Услышав слова мужа, сказанные тихим голосом, но с раздражением и злобой, женщина похолодела. "О аллах! Что же такое сделал ему бедный парень, что он так гневается на него?!" Мать поняла, что судьба дочери уже решена мужем окончательно. Гамза права, отец никогда не изменит своего последнего слова, после этого о Мухаммеде не может быть и речи. Муж произнес свои слова как глубоко уязвленный и смертельно обиженный человек. "Да обрушится дом виновника", - сказала она со вздохом. И опять бедная женщина не могла совместить в своем сознании Мухаммеда и дурные дела. Она только проклинала виновника недовольства мужа.
... Гаджикиши владел на Базаре лавкой, в которой шил и продавал шапки и папахи. Он покупал привозимые из Дагестана шкурки каракуля и мерлушки, черные, коричневые, серые, с длинным и коротким ворсом, и шил из них знаменитые во всем Ширване папахи - островерхие и плоскодонные, высокие и низкие. На одни папахи шел мех из Калмыкии, на другие из Черкесии. Считалось хорошим тоном носить шапку, сшитую руками Гаджикиши. Сеид Азим тоже заказывал себе папахи у него. В последний раз, когда Гаджикиши выполнял очередной заказ Аги, под рукой у него не оказалось нужного добротного меха, и, вместо того чтобы подождать и сшить папаху лучшего качества, Гаджикиши поторопился и сделал папаху из плохого меха. И вот на шапочника пошла гулять эпиграмма:
Мех калмыцкий вместо черкесского
Что ж всучил ты мне, друг Гаджи?
Ну и шапка, брат! Не успел надеть
Изорвалась вся вдруг, Гаджи!
Круги пошли по воде - эпиграмма имела успех. Честно говоря, шапочник пожалел о том, что сделал... Однако затаил обиду на поэта, с которым раньше был в приятельских отношениях: приглашал в свою лавку на чай, с удовольствием слушал его рассказы, шутил с ним... Все было хорошо, пока шутка касалась другого, но как только эпиграмма на Гаджикиши распространилась по Базару, отношения были порваны. Вместо того чтобы пенять на себя, он разозлился на Агу, не ощутив шуточного и веселого тона эпиграммы. Одной из причин его враждебности к Мухаммеду была близость племянника с Сеидом Азимом. А то, что семья покойного брата дала прибежище поэтическому меджлису "Дом наслаждения", вывело его из себя! Его племянник поэт, его называют "Мухаммед Сафа"... Этого еще недоставало!.. "Скоро я не смогу ходить по шемахинскому Базару из-за этих поэтов. Такого бесчестья стерпеть нельзя. Аллах не дал мне сына, я думал, дети брата - мои сыновья... Но нет, аллах должен дать сына самому человеку, - как говорится, кто чужого теленка привязывает, у того в руках лишь веревка остается!" Дочь была его надеждой, но и она подвела. Вот почему он ополчился на Гамзу и жену.
Не понимая, что руководит мужем в его решении, не зная подлинных причин вражды, Бадамбеим поражалась жестокости мужа. "Старик, видно, не в себе... О аллах! Будь милосердным, может ли отец быть таким безжалостным к собственному ребенку?" - думала она, сравнивая сердце мужа с камнем.
Гаджикиши спешил в лавку. Жена остановила его во дворе, чтобы до Гамзы не донеслось, о чем они говорят.
Гаджикиши рассеянно спросил:
- Хорошо, отправляйтесь... А с кем вы пойдете?
Бадамбеим знала, что муж спросит об этом: негоже женщине отправляться в такой путь с больным ребенком, не заручившись подмогой. Она быстро ответила:
- С Бике.
- Хорошо, только старайся побыстрей вернуться. Бике пришла, когда Гаджикиши уже ушел. Они вдвоем помогли Гамзе одеться, взяли жертвоприношения, заранее припасенные Бадамбеим, и двинулись в путь.
Как давно Гамза не была на свежем воздухе! Она как будто ожила. Свежий ветерок ласкал лицо и шею. Цветущие луга, зеленые сады, холмы, убегающая вдаль безлюдная дорога - все радовало взор.
Знавшая дорогу Бике часто останавливалась, чтобы Гамза не устала. Кивнув Бадамбеим, она скороговоркой проговорила:
- Будь проклят сомневающийся! Смотри, сестрица, слава аллаху, мы только пустились в праведный путь, а девочке уже, кажется, лучше... - Бике улыбнулась и продолжила свой рассказ о порядках и обычаях в святилище, куда направлялась не впервой.
Сердце матери наполнилось надеждой, она тоже заметила перемену к лучшему в состоянии Гамзы.
Еще до полудня они добрались до святилища. В окружении вековых деревьев стояло небольшое старинное строение, стены которого поросли мхом. Даже сквозь щели в куполе пробивалась трава... Перед святилищем они увидели женщин, тоже ожидавших моления. Прибывших на поклонение встретила жрица святилища Айша:
- Добро пожаловать, да пошлет аллах вам исцеление... Больная, кажется, девушка?
