Позднее, когда 15 апреля 1941 года Стейнхардт встретился со своим постоянным контактом — заместителем наркома иностранных дел Соломоном Лозовским, он сказал: «Я считаю своим долгом сообщить вам и просить, чтобы вы проинформировали Молотова: „Остерегайтесь Германии ‹…›. Это больше, чем простые слухи; этот шаг немцев будет безумием, но они могут это сделать“. Лозовский ответил: „Я не верю, что Германия нападет на Советский Союз ‹…›. Во всяком случае, СССР всегда готов, и не даст себя захватить врасплох“. [302]
5 июня Стейнхардт имел продолжительную беседу с Лозовским по многим вопросам, сказывающимся на советско-американских отношениях, главным образом касающихся Прибалтийских республик. Советскую сторону волновал вопрос задержания и заключения под стражу в апреле 1941 года Гайка Овакимяна, якобы сотрудника торговой компании „Амторг“, но в действительности — руководителя резидентуры НКГБ в Нью-Йорке. В конце встречи Стейнхардт поднял вопрос об опасности германского нападения на СССР. Лозовский заявил, что „Советский Союз относится очень спокойно ко всяким слухам о нападении на его границы. Советский Союз встретит во всеоружии всякого, кто попытается нарушить его границы. Если бы нашлись такие люди, которые попытались бы это сделать, то день нападения на Советский Союз стал бы самым несчастным в истории напавшей на СССР страны“. [303] Эта встреча была, по-видимому, последней. Лозовский, настоящий советский патриот, был расстрелян в августе 1952 года за государственные преступления, в связи с расследованием дела Еврейского Антифашистского комитета. Лоренс Стейнхардт, самый высокопоставленный дипломат-еврей Государственного Департамента США, погиб в марте 1950 года в авиакатастрофе, будучи послом в Канаде. [304]
Предупреждения из Великобритании оставались осторожными на протяжении 1940 года, и только с начала 1941 года стали определенными. Но еще 24 марта 1940 года Черчилль выразил надежду на дружеские отношения между Великобританией и Советским Союзом, давая ясно понять, что его правительство не перестанет вести войну против нацистской Германии, и что его долгосрочной целью является освобождение Европейских стран, находящихся под германским игом. [305]
3 июля 1940 года советский посол Иван Михайлович Майский имел встречу с Черчиллем, который повторил свою решимость противостоять Гитлеру, но сказал, что он не имеет ни малейшего представления, когда нападение на Великобританию может произойти. Ранее, 22 июня, в телеграмме Молотову Майский заявил, что решение правительства Черчилля продолжать войну, несмотря на падение Франции, было поддержано народом Британии. Хотя группировка вокруг Чемберлена пока еще существует, она не будет рисковать вставать в открытую оппозицию правительству. Если судить из информации „ВЕНОНЫ“, резидентура РУ 1940 году потратила много времени на получении сообщения об эффекте немецких бомбардировок и их влияние на моральный дух населения. [306]
В заключение и, вероятно, как предупреждение, Черчилль повторил Майскому на встрече 3 июля утверждение французского политика Пьера Лаваля американскому журналисту: „Гитлер ничего не имеет против Франции. Гитлер ненавидит большевиков, и он ждет лишь благоприятной обстановки для того, чтобы нанести им смертельный удар. А мы ему в этом поможем“. Майский ответил Черчиллю: „Можете быть уверены, СССР сумеет о себе позаботиться во всякое время и при всякой обстановке“. [307]
Выглядит сомнительным, что Черчилль воспринял слова Лаваля как серьезное предупреждение. Во всяком случае, оно затерялось в длительных переговорах в течение 1940 года при решении различных проблем, вызванных присоединением Прибалтийских республик Советским Союзом. Даже продолжительные дискуссии 27 декабря между Майским и Антони Иденом, недавно устроившемся в Форин-Оффис, которые планировались как дружеский жест, переросли в дискуссию о золоте Прибалтики и грузовом флоте. К этому времени, конечно, операция „Барбаросса“ уже готовилась полным ходом. [308]
