Но позже, когда Химена покинула город на Средиземном море, она увезла с собой в Кастилию и знаменитую драгоценность, которая, уже ослепив алькасары Аббаси-дов в Багдаде, Омейядов в Кордове, Бени Зу-н-Нунов и Толедо и Валенсии, теперь засверкала во дворце кастильских королев, неизвестно как попав туда; если в свое время она вызвала вожделение Ибн Джаххафа, то теперь соблазнила другого выдающегося охотника за сокровищами — коннетабля Альваро де Луну. Когда в 1453 г. того обезглавили, король Хуан II, как некогда Сид, в свою очередь стал разыскивать спрятанные богатства казненного коннетабля, и в последнем из найденных тайников, самом секретном из всех, укрытом меж двух колонн мадридского алькасара, нашлась великая сокровищница кастильских королей старинных времен, среди драгоценностей которой главной оказалась «набедренная повязка, вся из золота, жемчуга и драгоценных каменьев, принадлежавшая Сиду Руй Диасу». Это сообщение, приведенное в «Четвертой Всеобщей хронике», становится неожиданным подтверждением того, что Сид все-таки нашел среди имущества Ибн Джаххафа великолепную драгоценность султанши Зубайды, пояс, которым аль-Кадир опоясался незадолго до своего убийства, — как уже можно было предположить на основании текстов Ибн Алькамы и Ибн Бассама, сообщающих о найденном сокровище как о доказательстве цареубийства.
Эта запись о находках в старинном мадридском алькасаре — последний миг в истории, когда у нас перед глазами блеснул этот обворожительный пояс, ассоциирующийся с красотой и кровью и воскрешающий в нашей памяти столько трагедий: труп халифа аль-Амина, оскверненный в его багдадском дворце; голову эмира аль-Кадира, покоящуюся без погребения на дне пруда валенсийского сада; мучительную казнь Ибн Джаххафа; тело могущественного дона Альваро де Луны, рухнувшего в собственную кровь на плаху Вальядолида. Дальше мы ничего не знаем. Вероятно, роковые чары несравненной восточной драгоценности очень скоро прекратились, и, возможно, ее конец был очень благородным. Может быть, дочь Хуана II Изабелла Католическая, которая, как известно, была большой любительницей роскошных поясов, блистала «набедренной повязкой, принадлежавшей Сиду», на каком-нибудь пышном торжестве; может быть, поскольку эта великая королева не раз закладывала ожерелья, короны и столовую посуду ради завоевания Басы и в других случаях нехватки денег в казне, пояс багдадской султанши использовали для нужд католической войны, разнизав экзотическую и крайне дорогую драгоценность, чтобы ее было легче продать.
Арабизовался ли Сид?
Кампеадор слушал не только поэтов или хугларов, поющих на романском языке, и клириков, говорящих по-латыни, но также мусульманских литераторов и, несомненно, мавританских поэтов.
Правда, весьма почитая христианскую веру, власть и славу, он не поддался властному очарованию арабских сирен, как это скандальным образом сделали иностранные завоеватели Барбастро в 1065 г.;50 в альхаме Валенсии Сид упрекнул андалусских эмиров за пристрастие к музыке, из-за которого они забывали прочие дела: «Ведь я не закрываюсь с женами, чтобы пить и петь, как ваши государи».
И по другим поводам Сид также не выказывал особой склонности к чему-либо арабскому, как, например, его большой друг — король Педро Арагонский, всегда подписывавшийся по-арабски. Тем не менее, поскольку мусульманская культура в то время была намного богаче в научном и художественном отношении, чем христианская, последняя неизбежно должна была пополняться за счет первой и получать от нее мощные импульсы; и если бы такой человек, как Сид, проведя семнадцать лет жизни среди мусульман, не перенял у них ничего, кроме внешних сторон жизни, то есть блеска завоеванных богатств, он показал бы пример изрядной бесчувственности. Ибн Бас-сам уверяет, что Сид восхищался арабской литературой; с ней кастилец должен был познакомиться еще в Сарагосе, на придворных литературных конкурсах Бени-Худов. Позже, в алькасаре Валенсии, Кампеадор нашел обилие литературы — ведь аль-Кадир был великим библиофилом и дошел в своем произволе до того, что конфисковал для своего дворца библиотеку мудреца Мухаммеда ибн Хайяна, насчитывавшую 143 меры книг.
Круг чтения Кампеадора
Масдеу имел слабое представление о Средних веках, если считал, что Сид был невежественным альмогаваром. Мы уже отметили, что он был знатоком права и мог пользоваться вестготским кодексом.
