Осенью 50 года в Италии то и дело говорили о том, что вскоре Помпей и Цезарь начнут воевать друг с другом.
Цицерон в письме своему приятелю Аттику из Афин сообщил, что Цезарь с четырьмя легионами движется к границам Италии. В то же время сторонники Помпея рассказывали о том, что в войсках Цезаря зреет недовольство своим полководцем, который собирается осуществить свои честолюбивые замыслы путем новой, теперь гражданской войны. Все эти суждения были далеки от действительности. Цезарь по-прежнему пребывал в Галлии, а его солдаты оставались ему верны и по его первому слову были готовы последовать за ним даже в преисподнюю.
Тем временем Помпей возвращался в Рим из Неаполя, поправившись после тяжелой болезни. По пути его следования ему устраивали не менее пышные встречи, чем Цезарю в Галлии. Уверившись в любви простого народа, Помпей проникался все большим высокомерием и, веря в свое могущество, дошел до такого пренебрежения к Цезарю, что высмеивал всех, кто страшился возможной войны. Он был убежден, что легко пополнит свое войско до численности, необходимой для разгрома противника. Помпей говорил: «Стоит мне только топнуть ногой в любом месте Италии, как тотчас же из-под земли появится и пешее, и конное войско»[44].
Зимой 50 года вероятность гражданской войны возросла. Цезарь продолжил готовить свое войско к войне, хотя и стремился ее избежать. Помпей и оптиматы не собирались идти на уступки Цезарю, особенно после того, как на их сторону перешел легат Цезаря Лабиен, ревностно служивший ему, а теперь посчитавший, что Цезарю Помпея не одолеть. Цезарь превратил Лабиена в такого богатого и известного человека, что тот в конечном счете уверовал, что победа над Галлией добыта не только Цезарем, но и им самим в равной мере. Возможно, переход Лабиена в лагерь Помпея в некоторой степени объяснялся и тем, что он, как и Помпей, родился и провел юность в Пицене, и на этом землячестве могли сыграть оптиматы. Но вне зависимости от поводов, склонивших Лабиена перейти на сторону оптиматов, Помпей обзавелся весьма искусным военачальником, знакомым со стратегией и тактикой Цезаря, которые тот использовал на войне. Цезарь отнесся к поступку Лабиена терпимо: после его отъезда отправил ему вдогонку его деньги и нажитое имущество.
Тем временем вернувшийся в Рим из Греции Цицерон, выражавший взгляды наиболее умеренных римских политиков, предпринимал отчаянные попытки уладить назревший конфликт мирными средствами. В середине декабря 50 года в письме Аттику он сообщил:
Происходящие события в государстве пугают меня. Насколько я знаю, почти каждый стоит на том, чтобы удовлетворить притязания Цезаря и тем самым не допустить гражданской войны. Цезарь, безусловно, наглец, но многого он не просит[45].
Хотя Цицерон и считал, что следует любой ценой сохранить мир в государстве, он тем не менее полагал, что если дело дойдет до вооруженного столкновения, то для сохранности республиканского строя и своей личной политической безопасности ему придется присоединиться к Помпею. Такого же мнения придерживались и умеренные сенаторы. Они стремились уладить злободневный конфликт, но если бы их принудили определиться, они бы присоединились к Помпею, чтобы не допустить низвержения республиканского строя и повторения кровавой резни, устроенной в свое время Цинной и Марием. Да и большинство римлян, власть предержащих или просто богатых, в случае гражданской войны поддержали бы оптиматов.
В декабре 50 года появилась возможность для компромисса. Курион провел в сенате закон об одновременном роспуске войск Цезаря и Помпея. Оптиматы во главе с Гаем Марцеллом при обсуждении этого документа бурно протестовали, понимая, что лишатся шанса сокрушить Цезаря, но в конце концов закон приняли подавляющим большинством голосов (370 — «за», 22 — «против»).
Однако оптиматы не собирались сдаваться. Гай Марцелл заявил сенаторам, что Цезарь с десятью легионами, перевалив через Альпы, движется к Италии. После этого Марцелл, сопровождаемый оптиматами, пошел через Форум за городскую черту к Помпею и приказал ему выступить на защиту Римского государства, не только пользуясь имевшимися у него двумя легионами, но и набирая новое войско. Помпей согласился, хотя приказ Марцелла противоречил только что принятому закону.