В новом году обстановка переменилась. 12 февраля 1941 года Иден сказал Майскому, что за последние две недели число войск в Румынии быстро выросло, и что все аэродромы в Болгарии были в руках немцев. В марте Британское правительство пыталось убедить русских, что германское вступление на Балканы и Ближний Восток представляло угрозу обеим странам. Еще было время создать атмосферу доверия, реже оглядываться на прошлое и больше смотреть в будущее. 6 марта 1941 года британский посол сэр Стаффорд Криппс сказал заместителю наркома иностранных дел Андрею Вышинскому о слухах, что Германия готовится напасть на СССР и что „все ее действия на Балканах в настоящее время имеют своей целью лишь защитить свой балканский фланг в предстоящем нападении на СССР“. Криппс считал, что слухи основывались на отказе Гитлера от плана вторжения на Британские острова, и предлагал „создать достаточно сильное сопротивление Германии“. [309]
19 апреля Криппс вручил Вышинскому копию письма от 3 апреля от Черчилля Сталину, в котором, в частности говорится: „Я располагаю достоверными сведениями от надежного агента, что, когда немцы сочли Югославию пойманной в свою сеть, т. е. после 20 марта, они начали перебрасывать из Румынии в Южную Польшу три из своих пяти танковых дивизий. Как только они узнали о сербской революции, это продвижение было отменено. Ваше превосходительство легко поймет значение этого факта“. Теперь мы знаем, что эта информация основывалась на „УЛЬТРА“, британской программе по расшифровке кода „Энигма“, используемого немцами. [310]
3 июня 1941 года Майский передал телеграммой в Москву содержание разговора, в котором Иден сказал ему, что британское правительство имеет точную информацию о недавней концентрации германских войск на советских границах, особенно в украинском регионе. Черчилль считает это прелюдией к нападению на СССР Иден добавил по поручению британского правительства, что если немецкая авиация на Ближнем Востоке нападет на СССР, британская авиация может напасть на них и оказать помощь. 13 июня Иден, опять по поручению Черчилля, повторил предупреждение Майскому об увеличивающейся концентрации немецких войск на советских границах, и вновь подтвердил позицию британского правительства в случае германского нападения на СССР. Правительство готово, сообщил Майский в телеграмме в Наркомат иностранных дел, „оказать нам всю поддержку своими военно-воздушными силами на Ближнем Востоке, которая может быть усилена из Великобритании, направить военную миссию в СССР, состоящую из людей, имеющих опыт войны с немцами, с целью передать этот опыт нам, максимально увеличить экономическое сотрудничество, используя для этого пути через Персидский залив или через Владивосток, если позиция Японии позволит проходить через этот город“. Иден, сообщал Майский, просил немедленно передать это заявление в Москву.
21 июня Майский направил в Наркомат иностранных дел заявление посла Криппса, находящегося в Лондоне, с целью предупредить, что „вооруженный конфликт между Германией и СССР неминуем в ближайшее будущее“, и что „он считает своим долгом принять все необходимые шаги, так что в случае такого конфликта с первого момента был бы установлен тесный контакт между Англией и СССР, дающий возможность британскому правительству оказывать без задержки помощь, о которой Иден говорил 13 июня“. 16 июня сэр Александер Кадоган по указанию Идена дал Майскому более детальную информацию о концентрации германских войск на советских границах. Общее количество составляет 115 дивизий, не считая дивизий румынской армии. В справку было включено детальное перечисление войск, прибывших в апреле — мае в Польшу, Молдавию Северную Буковину, а также в Норвегию и Финляндию. [311]
Детали развертывания немецких войск, содержащиеся в справке Идена-Кадогана, без сомнения, были основаны на закамуфлированных версиях материалов „УЛЬТРА“. Однако, резидентура, имевшая одного или нескольких агентов в британских разведывательных службах, получала материалы „УЛЬТРА“ в их первозданном виде. Тогда, теоретически, сотрудники Голикова могли сравнивать оригиналы сообщений с их обработанными версиями, передаваемыми Иденом. Если центральное РУ действительно могло сравнивать их, то они это делали, но все равно, во всех случаях предупреждения Идена отбрасывались, как „британская дезинформация“.
К категории дипломатических предупреждений также относятся сообщения, которые посол Деканозов посылал в Москву из Берлина. Они объясняют записку, которую Берия послал Сталину 21 июня 1941 года, требуя „отозвать и наказать нашего посла в Берлине Деканозова, который бомбит меня „дезинформацией“ о мнимой подготовке нападения на СССР. Он сообщил, что „атака“ произойдет завтра“. [312]
