Капитан вошел в радиорубку. Там был радист Филлипс с помощниками. «Больше вы ничего не сделаете. Надо уходить». Филлипс все же попробовал послать последний сигнал бедствия, но передача была слишком слабая, и он сомневался, что их может кто-то услышать. Все вышли из рубки. Было 2 часа 11 минут.
В лодках разместилось шестьсот пассажиров. Люди прыгали е борта «Титаника» в последней надежде добраться до какой-нибудь из них. Больше 1500 человек оставалось на пароходе, среди них женщины и дети. Спасательных жилетов было недостаточно. Оркестр стал играть церковный гимн «Пред тобою, Господи». Молодые моряки закуривали сигареты, пассажиры молились, стоя на коленях. В двух шезлонгах, придвинутых к одной из переборок, престарелая чета предавалась воспоминаниям о прошлом. Это был Исидор Штраус, владелец самого крупного в Нью-Йорке магазина. Когда женщин стали сажать в лодки, жена его спряталась. «Слишком долго мы прожили вместе, чтобы я могла бросить тебя по своей воле. Я всюду останусь с тобой».
Оркестр играл теперь псалом, но докончить его не успел. Корабль еще наклонился, и к носовой части понеслось все, что было на нем. Пробивая одну переборку за другой, расчищали себе путь пять роялей; в море валились десятки кадок с пальмами; из разбившихся ящиков вылетали каскады теннисных ракеток и клюшек для гольфа. За ними несся поток орехов, яиц, пивных бутылок, извергнутых другими разлетавшимися ящиками.
Крен корабля возрастал. Огромные волны перекатывались через палубу, всякий раз унося с собой страшную жатву человеческих жертв. Уже нельзя было удержаться на ногах. В 2 часа 17 минут погас свет. Нос «Титаника» уходил под воду почти вертикально. Оторвалась одна труба и рухнула в море, в гущу копошившихся там людей. Сорвавшиеся с места машины давили кочегаров. Несколько человек, оставшихся еще на судне, цеплялись за тросы, карабкались по гребному винту. Внезапно пароход вздрогнул, как бы в последнем усилии выпрямиться, и медленно, торжественно ушел под воду. Было 2 часа 20 минут.
Мы никогда не узнаем, сколько из 1500 человек, оставшихся на пароходе, были еще живы, когда улегся водоворот на месте затонувшего гиганта. Температура воды была 3°. Как расскажет потом один из спасенных, офицер Лайтоллер, «тысячи острых ножей» вонзались ему в тело. Те, кто умел плавать, пытались добраться в своих спасательных жилетах до шлюпок. Некоторые спаслись – очень немногие. Другие были убиты или отброшены взмахами весел. Трагический разноголосый хор взывал о помощи на всех языках. «Это неслось как взрыв криков в конце хорошего футбольного матча», – расскажет потом кочегар Джордж Кемиш. Ответственный за шлюпку 14 офицер Лоу находился в окружении четырех других лодок – 10,12,4 и Д. Ни одна из них не была полной. Он заставил своих пассажиров перейти в эти лодки и вызвал добровольцев для спасения людей, кричавших о помощи. Ему понадобился целый час, чтобы организовать это дело. Выловить удалось только четырех умирающих, среди них радиста Филлипса, который вскоре скончался. Остальные утонули. В шлюпках 1, 5 и 2 тоже были свободные места, но женщины в истерике хватались за весла, не давая морякам пройти каких-нибудь триста метров, отделявших их от тонущих людей. В целом восемнадцать лодок спасли только тринадцать человек, оказавшихся в море.
К половине четвертого крики о помощи стихли. Иногда раздавалось лишь пение псалма где-нибудь в лодке или крики напившегося человека. Ответственные за шлюпки окликали друг друга в темноте. Неожиданно в небо взвилась ракета. Все теперь видели только ее.
«Карпатия» достигла наконец 41° 46' с. ш. 50° 14' з. д. Капитан Ростром напряженно вглядывался в ночь. Очертаний «Титаника» нигде не было видно. Приходилось думать, что Филлипс ошибся, давая свои координаты. На всякий случай Ростром велел выпустить ракету. К его великому удивлению, он увидел ответные сигналы, маленькие, быстро гаснувшие вспышки, словно блуждающие огоньки играли на волнах. Включили прожекторы. В бегущих потоках света показались плавающие ящики, разные обломки и потом шлюпки, где двигались силуэты людей, махавших фонарями. Они устраивали эфемерные костры из всего, что было у них сухого, газета, шляпа... Отсутствие «Титаника» знаменовало чудовищную катастрофу.
«Карпатия» остановилась. Быстро спустили шлюпки навстречу потерпевшим кораблекрушение. Только в 8 часов 30 минут последний человек из семисот оставшихся в живых был поднят на борт спасающего судна.
