Власть его была наследственной. Кроме общего управления своим государством и руководства его внешней политикой, «халач виник» был верховным военачальником и исполнял некоторые религиозные функции[112]. Помимо обширных плантаций фруктовых деревьев и какао, находившихся в полной собственности правителей и обрабатывавшихся рабами и клиентами, правители получали различного рода дани и налоги с подвластного им населения[113].
Судя по данным ранних хроник, в XVI в. общество майя было классовым. Оно четко разделялось на три больших класса: знать, общинников и рабов. Жрецы составляли особую прослойку внутри знати. «Жречество играло огромную роль в общественной жизни, так как в его руках был сосредоточен не только религиозный ритуал, но и почти полностью научные знания и искусство. Верховный жрец, бывший советником „халач виника" (курсив мой.— В. Г.), назначал жрецов в селения, и те в свою очередь были советниками батабов»[114]. Следовательно, жречество, несмотря на все свое влияние, не являлось господствующей силой в обществе. У «кормила власти» находились представители светской аристократии, во главе с «царем» — «халач виником». В целом социальный строй майя имеет много' общего с древневосточным обществом на ранних этапах его развития (Шумер, Египет, Ассирия). Как и на Древнем Востоке, мы находим у майя достаточно развитое рабовладение, наряду с сохранением преобладающей роли общины, расслаивающейся на зажиточных и неимущих членов. Аристократы и жрецы, кроме рабов, подвергали жестокой эксплуатации и свободных общинников путем различного рода повинностей, даней и поборов[115].
Однако для классической эпохи мы располагаем исключительно археологическими данными. Испанские и индейские источники хранят полное молчание относительно событий ранее X в. н. э., а многочисленные иероглифические тексты, высеченные на рельефах, стелах и алтарях городов Древнего царства, к сожалению, пока не прочитаны. Естественно, что одного археологического материала при реконструкции столь сложного явления, как характер, древнего государства майя, явно недостаточно. Вот почему столь большое значение приобретают сведения письменных источников более поздней эпохи. Вполне возможно, что, несмотря на всю свою специфику, социальные институты майя классической эпохи в общих чертах были близки тем, что мы застаем у них в XVI в. Анализ археологических данных доказывает, что уже с первых веков нашей эры у майя наблюдается значительное классовое расслоение. Величественные каменные храмы и пышные многокомнатные дворцы резко контрастируют с убогими жилищами рядовых горожан и земледельцев. Великолепные гробницы аристократов и жрецов с драгоценными вещами и человеческими жертвоприношениями — с одной стороны, и скромные могилы простого люда — с другой, красноречиво говорят о той глубокой пропасти, которая отделяла правящую верхушку от остального населения.
Анализ мотивов классического искусства майя заставляет нас обратить внимание на интересную группу изображений, которая встречается чаще других. Речь идет об изображениях персонажей (назовем их пока условно «правителями») в богатых одеждах, вычурных головных уборах и с различными регалиями и атрибутами власти. В одних случаях эти персонажи сидят в окружении фигур меньшего масштаба (например, рельеф из Пьедрас Неграса). В других — сцены, где они участвуют, носят ярко выраженный триумфальный характер: вождь-победитель поражает копьем врагов, топчет ногами их поверженные тела или принимает знаки покорности от неприятеля (стела 12 из Пьедрас Неграса). Кого же изображают эти произведения искусства? Может быть, жрецов? Именно так и думает большинство зарубежных исследователей. На наш взгляд,- это правители городов-государств :—«халач виники». На светский характер этих персонажей указывают такие атрибуты их власти, как троны, скипетры, щиты, копья и т. д. Q том, что трон является непременной принадлежностью именно царской власти, лишний раз доказывает изречение из эпоса майя-киче «Пополь-Вух»: «Там же они достигли величия, там поместили свои блестящие троны и царские сиденья, и там распределяли они полагающиеся почести среди царей»[116]. Многочисленные сцены триумфа на памятниках классического искусства майя (царь-победитель и связанные пленники у его ног, царь, поражающий врагов или топчущий их тела, и т. д.) лишний раз свидетельствуют о военном характере царской власти. В то же время увеличенные размеры фигуры правителя по сравнению с остальными персонажами подчеркивают божественный характер и несокрушимую мощь царской власти. Если мы обратимся к искусству древних цивилизаций Востока, то без труда найдем там множество сходных по характеру мотивов, причем некоторые из них сопровождаются надписями, не оставляющими никаких сомнении в их содержании[117].
Тематика описанных выше произведений искусства отражает довольно развитый общественный и государственный строй. «В образе царя, торжественно восседающего на троне в окружении сановников и слуг или поражающего врага на поле брани, мы видим каноническое изображение божественного монарха, ставшее типичным для всей классической эпохи... фигура царя торжественно и величаво возвышается над остальными людьми, равная по своим размерам лишь фигурам богов. Так искусство наряду с религией проводило в жизнь и утверждало догмат о божественной сущности персоны царя и царской власти»[118].