Бике ответила:
- Да, сестрица, мы пришли просить у вас помощи. У этих дверей мы надеемся получить исцеление... Единственная дочь... Такое несчастье... Тает как свеча с каждым днем...
- Если вы пришли с чистыми помыслами, аллах вам поможет, уйдет отсюда здоровой, отбросит все болезни.
Бадамбеим и Бике отдали Айше принесенные пожертвования, вдобавок мать отдала жрице деньги. В ответ на это жрица ввела их внутрь святилища и указала им места. Вслед за ними вошли и другие женщины, ожидавшие под деревьями.
Внутри святилища стоял полумрак. Сквозь высокие узкие окна в толстой стене, похожие на бойницы, падали слабые косые лучи солнца. В помещении было прохладно, Гамзу слегка знобило. Женщины кружком уселись на старых циновках и полосатых маленьких паласах. Бике посадила Гамзу между собой и матерью и тихонько зашептала ей на ухо:
- Крепись, девочка, уповай на помощь аллаха!.. Смотри, что будет делать Айша, и повторяй все за ней.
Служительница уселась перед нишей, напоминающей древний очаг, который был устроен в середине стены напротив входа. На стене над очагом были высечены слова на арабском языке: "О аллах, о правда, о аллах правдивый".
Окинув взглядом женщин, сидевших по кругу с правой и левой от нее стороны, Айша положила руки на грудь. Подула сначала налево, потом направо, и стала раскачиваться на месте, приговаривая первые слова своей молитвы. Она обращалась от имени шейха этого святилища - шейха Эйюба к аллаху, от неба, что над головой, к аллаху, от горы Пирдереки к аллаху...
Повторявшие ее движения и слова женщины все яростнее раскачивались, сидя на коленях. По мере чтения молитвы они все больше распалялись и постепенно от стен, у которых они сидели, стали продвигаться к центру. По-прежнему первой к аллаху взывала Айша, ей вторили возбужденные сверх меры женщины, они хлопали себя по груди и плечам и на коленях двигались и двигались к центру... Волнение страждущих нарастало, нервное напряжение достигло пика, пена появилась у многих на губах, некоторые потеряли сознание, - измученные и обессиленные, они упали на пол. Молящимся это казалось хорошим признаком: "Счастливица! Эта выздоровеет, ей повезло, с исступлением болезнь покинула ее!"
Гамза одной из первых лишилась сознания. Мать и Бике с трудом привели ее в чувство. Ее вынесли на свежий воздух из святилища, окропили лицо холодной водой, и наконец девушка очнулась. Из страха перед мужем Бадамбеим решилась сразу же пуститься в обратный путь. Гамза была слишком слаба для такой дороги, к тому же она не взяла и кусочка в рот. Опечаленная происшедшим, Бике думала: "Наверно, не надо было приводить сюда бедную девочку, она только измучилась и еще больше ослабела. О аллах! Может быть, потом польза проявится..."
Обратно длинная и безлюдная дорога уже не радовала взор. Те же зеленые сады и цветущие луга потеряли для путниц свое очарование - надежда оставила их. Повозку или арбу нанять было не у кого. С двух сторон взяв больную под руки, они с трудом шли, почти волоча ее по земле. Далеко так не уйдешь...
Они отдалились от святилища на значительное расстояние, когда услышали за собой конский топот. Женщины сошли с дороги, чтобы пропустить всадников. Обессиленную ходьбой Гамзу усадили на обочине, Бадамбеим пыталась облегчить ей страдания, смачивала водой лоб и виски. Бике понимала, что им необходимо вернуться в город до темноты. Во-первых, у них на руках больная, а во-вторых, страшно ночью в степи женщинам... Когда всадники приблизились, она решилась: поплотнее завернувшись в чадру, чтобы совсем не видно было лица, она подняла руку и направилась навстречу всадникам.
- Братья, ради святого Аббаса, помогите нам! С нами больная, которую мы водили на моление в святилище... Видно, исступление ей не помогло.
Обычаи не позволяют смотреть мужчинам на чужих женщин, поэтому всадники остановились в отдалении. Это были Сеид Азим Ширвани и Мухаммед Сафа. Они спешились, еще не зная, как помочь женщинам. Сеиду Азиму ни одна из женщин, как ему показалось, не была знакома. А Мухаммед сразу узнал жену своего покойного дяди и Гамзу. Он удивленно окликнул их. Бадамбеим подняла голову и увидела Мухаммеда. В первую минуту растерянности она не могла решить, как им быть. Обратиться ли к нему за помощью бедняжке Гамзе или отвергнуть эту помощь из страха перед гневом мужа, если он узнает о встрече... Женщина расплакалась:
