
Вот почему немало восточных земель Дешт-и-Кипчака в середине VII века вошло провинциями в Китайскую империю. Там, на этих землях, тоже жили тюрки, но обманутые: пожелавшие иметь над собой власть китайского императора, но только не своего кагана… Поразительная картина, мир словно перевернулся. Если во времена строительства Китайской стены китайцы бежали к тюркам на Алтай (помните, «там жить веселее»), то теперь стало все с точностью до наоборот.
Правда, каган восточных тюрков хан Кутлуг отбил у китайцев дерзко присвоенные земли. Было даже время, когда его воинов (печенегов) признали другие каганы. На несколько лет после его добрых дел восстановился хрупкий мир в Дешт-и-Кипчаке. Но после смерти хана, которого степняки назвали Эльтериш-каган (Каган-Собиратель), междоусобицы вернулись в Степь.
Второго Кутлуга не нашлось… И уже забыто, что земли к северу от Китайской стены были тюркскими, что люди, жившие там, — тюрки.
Надо ли удивляться, что в VIII веке и Византия начала отходить от своего слабеющего союзника: Константинополь захотел сам вести политику, без тюрков. Но… знать тут же свергла самонадеянного императора. К власти пришла новая, Исаврийская династия.
25 мая 717 года Лев III Исавр сел на трон Византии. Выдающийся был человек. В жилах нового императора текла благородная тюркская кровь: он отлично владел оружием, страстно любил верховую езду, передав эту страсть сыну. (За что греки назвали его и его окружение «каваллинами», то есть «лошадниками».) Он родился в Сирии, в семье кипчаков, которые жили на Ближнем Востоке с IV века. Был христианином.
Едва он сел на престол, как ему выпало первое испытание: началось нашествие мусульман. Они вплотную подошли к Константинополю, их флот из 1800 судов занял бухту Золотой Рог. Свободной воды не было видно! Силы сошлись явно не равные. Штурм был неизбежен, угроза городу была явной.
Все думали, что конец неминуем, но только не Лев Исавр. Он один не испугался. Умело построил защиту, провел несколько боевых вылазок. А главное — применил новое оружие, которого мир еще не знал. Видимо, из Дербента, с берегов Каспия, ему привезли «адскую» смесь, приготовленную из нефти. Больше добыть такую было негде, только тюрки знали рецепт.
Бакинская нефть и решила исход битвы. Хотя оружие это почему-то назвали «греческим огнем». Лев Исавр выжег корабли неприятеля, как сухую траву в поле.
Мир еще не видел такой пылающей войны. Море горело. Это восприняли как чудо… Так «состоялся» новый император. Он умело повел и государственные дела, наладил торговлю. Вернул в страну золотое время. Назначил новые суды, введя законы, удивительно похожие на «Судебники», что были в Дешт-и-Кипчаке и у лангобардов.
«Мы поставили впереди земную справедливость — посредницу с небесным, она острее всякого меча в борьбе с врагами…» С этих слов начинался суд в Византии. С этих слов всегда начинался он в Великой Степи, у тюрков, верящих в справедливость только Небесного суда.
Нового императора отличал особый интерес к Дешт-и-Кипчаку. Он чувствовал в нем братское тепло. Византийцы-тюрки умно и легко повели здесь политику. Их принимали как родных. С ними дружили, с ними роднились. Складывался союз на века. Ради него Лев Исавр женил своего сына Константина на дочери хазарского кагана, ее звали Чичак (Цветок); она, приняв греческое крещение, взяла имя Ирина и с ним вошла в историю Византии. Выдающаяся женщина.
Лев Исавр, этот отчаянный кипчак, внес много «очень кипчакского» в культуру Византии. И вместе с тем сам же всю жизнь боролся с тюркским миром.
Это он велел уродовать иконы с изображением Тенгри в ответ на упрек за их «варварское» происхождение. То был поступок! Тогда, после Трулльского собора 695 года, в Церкви появились первые иконы с изображением Христа, до этого лик Христа не рисовали, вернее, рисовали его агнцем, то есть овцой… И надо было иметь большую смелость, чтобы не побояться ради нового поднять руку на старое.
По той же причине Лев Исавр нанес удар по монастырям Византии, которые только-только набирали силу. Он так и не дал им подняться до уровня католических.
Вместе с тем он старательно брал все лучшее, что было у тюрков в Исламе, за это современники называли его «сочувствующим мусульманам». И осуждали…
Хотя, может быть, все это тоже была политика?
Ведь Византия, объявив об «иконоборчестве», решила начать перемены в Восточной церкви. Успехи католиков не давали ей покоя. Она видела стремительное восхождение Рима. Новые власти своей новой восточной политикой желали не разрыва, а изменения отношений с Дешт-и-Кипчаком: в IX веке греки продиктовали условия. И у них получилось.
