провели почти год.
Через несколько месяцев после освобождения Северо-Запада России от немецкой оккупации ЧГК приступила к сбору материалов об ущербе, нанесенном региону. Здесь необходимо понимать специфику акта ЧГК как исторического источника. Членов комиссии интересовали факты преступлений на оккупированной территории, уровень понесенного страной ущерба. Естественно, никакая информация о гуманном отношении к мирным жителям не фиксировалась. В этих условиях многие новгородцы вспомнили об обидах, нанесенных им в 1941–1942 гг. испанскими военнослужащими. Что-то повторялось, что-то преувеличивалось, но картина поведения солдат Голубой дивизии рисовалась достаточно объемной.
Виды документов ЧГК, в которых упоминаются испанские военнослужащие, достаточно разнообразны. К ним относятся опросы свидетелей, заявления пострадавших, акты о нанесенном ущербе, установление лиц, повинных в совершении преступлений (с дальнейшей передачей материала в органы государственной безопасности). Сложность определения вины той или иной национальной категории военнослужащих заключалась еще и в том, что испанцы покинули этот район летом 1942 г. – за полтора года до освобождения и за два с половиной года до начала работы здесь ЧГК. Большинство местных жителей не видели существенной разницы между немецким и испанским языками, тем более что военная форма у тех и других была практически одинакова. Конкретно про испанцев говорили те жители, которые достаточно тесно общались с ними на протяжении нескольких месяцев. Они могли заметить некоторую разницу в поведении между военнослужащими вермахта и Голубой дивизии.
Так, 11 ноября 1944 г. Анастасия Дмитриевна Мухина из деревни Большое Замошье показала: «Когда испанцы гнали зимой 1942 г. русских пленных красноармейцев, трех человек, то немцы в нашей деревне их расстреляли у церкви.
В феврале месяце 1942 г. наш деревенский парень Шалавин Сергей Федорович 1925 года рождения был повешен за то, что испанцы подозревали его в краже колбасы, когда он был подвозчиком. Но разломали ящик с колбасой сами немецкие обозные солдаты, а обвинили в этом Шалавина. Его повесили, даже заставили самого влезть в петлю» [575].
Как видно из этих эпизодов, в преступлениях обвиняются не столько испанцы, сколько немцы. Но так было далеко не всегда. В чем обычно обвиняли местные жители солдат Голубой дивизии? В первую очередь в воровстве и грабежах. Естественно, испанцам было холодно, они хотели есть. Но русские деревни сами жили впроголодь, а отнятые теплые вещи часто были единственной одеждой сельчан. Тем более что нежелание добровольно отдать вещи или скот часто заканчивалось весьма печально. Так, «в деревне Лукинщина в январе 1942 г. за отказ отдать корову испанским солдатам был расстрелян из винтовки старик Изотов Григорий Изотович 1881 года рождения. В январе 1942 г. в деревне Бабки был расстрелян из винтовки в своем доме 70-летний старик Пикалёв Василий Иванович, когда он оказал сопротивление испанским солдатам, которые отбирали у него валенки прямо с ног» [576].
Анна Васильевна Соцкая из деревни Лукинщина рассказала членам комиссии: «В нашей деревне периодически стояли немцы и испанцы из Голубой дивизии <…> Зимой испанцы отнимали все теплые вещи и валенки, независимо, где и от кого, лишь бы нашли. У меня также забрали с печки пару валенок» [577].
Иногда кража валенок представлялась как борьба с партизанами. В. М. Иванов вспоминал: «В нашем районе партизан не было, но испанцы их постоянно искали. Зимой было холодно. Приходили испанские солдаты. Искали партизан на печке, а потом у нас из избы пропали все валенки, которые там были» [578].
Александр Петрович Яшин, 1937 года рождения, в 1941–1943 гг. проживал в деревне Стипенка под Новгородом. Хотя он был маленьким ребенком, ему запомнилось следующее: «Испанцы появились у нас, когда начались первые холода. Они сразу же стали отбирать теплую одежду у местного населения. Причем отбирали не только мужскую одежду, но и женскую. Очень любили большие пуховые платки. Замотаются ими и идут, как большие куклы. Под этими тряпками у них было даже не видно военной формы.
Солдаты были весьма вороватые. Но боялись немцев и особенно военную комендатуру. Как-то моя бабушка испекла хлеб, такой круглый, как лепешка – форм-то не было. На всякий случай спрятала его за зеркало. Тут пришли испанцы и стали шарить по избе. Хлеб нашли и потащили его с собой. Тут бабушка стала кричать и угрожать, что будет жаловаться в комендатуру. Испанцы испугались, мол, матка, не кричи, не ругайся. После этого каравай они оставили, а сами ушли» [579].
Одна и та же информация в некоторых показаниях повторяется. Это говорит о том, что описываемые события были известны достаточно широкому кругу лиц. Из протокола опроса свидетеля Жучковой Варвары Александровны, 1913 года рождения, деревня Лукинщина, следует: «В августе 1941 г. я была очевидцем следующих злодеяний, учиненных немцами и испанцами. С августа 1941 г. до января 1944 г. в нашей деревне стояли немцы и испанцы пехотной части. С первых дней они стали отбирать теплую одежду, валенки, шубы, шапки, скот, птицу.
У меня испанец отобрал валенки. При этом население облагалось налогами на мясо, зерно, овощи и картофель. Они разоряли колхозные постройки, скотные дворы, хлебные амбары на дрова.
Избивали и арестовывали без причин мирное население. Так, в январе 1942 г. испанец арестовал Изотова Григория Изотовича, 1881 года рождения, и по дороге из винтовки убил его за то, что он не отдал испанцу свою корову» [580].
Никитина Александра Павловна, 1897 года рождения, из деревни Курицко дополнила эти показания: «В середине августа 1941 г. немцы, а затем испанцы стали грабить население, переловили и перебили всех кур. Они сразу отобрали целое стадо коров. Зимой 1942 г. испанцы сдирали прямо с ног валенки, теплые вещи. У меня в доме двое испанцев, угрожая оружием, отобрали валенки» [581].
Протокол опроса 17 марта 1945 г. свидетеля Храмова Николая Васильевича, 1895 года рождения, Моисеевский сельский совет: «В ноябре 1941 г. меня испанский солдат в моем доме избил кулаком по лицу, когда от меня другие солдаты отбирали сено, а я их просил не отбирать <…> Зимой 1942 г. от моей жены и сына испанцы силой содрали с ног валенки» [582].
Из акта № 171 по Новгородскому району от 3 апреля 1945 г.: «В ноябре 1941 г. испанский солдат избил кулаком Жохова Федора Ивановича за то, что испанец отобрал у его дочери гитару, а он просил ее отдать обратно» [583].
Заявление в ЧГК Василия Ивановича Антонова, 26 лет, жителя города Новгорода: «<…> у меня в конце 1941 г., зимой, отобрали корову, кур и четырех овец. Все это забрали в несколько приемов <…> Испанцы больше хулиганили в доме. Из вещей у меня испанцы отобрали шапку, сапоги, варежки. Испанцы ходили с ножами, а немцы – с огнестрельным оружием» [584].
Севернее Новгорода, на Волхове, и южнее – в Поозерье, на берегах озера Ильмень, преступления солдат Голубой дивизии весьма
