Когда Иван III предпринял поход с целью завоевания Новгорода, его граждане менее всего могли надеяться на крепость оборонительных стен. В самый решающий момент своей истории новгородцы поплатились за свою беспечность.
Леса, реки и болота Новгородской земли служили отличным естественным рельефом для создания оборонительных рубежей на московском направлении. Труднопроходимая местность, насыщенная естественными преградами, лишала врага маневра. Большие массы неприятельских войск по необходимости должны были двигаться по заранее известным маршрутам, непременно штурмуя крепости, встречающиеся на пути. Воздвигнув несколько каменных твердынь на стратегических направлениях, новгородцы могли бы сделать свою землю неприступной. Осада и штурм таких крепостей обескровили бы и лишили сил любого противника. Однако новгородцы подобных мер для собственной защиты не предприняли. Поэтому войска Ивана III прошли сквозь Новгородскую землю, как нож сквозь масло.
Беспристрастно рассматривая историческое прошлое, в трагедии Великого Новгорода можно увидеть и положительный момент. Если бы новгородское правительство серьезней занималось обороной республики, то война между двумя русскими государствами была бы несравненно продолжительней и кровопролитней. Этим могли воспользоваться внешние враги русского государственного объединения. Поэтому в стремительном завоевании Москвой Новгорода можно видеть попущение свыше, благодаря которому Русь избежала великих бедствий.
В течение многих столетий новгородцы славились своей воинственностью. Однако на протяжении всего XV столетия сила воинской пассионарности Великого Новгорода неуклонно падала. В это столетие Новгородская республика достигла пика своего благосостояния, но материальное благополучие сыграло с новгородцами злую шутку.
В Средневековье откуп был обычным явлением, и новгородцы до XV столетия весьма искусно сочетали силу меча и золота. Однако, раз за разом откупаясь от агрессивных соседей, новгородцы привыкли к мысли, что деньги всегда решают внешнеполитические проблемы более удачно, чем меч. Ведь на поле боя потери неминуемы, а победа отнюдь не предрешена заранее.
Новгородцы платили откуп Москве и Литве, но немцам и шведам — никогда. Почему? Во-первых, Московское и Литовское княжества были мощными государствами, и воевать с ними Новгороду обходилось дороже, чем откупиться от их вторжений. Во-вторых, новгородцы не желали проливать кровь своих братьев, русских православных людей, которые населяли не только Московское, но и значительную часть Литовского княжества. Население Ливонии и Швеции — другое дело. С инородцами и иноверцами новгородцы бились, не задумываясь о духовном и кровном родстве.
Когда Новгородская республика стала действовать на литовском и особенно на московском внешнеполитических направлениях фактически только рублем, ее военный потенциал начал приходить в упадок. Одновременно новгородцы своим поведением вселили в москвичей чувство воинского превосходства. А как же иначе? Если новгородцы избегают сражений и платят откуп, значит, они боятся и неспособны к сопротивлению! Со временем Москве надоело довольствоваться только деньгами, хотя и немалыми. Московское правительство не без помощи самих новгородцев постепенно утвердилось в мысли: зачем брать откуп, когда можно завладеть самим Новгородом?!
Новгород повторил судьбу некоторых успешных государств, которые погибли именно в период бурного роста своего материального благосостояния и одновременного застоя в военной сфере.
В XV веке Новгородская республика на московском рубеже перешла от хорошо сбалансированной и активной обороны к обороне бессистемной и пассивной. Правительство республики отказалось от карательных походов новгородского войска и акций возмездия ушкуйников. Ставка была сделана только на представительные делегации, регулярно возившие в Москву богатые подношения. «Но вольность спасается не серебром, а готовностию умереть за нее: кто откупается, тот признает свое бессилие и манит к себе властелина»{270}.
Великий Новгород, если говорить языком Льва Гумилева, «погубила дестабилизация, явившаяся следствием снижения пассионарного напряжения этнической системы, или, что проще, увеличения числа субпассионариев — эгоистов, не способных к самопожертвованию ради бескорыстного патриотизма»{271}.
Многие историки знают, что при глубокомысленных рассуждениях о глобальных процессах, приводящих к гибели государств, не надо забывать и о случайных стечениях обстоятельств, из-за которых случаются политические катастрофы. Иногда победы достаются тем, кому сопутствует невероятная удача, а поражения терпят те, кому фатально не везет. Могут возразить, что всегда везет сильнейшим. Да, это — красивая фраза, однако ее опровергает масса исторических примеров.