На самом деле Цезарь в то время был в Цизальпинской Галлии, где находился лишь один его легион. Цезарь надеялся избежать гражданской войны, но при необходимости был готов дать оптиматам вооруженный отпор. В конце декабря, определив, что положение к лучшему не меняется, он двинул свое войско к Равенне, городу, находившемуся неподалеку от Рубикона, реки, стекавшей со склонов гор. Одновременно Цезарь распорядился, чтобы два его легиона, квартировавшие в Галлии, двинулись к границам Италии и чтобы три его легиона, стоявшие лагерем в Южной Галлии, поддерживали боевую готовность.
В начале января 49 года Цезарь направил в сенат письмо, в котором он перечислил все свои начинания, совершенные им за время своей карьеры на благо Республики. Затем он выразил согласие оставить командование войсками одновременно с Помпеем, однако оговорил, что сделает такой шаг только после того, как его изберут консулом. В случае непринятия его требований Цезарь заявил о своей готовности постоять за себя, используя для этого средства, которые посчитает необходимыми.
Даже умеренные сенаторы, пораженные дерзостью Цезаря, расценили его письмо как объявление войны государству. Лишь немногие посчитали, что Цезарь просто запугивает сенат, но и их оскорбила его непочтительность к этому руководящему органу. После нескольких дней бурных дебатов сенаторы объявили Цезаря врагом государства. Неправомерный приказ Марцелла Помпею обрел законную силу. Затем консулы повелели сторонникам Цезаря, включая Марка Антония, покинуть сенат. Антоний, возмутившись, яростно заявил, что они нарушают неприкосновенность трибуна. Когда его силой выдворяли из курии, он призывал богов быть свидетелями, что его оскорбляют, а сенаторов осыпал угрозами и проклятиями. Антоний и Курион немедленно покинули Рим и отправились к Цезарю.
Спасти положение попытался вернувшийся в Италию Цицерон. Он вел переговоры то с оптиматами, то с людьми Цезаря, стараясь найти решение, устраивающее и тех и других. В конце концов представители Цезаря сообщили, что он готов из всей своей армии оставить у себя только два легиона, а из провинций, находящихся под его управлением, — только Цизальпинскую Галлию. Когда Помпей это предложение отклонил, Цезарь снова сделал уступку: он согласился оставить у себя только один легион, а из провинций одну Иллирию. Казалось, стороны могут прийти к соглашению, но Катон во всеуслышание заявил, что Помпей совершит ошибку, если согласится с предложением Цезаря, который хочет его обмануть. Переговоры прекратились, а с ними исчезла и последняя возможность разрешить кризис мирным путем.
Цезарь понял, что теперь Помпей станет собирать армию, чтобы вторгнуться в Цизальпинскую Галлию. Однако собрать крупные силы непросто. На это потребуется немалое время. Но когда Помпей эту армию соберет, одолеть его будет до крайности трудно. Исходя из этих соображений Цезарь принял решение, на которое не дерзнул бы ни один другой римский военачальник: вторгнуться в Италию силами всего лишь одного легиона. Неожиданность — вот на что рассчитывал Цезарь. Он полагал, что оптиматам и в голову не придет, что он начнет военные действия теми малыми силами, что были у него под рукой. К тому же он рассудил, что неожиданное вторжение его войска в Италию вызовет в стране панику, сенат повергнет в смятение, а Помпея заставит бежать из Рима.
Вечером 10 января 49 года Цезарь со своим войском подошел к Рубикону, реке, по которой проходила граница его провинции. Весь этот день он провел у всех на виду, занимаясь обыденными делами, чтобы не предоставить возможности соглядатаям, состоявшим на службе у оптиматов, узнать о его намерениях. Подойдя к Рубикону, Цезарь помедлил, раздумывая, на какой шаг он отваживается. Он знал, что если перейдет эту реку, повернуть вспять он не сможет. И все же Цезарь не изменил своего решения. Переход через Рубикон послужил началом гражданской войны.
Глава десятая
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
Счастье во всем играет большую роль, особенно же в делах войны.
Цезарь[46]
Никто в Риме не ожидал, что Цезарь перейдет границу Италии, располагая лишь одним легионом. Однако, несмотря на малую численность своих войск, Цезарь быстро продвигался на юг, в результате чего, как он и предполагал, сенат пришел в замешательство, а в Риме началась паника. Первым городом, занятым Цезарем, стал Аримин, располагавшийся в Северной Умбрии на Адриатическом море в десяти милях от Рубикона (ныне Римини). В отличие от Суллы, в свое время осаждавшего Аримин около месяца, Цезарь вошел в город без боя.