У майя, как и у народов Древнего Востока (Шумер, Египет, Индия, Китай), в эпоху становления классового раннерабовладельческого общества, видимо, существовала специфичная форма государственного правления типа восточной деспотии. Ее особенностями являются важная роль общины в жизни общества и идеология обоготворения царя. Последняя служила мощным орудием порабощения народных масс и подчинения их интересам правящей верхушки знати и жрецов.
Последние открытия в Алтаре Жертв проливают некоторый свет и на загадку внезапной гибели цивилизации майя. Как уже говорилось, город возник еще в архаический период, около 1000 г. до н.э., и существовал до 900 г. н. э. Все находки свидетельствуют здесь о непрерывном развитии культуры одного и того же населения. И вдруг в 900 г. н. э, картина резко меняется. На смену классической культуре майя приходит совершенно новый, лишенный местных корней комплекс «Химба». Материалы из слоев этапа «Химба» носят ярко выраженный центральномексиканский (тольтекский) характер: здесь и типичная для долины Мехико керамика (Fine Orange) и терракотовые тольтекские статуэтки. Этих находок так много, что вряд ли их присутствие можно объяснить торговыми связями, да и никаких чисто майяских материалов в слоях «Химба» нет. Здесь возможно лишь одно объяснение — иноземное вторжение[119].
Открытие в Алтаре Жертв — далеко не единичный факт. В настоящее время никто уже не будет отрицать, что в X в. н. э. северный Юкатан захватили мексиканские племена тольтеков, которые основали свою столицу в городе Чичен-Ица. Но такое переселение центральномексиканских племен на юг могло начаться гораздо раньше. И находки в Алтаре Жертв, по-видимому, подтверждают это. Следовательно, одной из основных причин гибели Древнего царства майя было, скорее всего, вторжение иноземных захватчиков.
Правы те, кто считает, что тольтекское нашествие совпало с усилением внутренней борьбы в самом обществе майя; борьбы между угнетенными массами земледельцев и правящей верхушкой знати и жрецов.
К числу наиболее замечательных находок последних лет относится открытие настенных росписей в Муль-Чик, на Юкатане. В 1961 г. группа мексиканских археологов обнаружила там, внутри полуразрушенной каменной постройки, великолепные многоцветные фрески. Правда, сохранность их оставляет желать много лучшего: проникшая внутрь дождевая вода и отложения известковых солей уничтожили большую их часть. По технике исполнения и по своему художественному стилю фрески Муль-Чика удивительно близки бонампакским. Росписи наносились прямо на влажный слой белой штукатурки. Сюжеты их таковы. На западной стене комнаты изображены сцены сражения и убийство нескольких пленников. К месту действия движется процессия жрецов, на лицах которых маски различных богов. Выше находится персонаж, скорее всего жрец, с маской обезьяны на лице и в вычурном головном уборе. В левой руке он держит большой кремневый нож. Ниже — полоса иероглифов. Далее показаны три человека с камнями в руках. Они добивают четвертого — распростертого на земле. Позади видно дерево, на одной из ветвей которого висит труп. К его правой руке привязана веревка, другой конец которой стягивает шею человека, сидящего под деревом со связанными за спиной руками. Как правило, все действующие лица имеют лишь набедренные повязки белого цвета. Их тела окрашены в охристый цвет. Камни — белые, а дерево — темно-зеленое. У человека в маске обезьяны головной убор голубого и желтого цветов. Туловище его имеет черную окраску. За сценой умерщвления пленных изображены два персонажа в богатых одеждах, в вычурных- головных уборах, которые заканчиваются мордами фантастических зверей и, красочными перьями птиц. Лица персонажей закрыты масками. Из их ртов выглядывают головы змей. В руках они сжимают жезлы или скипетры. На восточной стене росписи почти не сохранились. Здесь была, бесспорно, наиболее важная их часть. На уцелевшем фрагменте изображен главный, вождь, облаченный в мантию из шкуры ягуара. Его головной убор увенчивает птица кетсаль. Еще выше расположен картуш с иероглифами — такой же, как и на фресках Бонампака: справа от вождя стоит слуга, за ним два жреца с большими обсидиановыми ножами в левой руке. Их лица и тела окрашены в черный цвет, на груди — ожерелья из человеческих черепов, на голове — драгоценный убор из зеленых перьев и белых роз. Что изображают эти росписи? Победу жителей Муль-Чика над населением соседнего города? Или это сцена жертвоприношения в честь бога дождя Чака во время засухи? Ответ на эти вопросы — дело будущих исследований, ведь изучение фресок Муль-Чика только начинается.