не было столь очевидно, поскольку Господь помог своим сторонникам», – восклицала Кристина Пизанская [538]. Да и сама Жанна, как отмечал Панкрацио Джустиниани, казалась современникам настоящим чудом: «…многим шевалье… кажется, что она – великое чудо, когда они слышат, как она говорит о столь значительных вещах» [539]. Даже некоторые противники дофина Карла отмечали, сами того не желая, особый характер победы под Орлеаном. Так, бургундский хронист Ангерран де Монстреле писал, что Жанне удалось взять «весьма защищенный форт на мосту (Турель. – О.Т.), который был укреплен чудесным образом» [540].
Снятие осады с Орлеана доказывало, что отныне Всевышний встал на сторону французов и англичанам не остается ничего другого, как только опорочить сам факт их побед. Об этом говорило, в частности, письмо герцога Бедфорда, направленное им Карлу VII в сентябре 1429 г. В нем регент Франции заявлял, что завоевания французов добыты не «мощью и силой оружия», а при помощи «испорченных и подверженных суевериям людей, а особенно этой непристойной и уродливой женщины, которая одевается как мужчина и ведет развратный образ жизни» [541]. В так называемом «Английском ответе» на Virgo puellares (сочинение, подтверждавшее божественный характер миссии Жанны) утверждался справедливый характер войны, начатой англичанами, а французская героиня объявлялась не просто «проституткой, переодевшейся [скромной] девицей», но «женщиной, выдающей себя за девственницу» [542]. Распутницей и проституткой, по свидетельству очевидцев, называл Жанну и уже знакомый нам прокурор трибунала Жан д’Эстиве [543]. Именно в этой трактовке событий – победы, достигнутой благодаря проститутке, а не в честном бою, – можно, как мне кажется, увидеть отражение истории «плохой» Юдифи – той, что спасла родной город, пойдя на обман и совершив грехопадение. Действия обеих женщин расценивались в данном случае как незаконные и несправедливые.
Однако, как полагали многие исследователи [544], на обвинительном процессе не было сказано ни слова о несправедливом характере военных действий, предпринятых Жанной д’Арк против англичан, а в списке д’Эстиве отсутствовала статья, специально посвященная данному вопросу. Этот «пробел» кажется странным и вызывает удивление хотя бы потому, что на процессе по реабилитации, призванном развенчать буквально все обвинения, выдвинутые против девушки в 1431 г., тема справедливой войны стала одной из основных. С формальной точки зрения это несоответствие можно было бы объяснить церковным характером процесса, на котором рассматривались лишь вопросы веры, ведь передача Жанны светским властям уже после вынесения приговора являлась следствием ее вероотступничества: повторное впадение в ересь каралось исключительно смертной казнью. Тем не менее анализ списка д’Эстиве позволил, как мне кажется, уточнить до некоторой степени эту, ставшую уже классической схему [545].
На протяжении всего Средневековья дела о ереси, безусловно, всегда оставались в ведении церкви [546], тогда как колдовство (не говоря уже о проституции) еще с конца XIV в. рассматривалось во Франции как светское преступление [547]. Однако обстоятельства, при которых Жанна была передана руанским властям, указывают, что ее процесс не должен был стать исключительно церковным: в 1431 г. судьи допустили грубую процессуальную ошибку, отмеченную в 1456 г. в материалах по реабилитации:
– французскую героиню захватили на поле битвы, следовательно, она являлась военнопленной, что подтверждалось фактом уплаты за нее выкупа, чего не полагалось делать в том случае, если человек обвинялся в преступлениях против веры и должен был быть выдан церковным властям;
– о еретических взглядах Жанны никто ничего не знал, и именно потому, что основным ее занятием на тот момент считались военные операции (т. е. обвиняться она могла теоретически лишь в преступлениях, подпадавших под юрисдикцию светского суда);
– попав в руки епископа Кошона, девушка на протяжении всего процесса оставалась в светской тюрьме, ее охраняли английские солдаты, хотя церковный характер процесса предполагал помещение обвиняемой в церковную тюрьму, с более мягким режимом содержания и охраной, состоявшей из женщин [548].
На процессе по реабилитации отмечалось и еще одно важное нарушение процедуры: отсутствие в материалах дела решения светского суда, которому Жанна была передана для приведения приговора в исполнение. По правилам, утвержденным еще в конце XIII в. [549], бальи Руана не мог сразу же отправить обвиняемую на костер: он должен был изучить выводы следствия и подтвердить справедливость вынесенного решения своим собственным постановлением. Однако никаких дополнительных слушаний проведено не было, и никто не зачитал приговор светского суда перед казнью.
Об отсутствии приговора упоминали очевидцы событий: Жан Масьё [550], Пьер Кускель [551], Гийом Колль [552], Жан Моро [553], Жан Рикье [554], Жан Фав [555] и Пьер Дарон [556] отмечали состояние небывалой спешки, в котором пребывали судьи Жанны. Они так торопились доставить осужденную на место казни, что, как вспоминал Можье Лепармантье, он просто не смог понять, был ли зачитан вслух светский приговор [557]. Нарушение процедуры тем сильнее бросалось в глаза, что на процессе присутствовал бальи Руана со своими помощниками: об этом говорили видевшие его собственными глазами Пьер Бушье [558], Изамбар де Ла Пьер [559], Мартин Ладвеню [560]. Однако, по свидетельству Гийома Маншона, чиновник не пожелал уделить девушке должного внимания, приказав сопровождавшим ее солдатам: «Уводите, уводите» [561].
Несоответствия принятой процедуре наиболее полно были изложены в показаниях Лорана Гедона, занимавшего в 1431 г. должность лейтенанта бальи, а в 1456 г. – должность адвоката в светском суде Руана. Будучи юристом, справедливость собственных суждений он подтверждал ссылкой на похожий прецедент, имевший место некоторое время спустя после процесса Жанны д’Арк: «…заявил, что он присутствовал на [площади]Старого Рынка в Руане, когда была прочитана последняя проповедь, и находился там вместе с бальи, поскольку являлся тогда [его] лейтенантом. И был зачитан приговор, по которому Жанна передавалась в руки светского суда. Сразу же после того… без промедления, она была передана бальи; затем палач, не ожидая, чтобы бальи или свидетель (т. е. сам Гедон. – О.Т.), которым надлежало вынести [свой] приговор, произнесли его, схватил Жанну и отвел ее туда, где были уже приготовлены дрова [для костра] и где она была сожжена. И ему (свидетелю. – О.Т.) показалось, что это было сделано с нарушением процедуры, поскольку спустя некоторое время некий преступник по имени Жорж Фольанфан был точно так же после вынесения приговора церковным судом передан суду светскому, затем этот Жорж был отведен на рыночную площадь, и ему был зачитан светский приговор. Таким образом, он не был казнен столь же быстро» [562].
И все же заседание светского суда вполне могло изначально планироваться. Об этом, на мой взгляд, свидетельствовала первая часть списка Жана д’Эстиве, посвященная иным преступлениям Жанны – занятиям колдовством и проституцией. Основание для подобной гипотезы дает сравнение с близким по времени и по существу дела процессом Жиля де Ре, также обвиненного в
