Все одобрили этот проект, и рыцари расстались, чтобы спешно приготовиться. Вскоре они покинули лагерь, и, переодевшись в сливовой роще и покрытые мавританскими бурнусами, направились к городу, куда въехали через полуденные ворота.
В Гранаде царствовало сильное волнение, потому что наступил день казни прекрасной Зораиды. Костер возвышался уже среди Новой площади, палачи, вооруженные факелами, ждали жертвы, и все еще не являлся ни один защитник. Местом битвы назначена была площадь Биваррамбла, окруженная тройным рядом воинов. Посредине возвышался черный помост, на котором супруга Абдаллы должна была ждать окончания боя, если он состоится. С самой зари бесчисленная толпа зрителей заняла все окрестности, жители Гранады с нетерпением ждали развязки мрачной драмы. Большая часть тех даже, которые еще накануне не верили невиновности Зораиды, чувствовали теперь сильную жалость и не одно грозное око омрачалось слезой.
В назначенный час показалось шествие из Эль-Гамры, и прекрасную принцессу снесли в носилках на назначенное место. Все террасы были покрыты опечаленными женщинами, втихомолку проклинавшими Абдаллу, все сожалели о несчастной доле, доставшейся этому грациозному и прелестному существу, и втайне молились, чтобы к спасению невинной жертвы явилась неожиданная помощь. В толпе уже разносился слух, будто племя Гомеров берется за оружие, хочет затеять страшный бунт, и все содрогались при мысли, что, среди возникшей борьбы, неприятель овладеет городом.
Среди мертвого молчания достигла Зораида площади Бивар-рамблы. Она была вся в черном. Медленно взошла она на помост и печальным взглядом окинула толпу.
Тогда предводитель Зегрисов, Мухаммед, обвинитель ее, въехал в ристалище в сопровождении трех воинов, вооруженных с головы до ног. Трубы приветствовали их прибытие, но народ молчал, и четыре защитника клеветы трижды объехали площадь, бросая на всех вызывающие взгляды. Никто не являлся, прелестная фаворитка дрожала от ужаса, и тишину прерывал только топот коней и стук оружия.
Общее ожидание длилось уже час, и срок, назначенный для появления защитников осужденной, истекал, когда снова загремели трубы и четыре замаскированные мусульманина явились у въезда в ристалище. Под длинными белыми бурнусами их виднелись темные стальные панцири богатой отделки, благородная осанка их внушала удивление и почтение.
Один из них подъехал к подножию помоста и поклонился прелестной Зораиде. Трепет благоприятного предчувствия пробежал по толпе и уверил незнакомых воинов во всеобщей симпатии, возбужденной их преданностью.
Подали знак к битве. Четыре нары противников устремились друг на друга с неописанной яростью. Бой был отчаянный. Христиане, укрепляемые сознанием правоты дела, за которое сражались, показывали чудеса храбрости — два Зегриса были убиты в мгновение ока, третий вскоре последовал за ними, а Мухаммед, смертельно раненный дон-Хуаном де-Шакон, просил перед смертью свидания с Мусою. Он поклялся перед ним в невиновности Зораиды и, сознавшись, что низко оклеветал Абенсеррахов, испустил дух, изрыгая потоки крови,
Муса объявил всенародно это торжественное признание. Веселая музыка тотчас приветствовала славу победителей, прелестная супруга Абдаллы с торжеством была отнесена обратно во дворец эмира, а четыре христианские рыцаря выехали из Гранады, не согласившись открыть кто они.
Между тем ненависть народа и армии к Абдалле все возрастала. Несколько дней после оправдания Зораиды он попытался отравить ее, чтобы избавиться от присутствия живого упрека своему бесчеловечию, но эмирша, предупрежденная заранее, бежала и с многочисленными приверженцами укрылась среди испанской армии.
Приведенный в отчаяние этой новой неудачей, Абдалла послал за Мусою, единственным человеком, на помощь которого мог еще надеяться, но и он мог только произносить пустые фразы. «Государь, — сказал он, — ты слишком поздно сознаешь пагубные плоды своего царствования. Ты навсегда лишил себя любви подданных, твои выгоды перестали быть нашими. Это расторжение предаст тебя врагам. Что до меня, я могу предложить тебе жизнь свою. Я, по крайней мере, останусь верным до последней минуты и завтра умру на полях веги за спасение Гранады».
