«Напряжение боя очень велико, – писал один из офицеров Чуйкова. – Солдаты в окопах лежат ничком, как матросы на палубе корабля во время шторма». Офицер явно испытывал поэтическое вдохновение. Добронин позже писал Щербакову в Москву: «Те, кто видел в эти дни черное небо над Сталинградом, никогда не забудут его – грозное, грохочущее, озаренное багровыми вспышками».
Сражение началось с удара немцев по тракторному заводу. В полдень части 14-й танковой дивизии атаковали с севера. Чуйков не растерялся. Он направил все имеющиеся у него бронесилы против наступающих дивизий противника. Один из командиров 305-й пехотной дивизии немцев писал: «Огонь нашей артиллерии был необычайно силен. Батареи шестиствольных минометов и бомбардировщики обрушивали на русских лавины огня, но они с невиданным фанатизмом продолжали сопротивляться».
«Это был жутко изматывающий бой, – писал офицер немецкой 14-й танковой дивизии. – Танки со скрежетом заползали на груды щебня, пробивались через разрушенные цеха, в упор расстреливали дворы и узкие улочки. Множество танков было подбито, еще больше подорвалось на минах противника. Снаряды, ударяясь о металлические конструкции, высекали снопы искр, которые в копоти и дыму разлетались в разные стороны».
Стойкость русских солдат действительно превосходила человеческие возможности, и все же они не смогли сдержать наступления немцев. Еще утром немецкие танки прорвали оборону и отсекли 37-ю гвардейскую дивизию Желудева и 112-ю стрелковую дивизию от основных сил. Генерал Желудев взрывом был заживо погребен в своем блиндаже – обычное дело в эти страшные дни. Солдаты откопали его и доставили в штаб армии. Бойцы подбирали оружие убитых товарищей и продолжали сражаться. Покрытые грязью немецкие танки, словно доисторические чудовища, проламывали стены цехов тракторного завода, поливая все вокруг пулеметным огнем. Бой продолжался, и невозможно было понять, где проходит линия фронта. Казалось, гвардейцы Желудева атакуют со всех сторон. Немецкий врач устроил перевязочный пункт в огромной печи на территории завода. Надо ли упоминать о том, что в пациентах у него недостатка не было.
15 октября штаб 6-й армии объявил: «Большая часть тракторного завода в наших руках. Остались незначительные очаги сопротивления позади линии немецких войск». 305-я пехотная дивизия также оттеснила русских за железнодорожные пути кирпичного завода. 103-й гренадерский полк прорвался к берегу Волги. По счастливой случайности к этому времени штаб Чуйкова из-за плохой связи переместился в другое место. Бой понемногу затихал. Из 84-й танковой бригады сообщали, что уничтожено более 30 средних и тяжелых немецких танков.
Сама бригада потеряла 18 машин. Потери в личном составе уточнялись. Возможно, количество подбитых немецких танков несколько завышено, и все же бригада в тот день, бесспорно, продемонстрировала огромное мужество.
Один из комиссаров артиллерийского полка, Бабченко, заслужил звание Героя Советского Союза следующим образом. Его батарея была отрезана немцами, и последнее сообщение, посланное в штаб, гласило: «Орудия уничтожены, батарея окружена. Мы продолжаем бой, в плен не сдадимся. Прощайте все!» Несмотря на, казалось бы, безвыходное положение, артиллеристы, используя гранаты, автоматы и винтовки, прорвали кольцо окружения и присоединились к своим товарищам на новых позициях.
Бесчисленные подвиги, которые совершали простые русские солдаты, так и остались невоспетыми. Это был, по выражению комиссаров, настоящий массовый героизм. О некоторых случаях, напротив, вовсю трубила пропаганда, и тогда о них узнавали все, как, например, о подвиге ротного командира 37-й гвардейской дивизии лейтенанта Гончара. С четырьмя бойцами и всего с одним трофейным пулеметом он отразил несколько немецких атак. Никто не знает, сколько красноармейцев погибло в тот день, но ночью на восточный берег Волги было переправлено три с половиной тысячи раненых. Санитарная служба тоже понесла огромные потери, и многие раненые вынуждены были сами пробираться к берегу.
Немецкие солдаты и офицеры, части которых были расположены в степи у Сталинграда, жадно ловили каждое сообщение о происходящих в городе событиях. «Стены заводов, жилые дома – все рушилось под градом бомб, но противник появлялся снова и снова и использовал новые руины для укрепления своих оборонительных позиций», – писал генерал Штрекер своему другу. В немецких батальонах насчитывалось всего по 50 человек. По ночам немцы переправляли тела погибших товарищей в тыл для захоронения. Все чаще слышались раздраженные высказывания солдат о своих командирах. Так, например, солдат из 389-й пехотной дивизии писал домой: «Наш генерал позавчера получил Рыцарский крест. Исполнилась его заветная мечта».
