Ознакомительная версия.
Получается: годы «застоя», 1970–1980-е – время активнейшего, буквально взрывообразного литературного процесса. Намного более активного, чем идет сейчас в Российской Федерации и в любой другой стране или группе стран мира.
Интеллигенция жила в этом поле культурной жизни, в невероятном далеке от реалий и международной, и российской жизни. Эти реалии причудливо преломлялись через ее книжные представления, через впечатления от книг, фильмов и разговоров в курилках и только в таком виде осмыслялись.
Государство интеллигенции
Коммунистическая идея никогда не была народной идеей ни в России, ни в других странах СССР. Это интеллигентская идея. И все вообще идеологии по сути своей – интеллигентские.
Интеллигенция сложилась как часть субэтноса «русских европейцев», как феодальное сословие старой России. Коммунисты были частью (на мой взгляд – совсем не лучшей частью) этого сословия. Они взяли власть и, как всякий господствующий слой, навязали свое отношение к жизни, свою культуру всему остальному народу. И русскому народу, и всем народам СССР.
Поэтому вся интеллигенция, уже независимо от своей политической позиции, оказалась частью правящего слоя СССР, его привилегированным сословием.
Официально интеллигенция считалась «прослойкой»: марксисты просто не знали, что с ней делать, потому что реальное разделение общества не ложилось в учение их кумира Карла Маркса.
Невероятно, но факт – некоторых интеллигентов невероятно оскорбляло, что рабочие – класс и крестьяне – тоже класс. А они, интеллигенция, – всего лишь «прослойка»?! Ах! Ах! Обидели юродивого….
Если не выяснять, кто тут прослойка, то получается: лишь небольшая часть интеллигенции вошла в состав номенклатуры. Но до 1970-х годов основная часть интеллигенции имела или среднюю зарплату, или выше средней. Начиная с 1970-х зарплата рабочих и руководства предприятий росла быстрее, чем зарплата интеллигентов: сказывался хозяйственный расчет. Предприятия могли доплачивать работникам и давать им массу возможностей и пайков, а интеллигент сидел на твердом государственном бюджете.
То есть как только жизнь общества сделалась чуть более реалистичной, когда стали платить не за факт образованности, а за что-то реально сделанное, интеллигенция начала отставать в доходах.
Престижное и непрестижное
Сама по себе принадлежность к интеллигенции была престижна. Современному молодому россиянину не просто представить себе мир, в котором владение материальными ценностями не так уж и престижно. Престижно было привести нечто интересное из-за границы… Хоть фаянсового Будду, хоть электробритву, хоть хрипящую и подвывающую пластинку. Но это – как своего рода раритет «из оттуда», знак того, что человек где-то побывал за рубежом. А самой по себе пластинки или электробритвы почти не ценили.
Вот ЗНАТЬ – это было престижно. Как у Высоцкого знаком принадлежности к элите было умение «Шиллера читать без словаря». Так же и принадлежность к тем, кто ищет Тунгусский метеорит или проверяет дельфинов на разумность, – ценилась.
Наука была своего рода религией СССР. Наука, особенно гуманитарная, искажалась и уродовалась идеологией – но ведь и идеология была «правильной», потому что основывалась на науке.
Считалось, что и СССР, и построение коммунизма прямо вытекают из положений современной науки.
Право на образование государство обеспечивало свято.
Образование давало работу по специальности. Эта работа могла быть плохо оплачиваемой? Да. Но вы разве не знали, что библиотекари и работники Домов культуры зарабатывают мало? А государство честно выполнит свое обязательство, и если вы закончили библиотечный факультет института культуры, вы получите место в библиотеке. Может быть, не в Москве, вообще не в крупном городе – но получите.
Ученая степень делала человека обеспеченным.
Вузы располагались в самых заметных, самых видных местах городов. Случайно ли одно из первых высотных зданий Москвы – это здание МГУ, и случайно ли оно расположено именно на Ленинских (они же Воробьевы) горах? Так, чтобы отовсюду был виден этот храм науки? Случайно ли академгородки – своего рода научные храмы или монастыри – строились по всей территории СССР, и быт в них организовывался обеспеченный, спокойный и вальяжный. Кстати, и с квартирами в академгородках было лучше, чем в целом по СССР.
В провинциальных городах тоже вузы строились на самых видных местах, на высотках вокруг города, или располагались в старых престижных зданиях в самом центре. Как и библиотеки.