Муса сдержал свое слово: собрав унывающих гранадцев, укорил их в слабости и в энергическом воззвании обещал им помощь пророка. Речь его имела успех: решились употребить последнее усилие для общей защиты. На следующий день многочисленный отряд выступил из города и в добром порядке пошел против осаждающих. Христиане, завидев его, испустили крики радости, предвидя неминуемую решительную битву, энтузиазм с обеих сторон был равен, и легко было видеть, что победа достанется недешево. Бой закипел. Мусульмане, воодушевленные отчаянной яростью, бросились вслед за Мусой, который врубался в самые густые толпы неприятелей, но вся храбрость мавров оставалась бесполезной: наступил срок, назначенный судьбой для падения арабского владычества в Испании, и не было силы отдалить ею. Мавританский отряд ослабевал мало-помалу, дон Мануэль Понс де-Леон искусным построением своей боевой линии окружил его, и Муса, желавший попытать сверхчеловеческое усилие, чтобы переменить участь боя, бросился на самого Понса и нашел славную смерть. Мавры, увидев его падение, рассеялись и побежали, преследуемые испанцами до стен Гранады, где они нашли кровавое убежище между развалинами и трупами.
Когда оставшиеся после битвы явились перед пораженными страхом жителями, эмир Абдалла вспомнил предсказание астрологов, составлявших гороскоп его рождения: «Един Бог велик! — с ужасом воскликнули толкователи судеб. — И царства подобны песчинке в руке Его. На небесах написано, что сын Мулей-бен-Гассана уронит свою корону к ногам царя христианского». С той минуты эмирша Аиша сделалась для Мулей-бен-Гассана предметом дикой ненависти. Запертая в одной башне Эль-Гамры и приговоренная к вечному заточению, она была обязана спасением сына только преданности раба, который отнес его в неприступные трущобы Альггухаррасских гор, где Абдалла возрастал под надзором семейства своей матери. Возмущение во дворце содействовало наконец к его возвращению. Мулей-бен-Гассан, возвращаясь однажды из летнего Эль-Ахаррасского дворца в Гранаду, нашел городские ворота запертыми: на место его провозгласили эмиром его сына. Мавры, разделившись на две партии, дрались с ожесточением, партизаны старого эмира, число которых сильно уменьшалось, покинули Гранаду и проводили Мулей-бен-Гассана в Малагу, где он кончил жизнь свою среди гражданских междоусобий, проклиная Абдаллу, которого неисповедимая судьба короновала только для того, чтобы ускорить падение исламизма в Испании.
Предсказания были близки к исполнению. Последний владетель Гранады своими неудачами оправдывал прозвание эль-Зогоиби, несчастный, которым обесславилось его царствование, и сам он, видя, как тащатся по улицам Гранады окровавленные, изувеченные остатки его воинов, говорил только: «Один Бог велик! Да исполнится воля Его!» Под влиянием этого нравственного упадка, мавры лишились и отдаленнейшего воспоминания о своей прежней славе, все источники помощи иссякли вдруг для них. Султаны варварийские, султан египетский и император турецкий обещали им помощь, но эта помощь не могла прибыть потому, что все гавани Андалузии находились в руках христиан. Армия Фердинанда в Санта-Фе между тем ежедневно усиливалась подвозом денег, съестных и воинских припасов, тогда как осажденные были принуждены есть конину, и двести тысяч жителей и беглецов наполняли дома, улицы и площади Гранады, прося громкими криками хлеба.
В такой крайности гакем (губернатор города) собрал почетных жителей, альфакисов или законников, главных марабутов и военачальников. Эта печальная депутация отправилась в Эль-Гамру умолять эмира о прекращении народных бедствий. Абдалла, пораженный страхом, не имел больше сил противиться последним ударам своей судьбы. Слабая надежда сохранить корону ценой мимолетной покорности заставила его предложить Фердинанду сюзеренат эмирства, и гакем Абу-Кассем-Абу-эль-Малек был отправлен в христианский лагерь для капитуляции, которая состоялась после долгих прений и заключала в себе следующие условия: если в течение 70 дней Гранада не получит подкрепления, то она отворит ворота свои победителю, все испанские пленные будут освобождены без выкупа. Эмир присягнет в верности кастильской короне; мавры выдадут всю свою артиллерию, но останутся обладателями своего имущества, сохранят свои законы и религию под покровительственным надзором христианского губернатора; в продолжение трех лет будут свободны от всех налогов, а впоследствии будут платить ту же дань, которую прежде вносили в сокровищницу эмира. Все те, которые, до истечения трех лет, пожелают покинуть Испанию и ехать в Африку, будут перевезены туда со своими богатствами на иждивении испанского правительства. Наконец, в залог исполнения этого трактата, 400 аманатов из первых мусульманских фамилий немедленно отправятся в Санта-Фе до срока, назначенного для сдачи Гранады.