На протяжении шести дней начиная с 14 октября самолеты Люфтваффе непрерывно бомбили и обстреливали русские войска и переправы через Волгу. Не было момента, чтобы в небе над головой не висели немецкие самолеты. «Необходима помощь наших истребителей», – заявило политуправление Сталинградского фронта, как бы упрекая Ставку в том, что большая часть советской авиации находилась в районе Москвы. В 8-й воздушной армии, действовавшей над Сталинградом, насчитывалось менее двухсот самолетов всех типов, из них всего две дюжины истребителей. Люфтваффе имели в воздухе полное превосходство, но немецкие пилоты, так же как и их товарищи на земле, начинали поговаривать о непобедимости защитников Сталинграда. Один из них писал домой: «Я не могу понять, как люди выживают в этом аду. Русские прочно засели в руинах, норах, подвалах, в хаосе металлических конструкций, которые когда-то были заводами». Кроме того, немецкие летчики прекрасно понимали, что с приближением зимы день становится все короче, погода ухудшается, а эффективность авианалетов резко падает.
В результате успешного прорыва немцев к тракторному заводу и Волге некоторые части Красной Армии оказались отрезаны от своих, но продолжали сражаться. 112-я стрелковая дивизия русских и отряды ополченцев вели ожесточенный бой с 14-й танковой дивизией немцев. На самом тракторном заводе держали оборону окруженные части 37-й гвардейской дивизии Желудева. Остатки других частей вели бой южнее завода. Большую опасность для 62-й армии представлял прорыв немцев к Волге. Это создавало угрозу полного окружения остатков армии. Штаб Чуйкова, находящийся теперь на самом берегу, подвергался постоянным обстрелам. Даже бойцы из охраны штаба вынуждены были вступить в бой. Так как связь с тылом была очень плохая, Чуйков попросил разрешить части штаба перебраться на восточный берег Волги. На западном берегу остались сам командующий армией и военный совет. Генерал Еременко и представитель Ставки Хрущев, хорошо зная характер Сталина, также наотрез отказались перебраться за Волгу.
16 октября немцы с территории тракторного завода попытались атаковать завод «Баррикадный». Но укрытые в развалинах русские танки и залпы «катюш» с противоположного берега Волги опрокинули эту атаку. В ту же ночь остатки 138-й стрелковой дивизии были переброшены из тыла на западный берег. Эти части направлялись для усиления обороны завода «Баррикадный» и территории севернее него.
Пришло время прояснить обстановку. Тяжело опираясь на палку, генерал Еременко отправился в блиндаж штаба 62-й армии. По пути он видел гигантские воронки от авиабомб и то, что осталось от блиндажей и укрытий после прямых попаданий. Все вокруг было покрыто грязью и копотью. Подсчитывая потери своей дивизии, генерал Желудев плакал. На следующий день Чуйков узнал, что Ставка вновь сократила количество боеприпасов, выделенных для 62-й армии.
Из частей, отрезанных немцами и находящимися севернее Сталинградского тракторного завода, Чуйков получил крайне неутешительные известия. Приходили многочисленные просьбы разрешить переправиться на другой берег Волги. Штабы 112-й стрелковой дивизии и 115-й ополченческой бригады давали информацию о том, что в их полках фактически не осталось бойцов. Подобные просьбы об отступлении, которое приравнивалось к предательству, Чуйков категорически отвергал. Несколько дней спустя, когда в боях наступило затишье, Чуйков послал полковника Камынина проверить на месте обстановку в этих частях. Полковник выяснил, что 112-я стрелковая дивизия насчитывает 598 человек, а 115-я ополченческая бригада – 890. Старший комиссар, как сообщил полковник, «вместо того чтобы организовать активную оборону, не выходит из своего блиндажа, распространяет панику и пытается убедить командира в необходимости переправы через Волгу». За предательство и исключительную трусость группа офицеров и комиссаров была предана суду военного трибунала. Что с ними стало, неизвестно, но едва ли они могли ожидать прощения от Чуйкова.
19 октября войсками Донского фронта северо-западнее Сталинграда и частями 64-й армии южнее города было предпринято отвлекающее наступление. Натиск немцев на 62-ю армию на несколько дней был ослаблен. Передышка позволила перебросить измотанные части за Волгу для пополнения и переформирования. Защитники Сталинграда получили и моральную поддержку, правда, в весьма необычной форме. Распространился слух, что в городе видели самого товарища Сталина. Один старый большевик, который еще в гражданскую войну принимал участие в обороне Царицына, заявил, что Сталин находится в доме, в котором когда-то был штаб. Подобные слухи больше смахивали на легенды о появлении святых накануне или во время крупных сражений и, конечно, не имели под собой никакого реального основания.