Прежде чем уйти, Ростром провел корабль по тому месту, где затонул «Титаник». От тысячи пятисот двух жертв не осталось никакого следа. Не было даже всплывших трупов.
Когда после второй мировой войны пароходы получили радиолокаторы, созданные военными инженерами, все сразу вздохнули с облегчением. Уходила еще одна опасность, опасность столкновений.
В июле 1956 года из Генуи в Нью-Йорк вышел «Андреа-Дориа». «Крестный отец», давший имя итальянскому пароходу, человек, который командовал сначала флотилиями Франциска I, потом Карла V, умер четыре века назад, а его «крестнику» было только три года. Имея 241 м в длину, 28 м в ширину, при водоизмещении 29000 тонн, он мог развивать скорость в 23 узла. Во время рейсов на борту его обычно находилось восемьсот пятьдесят два человека пассажиров и экипажа.
В то же время из Швеции в Нью-Йорк отплыло сходное с ним судно «Стокгольм».
Пассажиры капитана Пьеро Каламаи воздавали должное разнообразным итальянским блюдам, запивая их фраскати, граньяно и кьянти, и танцевали под звуки модных мелодий.
Пассажиры капитана Гунара Нордессона никогда не отказывались отведать копченых угрей и маринованной сельди в сорока разных видах, под которые так приятно выпить рюмочку водки с таким восхитительным ароматом.
25 июля «итальянский вечер» на одном судне и «шведский вечер» на другом прошли очень оживленно. И на «Стокгольме» и на «Андреа-Дориа» люди обменивались адресами и обещаниями встретиться снова, потому что до Нью-Йорка было уже рукой подать. На море мертвый штиль. А туман, такой поэтичный и несколько таинственный, вынуждал молодых женщин на палубах к поцелуям, от чего они до той поры уклонялись.
В 23 часа 30 минут толчок необыкновенной силы заставил смолкнуть оркестры и прервал беседы пассажиров и на «Стокгольме» и на «Андреа-Дориа». Минутная тишина сменилась криками боли и ужаса. «Стокгольм» врезался в правый борт итальянского судна, и вода сразу хлынула в двенадцатиметровую пробоину. Наклон «Андреа-Дориа» быстро достиг 30°, что не давало возможности использовать половину спасательных шлюпок левого борта. Шлюпки правого борта могли быть спущены. Вскоре пятьдесят пассажиров с «Андреа-Дориа» поднялись на борт «Стокгольма», повреждения которого оказались сравнительно незначительными. Прибывшее на сигналы бедствия судно «Иль-де-Франс» приняло семьсот пятьдесят восемь пассажиров. Капитан и команда оставались на борту «Андреа-Дориа» до последней возможности, покинув корабль только в 10 часов утра 26 июля. В 10 часов 30 минут пароход затонул.
Сделали подсчет: сорок четыре человека недосчитывалось на «Андреа-Дориа», пять на «Стокгольме» – утонули или погибли при столкновении. Дело разбиралось в американском суде, но процесс был прекращен, так как итальянская и шведская компании согласились выплатить очень значительные суммы жертвам или их наследникам, и те их приняли, вместо того чтобы годами ждать результата нескончаемой судебной процедуры. Возлагая друг на друга тяжелую ответственность, капитаны сыграли вничью. Никакого наказания они не понесли. Заключение гласило, что причиной столкновения был один из радаров. Но на каком корабле, утонувшем или сделавшем пробоину? Вышел ли он из строя или им неумело пользовались? Эти вопросы остались неясными.
Спасающий корабль «Иль-де-Франс» получил положенную премию. Его капитан, Рауль де Бодеан, и несколько офицеров были награждены. Отремонтированный «Стокгольм» еще три года совершал свои рейсы. Проданный в 1959 году, он поднял флаг ГДР и продолжал плавать под названием «Дружба народов».
В госпитале города Булонь-сюр-Мер, где Ален Бомбар проходит врачебную практику, ему часто случается видеть жертвы кораблекрушений. Большая часть этих спасенных людей умирает из-за того, что организм их был слишком истощен, слишком обезвожен, или из-за непомерных травм. Многие из этих смертей кажутся молодому врачу «напрасными». У него на этот счет есть теория. Море, считает он, это «естественная среда, опасная, разумеется, но зато богатая, очень богатая всем необходимым для того, чтобы жить или по крайней мере выжить, пока придет помощь или покажется земля. Ведь «в одном кубическом метре воды в двести раз больше жизни, чем в одном кубическом метре земли». Так почему же столько умерших? Да потому, что спасательные лодки и плоты совсем не такие, какими должны быть, и еще потому, что потерпевшие кораблекрушение не могут победить страха и найти себе пищу.