Кроме того, упомянутый Ибн Бассам сообщает нам, что Кампеадор велел читать себе героические рассказы арабов. Это указание очень ценно, потому что свидетельствует, что знатные рыцари XI в. уже практиковали обычай, распространенный в XIII и XIV вв., — слушать во время еды или отдыха чтение историй о великих подвигах или кантар-де-хеста (героические песни) хугларов. Сид, несомненно, слушал также песни о Фернане Гонсалесе, об инфантах Саласа или об инфанте Гарсии.
В разделе труда Ибн Бассама, подтверждающем, что при дворе Сида активно читали книги, говорится: «Рассказывают, что в присутствии Кампеадора штудировали книги; ему читали о подвигах и деяниях древних храбрецов Аравии, слушая же историю Мухаллаба,51 он выказывал восторг, исполнялся восхищения и преклонения перед этим героем». В этой истории, относящейся к первому веку существования ислама, Сид видел много общего с историей собственной жизни. Витязь из Басры, спаситель Ирака в мучительной девятнадцатилетней войне, тоже умел побеждать, когда, казалось, все безнадежно потеряно; Мухаллаб тоже стал жертвой зависти омейядских правителей Ирака, но по меньшей мере мог рассчитывать на уважение и решительную поддержку со стороны халифа.
4. Конец валенсийской сеньории
Несколько фраз Сида
Угрожающая фраза Кампеадора, приобретшая широкую известность в мусульманском мире, известна нам по пересказу двух авторов. Согласно Ибн Алькаме, тот слышал в Валенсии, как Сид сказал: «Я заставлю подчиняться себе всех властителей, какие только есть в Андалусии, все они должны стать моими; и коль скоро король Родриго царствовал, не принадлежа к королевскому роду, я тоже буду царствовать и стану вторым королем Родриго». Этот валенсийский историк, всегда с удовольствием злословивший по любому поводу, зафиксировал фразу завоевателя в такой форме, словно бы ее автора распирало личное честолюбие, что противоречит целому ряду свидетельств, согласно которым Сид всегда признавал себя вассалом короля Альфонса. Однако сравнение себя самого со своим тезкой, вестготским королем, в устах Родриго де Бивара звучало не раз, и уже Ибн Бассам, более склонный к восторгам и менее язвительный, чем Ибн Алькама, вспомнил эту фразу, в которой упоминалось два одинаковых имени, в более краткой форме, и теперь она свидетельствовала не о личной кичливости, а о грандиозных планах: «Один Родриго потерял этот полуостров, другой Родриго спасет его», — эти слова грозно прозвучали по всему аль-Андалусу. Сид мечтал о полном отвоевании отчей земли, намереваясь прийти на смену Альфонсу, при котором в течение долгого периода — двадцати трех последних лет его царствования — Реконкиста была остановлена и христиане утрачивали позиции.
Другую, еще более горделивую фразу, посвященную Реконкисте, передает нам христианский хуглар, утверждая, что она была произнесена при дворе той же Валенсии в присутствии епископа Иеронима и рыцарей дружины: «Благодарение Богу, Господу вседержителю, — сказал Сид, — прежде я был беден, теперь у меня есть сокровища, земля и положение. Я побеждаю в битвах, соизволением Творца, и все меня очень боятся. Там, в Марокко, в земле мечетей, каждую ночь страшатся моего набега; но к ним я не собираюсь, я останусь в Валенсии, а они будут платить мне дань — мне или тому, кому я захочу».
Он действительно остановил и устрашил альморавидов, и самому Юсуфу пришлось стерпеть надменные письма от Кампеадора, но неукротимой энергии последнего вскоре предстояло угаснуть, и желания, которыми он горел, не исполнились.
Смерть Сида
В год, последующий за годом покорения Валенсии Сидом, один валенсийский мавр уже утешался, предрекая, что жизнь победителя долго не продлится. Хотя Кампеадор еще будет активно действовать, добиваясь своих самых необыкновенных побед, проницательный мавр уже разглядел, как изнемог этот человек, изо всех сил старавшийся делать все поскорей, сжигавший жизнь в огне собственного пыла, истерзанный завистливостью и враждебностью сильнейших мира сего. К тому же физическое здоровье героя было подорвано тяжелой болезнью, перенесенной в Дароке, серьезной раной в шею, полученной в Альбарра-сине, другими столкновениями с опасностями, в которых он никогда не жалел сил и проявлял отчаянную смелость.