Разумеется, это далеко не случайно. Культ знания, компетентности, разума царил в колоссальной стране.
Живя в этом культе науки и разума, советский человек имел немного, но в это немного входило и право на самореализацию. Развиваешь себя? Повышается и твое положение в обществе. Быть ученым, писателем, философом было необычайно почетно. Более почетно, чем крупным инженером, начальником на производстве, даже членом номенклатуры.
Если человек читал Шиллера без словаря или разбирался в иероглифах майя – его место в обществе казалось более почетным и значительным, чем менее образованного человека – даже на той же должности. Статус в обществе приносили не деньги, а должности, звания и знания.
Как бы ни ссылали Льва Гумилева – к нему всегда было очень большое уважение. В том числе и тех, кто по должности его преследовал и ссылал.
Ученый академической специальности был «главнее» «прикладника», а любой вообще ученый – выше интеллигента без ученой степени. Торговые махинаторы, которые по щелчку пальцев могли достать любой дефицит, директора больших предприятий, номенклатурные работники не из мелких – все они охотно готовы были дружить с музыкантами, учеными, писателями. В системе ценностей советской цивилизации писатель стоял намного выше, чем директор завода. Это он снисходил до друга с его непрестижной профессией.
Члены ЦК охотно пили с писателями, особенно с писателями-«деревенщиками», с Астафьевым или с Беловым, и почитали это занятие за честь. Многие провинциальные начальники, представители номенклатуры, искренне считали для себя почетным дружить домами с учеными и писателями, приглашать их к себе и оказывать им покровительство.
Такое знакомство возвышало и в собственных глазах, и в глазах общества.
Интересно, можно ли сегодня в России завести в ресторане разговор о тайнах истории? Такой, чтобы сошлись официанты, начали бы задавать вопросы, спорить, прониклись бы уважением к собравшимся за столиком интеллигентам?
В своем «Вокзале на двоих» борец за демократию Э. Рязанов создал мир, где главного героя отделяет от официантки главным образом материальный фактор. А было не совсем так… Намного сильнее интеллигент отличался знаниями и принадлежностью к слою, несущему в себе эти знания. Именно этим становился лидером для советского человека.
Наверное, если бы в СССР появились грязные откровения Галины Брежневой и ее любовников, их бы расхватывали, как горячие пирожки! Или, скажем, выпустили бы в 1975 году на экраны боевичок, в котором советский офицер спецназа «мочил» бы американцев и мусульман на Переднем Востоке.
Но ничего такого не было, и «почему-то» получалось даже лучше.
Идеологические запреты? Без них не обошлось, но важнее другое: культурный процесс в СССР не был рыночным явлением. Определял его не спрос массового человека, тех 200 миллионов, а ценности интеллигенции.
Наверное, это рассуждение типичного интеллигента – плоть от плоти, кровь от крови сословия… Но в этом я вижу и много хорошего… Разве книги и фильмы никак невозможны без клубнички, без обсасывания грязного белья, без сцен насилия, крови и жестокости? Даже культура массового человека? В СССР как-то без этого обходились, и «почему-то» вполне получалось.
Нонна Мордюкова не плясала голой, Ирина Арефьева не снимала лифчика перед кинокамерой, а Броневой не втирал торта в физиономию Тихонова. Эти невероятно интересные и потрясающе смешные сцены нам еще предстояло увидеть по мере приобщения к сокровищам мировой культуры, познавая, как живут «во всем цивилизованном мире». В СССР, созданном интеллигенцией, культурные нормы определяли именно вкусы интеллигенции, а не пьяного быдла.
А научно-популярная литература? Что плохого, что юноши читали не о том, как устроено влагалище, а как устроены элементарные частицы?
А что плохого в очень популярных тогда познавательных телевизионных программах? И дети, и взрослые смотрели «В мире животных», «Очевидное-Невероятное», «Клуб кинопутешественников».
Кроме популярных актеров и певцов, внимание к себе приковывали ученые, писатели, путешественники, герои прошедших войн, государственные деятели прошлого. Интересоваться ими было так же «правильно» и так же престижно, как интересоваться вопросами, далекими от повседневного быта.
Чтение было повседневной, бытовой нормой. Да, именно нормой! Не читать было примерно тем же, что не чистить зубов или пукать за столом. Слова про «самую читающую страну в мире» принято воспринимать с иронией… А ведь в них много верного.
Ознакомительная версия.
