Закат и падение Римской империи - Эдвард Гиббон

Преобразование римского законодательства Юстинианом. 527 год и сл. Когда Юстиниан вступил на престол, реформа римской юриспруденции представлялась хотя и трудной, но неизбежной задачей. В течение десяти столетий бесконечное разнообразие законов и одинаково веских юридических мнений наполнило несколько тысяч сочинений, которых самый богатый человек не был в состоянии купить и которых самый способный человек не был в состоянии изучить. Добывать книги было нелегко, и судьи, жившие бедняками среди стольких богатств, были вынуждены решать дела по своему невежественному усмотрению. Подданным, жившим в греческих провинциях, не был знаком язык законов, от которых зависели их жизнь и состояние, а варварский диалект латинов они лишь слегка изучали в академиях Беритской и Константинопольской. В качестве воина, жившего в иллирийских лагерях, Юстиниан был с детства хорошо знаком с этим диалектом; в своей молодости он изучал юриспруденцию и, сделавшись императором, избрал самых ученых восточных юристов, для того чтобы они помогали своему государю в задуманной реформе.

Трибониан. 527–546 годы. Теоретическим познаниям преподавателей содействовали практика адвокатов и опытность судей, а все предприятие воодушевлялось дарованиями Трибониана. Этот необыкновенный человек, бывший предметом стольких похвал и стольких порицаний, родился в Сиде, в Памфилии, и его гений, подобно гению Бэкона, усвоил все деловые и теоретические познания того времени. Трибониан писал и в прозе, и в стихах, выбирая самые разнообразные сюжеты, отличавшиеся и своей оригинальностью, и своей неясностью. Будучи хорошо знаком с греческой литературой, он при этом владел и латинским языком; произведения римских юристов хранились и в его библиотеке, и в его голове, и он усердно изучал все, что открывало путь к богатствам и отличиям. Из звания адвоката при трибунале преторианских префектов он возвысился до почетных должностей квестора, консула и государственного чиновника; его красноречию и мудрости внимали на происходивших у Юстиниана совещаниях, а зависть утихала от его вежливого и приветливого обхождения. Обвинения в нечестии и в корыстолюбии запятнали добродетели или репутацию Трибониана. При дворе, зараженном ханжеством и религиозной нетерпимостью, главного чиновника обвиняли в тайном отвращении к христианской религии и полагали, что он придерживается тех же атеистических и языческих убеждений, которые без достаточного основания приписывались последним греческим философам. Его корыстолюбие было более ясно доказано и сильнее давало себя чувствовать. Если при заведовании правосудием он действительно подчинялся влиянию подарков, то мы видели такой же пример на Бэконе, его достоинства не могли искупать его подлости, если он унижал святость своей профессии и если законы ежедневно издавались, изменялись или отменялись из низких расчетов на его личную денежную выгоду. Когда в Константинополе вспыхнул мятеж, громкие требования народа и, быть может, справедливое его негодование были удовлетворены удалением Трибониана от должности; но квестору скоро возвратили его прежнее официальное положение и до самой своей смерти, то есть в течение двадцати с лишком лет, он пользовался милостями и доверием императора. За свою пассивную и почтительную покорность он был удостоен похвал от самого Юстиниана, который был так тщеславен, что не замечал, как часто эта покорность переходила в самую грубую лесть.

Кодекс Юстиниана. 528, 529 годы. Что бы ни говорила лесть, восточный император не осмелился сделать из своего личного мнения основу правосудия; держа в своих руках всю законодательную власть, он обращался за помощью к прошлым временам и к чужим мнениям, и составленные им с таким тщанием компиляции охраняются авторитетом древних мудрецов и законодателей. Вместо статуи, вылитой с одного слепка, сделанного рукой художника, произведения Юстиниана представляют мозаичную работу из древних и дорогих, но слишком часто неподходящих один к другому обломков. На первом году своего царствования он поручил верному Трибониану и девяти ученым сотрудникам пересмотреть постановления его предшественников, изложенные со времен Адриана в кодексах Грегориана, Гермогениана и Феодосия, очистить их от ошибок и противоречий, выбросить из них все, что устарело или оказывалось излишним, и выбрать из них мудрые и благотворные законы, всего более соответствующие установившейся в судах практике и пользе его подданных. Эта работа была исполнена в четырнадцать месяцев, а новые децемвиры, издавая свой труд в форме двенадцати книг, или таблиц, быть может, желали подражать своим знаменитым предшественникам. Новый Кодекс был почтен названием Кодекса Юстиниана и утвержден императорской подписью; с него были сняты многочисленные копии руками нотариев и переписчиков; они были разосланы судьям европейских, азиатских, а впоследствии и африканских провинций, и эти законы империи были обнародованы у входов церквей в торжественные праздничные дни.

Пандекты, или Дигесты. 530–533 годы. Более трудная работа еще была впереди: предстояло извлечь общий принцип юриспруденции из решений и догадок, из вопросов и споров римских юристов. Семнадцати юристам с Трибонианом во главе император предоставил безусловную юрисдикцию над произведениями их предшественников. Если бы они исполнили его желание в десять лет, Юстиниан был бы доволен их усердием, а быстрое составление Дигест, или Пандектов, в три года может быть предметом похвалы или порицания, смотря по достоинству труда. Из библиотеки Трибониана они выбрали сорок самых знаменитых юристов прошлых времен: из двух тысяч трактатов было сделано сокращение, уместившееся в пятидесяти томах, и было настоятельно обращено внимание потомства на то, что три миллиона строк, или сентенций, были доведены в этом извлечении до скромной цифры ста пятидесяти тысяч. Издание этого обширного труда появилось лишь через один месяц после Институций и действительно казалось вполне основательным, что элементы римской юриспруденции должны предшествовать Дигестам. Когда император одобрил их труды, он утвердил своей законодательной властью умозрения этих частных граждан; их комментарии на законы Двенадцати таблиц, на Вечный эдикт, на законы, изданные народом, и на декреты сената заменили авторитет подлинного текста, и этот текст был отложен в сторону как бесполезная, хотя и почтенная, древняя святыня. Кодекс, Пандекты и Институции были публично признаны за легальную систему гражданской юриспруденции; на них одних позволено было ссылаться в судах, и их одних стали преподавать в академиях Римской, Константинопольской и Беритской. Юстиниан сообщил сенату и провинциям свои вечные оракулы, а его гордость, прикрываясь благочестием, приписала довершение этого великого предприятия поддержке и внушениям Божества.

Оценка Кодекса и Пандектов и их недостатки. Так как император отклонил от себя честь и опасность оригинального произведения, то мы можем требовать от него только тех скромных достоинств, которые необходимы в компиляторе, — метóды, умения выбирать и точности. В разнообразном сочетании идей трудно отдать основательное предпочтение которому-нибудь из них; но так как Юстиниан придерживался различной метóды в трех