Применительно к завоеванию Новгорода Иваном III, «рассуждая беспристрастно, нельзя не признать и то, что во всей этой истории немалую роль сыграла удача. Этот элемент должен быть так же отмечен историками, как отмечен он был современниками. Удачным было лето 1471 года, когда небывалая жара высушила новгородские реки и болота, открывая путь московским полкам. Удачными для москвичей были и на редкость бестолковые действия новгородских боевых сил. Решившая исход всей кампании битва на Шелони была не только победой Москвы над Новгородом, но и победой Удачи над Неудачей. Кажется, это хорошо понимал и сам Иван III. Его пресловутая медлительность и осторожность, о которой любят говорить историки, была порождена боязнью делать ставку на удачу. А судьба, словно искушая князя Ивана, посылала ему одну удачу другой»{272}.
Пожалуй, самой большой удачей для Ивана III при завоевании Новгорода был крепкий сон соседних государств. «Великий князь ясно понимал, что трудность заключается не столько в том, чтобы завоевать Новгород, сколько в том, чтобы сделать это незаметно. В противном случае он мог восстановить против себя всю Восточную Европу и потерять не только Новгород, но и многое другое»{273}.
Историки до сих пор гадают, каким образом соседи Великого Новгород проспали его присоединение к Москве. А гадать тут, впрочем, совершенно нечего. Просто подавляющее большинство новгородцев повело себя крайне самоотверженно. Они не захотели допускать вмешательства чужаков в чисто русский конфликт. Если бы новгородцы начали вопить на всю Европу о помощи, то наверняка Московию ожидал бы такой крестовый поход, память о котором затмила бы и Батыево нашествие. Ивану III несказанно повезло в том, что он имел дело с новгородцами, людьми чести и долга.
РАЗДРОБЛЕННОСТЬ КАК ЕСТЕСТВЕННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
Для Руси как государства положительный момент в объединительной деятельности Москвы несомненен. Не так очевидна польза от этой деятельности для русской нации. У каждого беспристрастного историка не может не возникнуть вопрос: оправдана ли цена, которую русский народ заплатил за единое государство под эгидой Москвы? Как известно, не все хотели присоединяться к Москве добровольно, и поэтому московским государям на пути объединения пришлось пролить немало русской крови, а также уничтожить целые пласты культурно-этического и общественного уклада национальной жизни русского народа.
Непогрешимость действий Москвы в отечественной историографии давно возведена в степень догмата. Однако никто из историков еще не дал вразумительного ответа на вопрос: почему жители других русских земель подчас столь отчаянно сопротивлялись Москве, не замечая благ, которые она якобы несла им? Неужели они были столь глупы и слепы? Население захваченных княжеств воспринимало присоединение к Москве не как жертву, приносимую на алтарь будущего счастья русского народа, а как беззастенчивое хищничество.
Для сознания людей Средневековья, в том числе и русских, национально-государственная раздробленность являлась естественной реальностью. Люди жили в мире так называемой феодальной раздробленности без тени ужаса. Наоборот, и в Европе, и на Руси ужас вызвал кровавый процесс насильственного политического объединения. Формирование самодержавных монархий воспринималось многими как крушение устоявшейся общественно-государственной системы и уничтожение вековых ценностей. При этом люди Средневековья испытывали потрясения, сравнимые с потрясениями, которые позднее будут переживать подданные абсолютных монархий в период буржуазных революций.
ОДНА НАЦИЯ — ОДНО ГОСУДАРСТВО?
Потомки, гордясь деяниями своих предков, обычно придерживаются двух принципов: «победителей не судят» и «из двух зол выбирают меньшее». Историки оправдывают жестокие методы Москвы, чаще всего руководствуясь именно этими правилами. Они считают, что под натиском Востока и Запада раздробленная Русь могла совершенно исчезнуть с лица земли. И это самое большее зло, которое могло бы случиться с русским народом. Поэтому дело Москвы, избравшей меньшее зло, то есть насильственное объединение русских земель, должно быть оправдано нацией. Более того: русский народ должен быть вечно благодарен московским князьям за их служение Отечеству.
