нападению на королевские хоругви, стоявшие по квартирам.
„Но, так как, признав себя виновными, они столько раз и письменно, и чрез послов
униженно просили нас о пощаде; имея, кроме того, в виду, что немалая часть
Запорожского Войска пребыла непоколебимо в своей верности и послушании при
королевском войске, и не желая, чтобы погибли запорожские козаки, оказавшие так
много услуг королю и Речи Поснолитой и покрывшие себя славою,—отпускаю ныне
всем им вину их, но под следующим условием.
„Хотя все они называют себя виновными, и все просят помилования за
произведенное кровопролитие, считая заслуженным наказанием понесенные ими
утраты; но Тарас Федорович, будучи ихъ
.
165
предводителем, оказывается виновнее всех: ибо, по его внушению и от его имени,
начали твориться все эти злодейства. Поэтому, не : отрицая его виновности,
Запорожское Войско питает надежду на милосердие его королевской милости, что,
отпустив козакам чрез меня вину, наш милостивый государь простит и того, который
должен был исполнять то, чего желало все войско, и просило меня оставить его под
войсковым секвестром до дальнейшего объявления королевской воли. На что я, но
горячей просьбе обеих частей Запорожского Войска, согласился, с тем чтоб они
обязались немедленно исполнить решение его королевской милости, лишь только оно
воспоследует.
„Постановления Куруковской коммиссии должны остаться неизменными во всех
пунктах своих. Запорожские козаки обязались тем, которые теперь, не взирая на
запрещение его королевской милости и волю старших, пошли на море, строго наказать,
предводителей похода выдать и челны сжечь. Обязались также отдавать всякое
уважение тем, которые остались верны своему долгу, сражаясь вместе с войском его
королевской милости, так как ради их заслуг оказано помилование и прочимъ" *).
Покоренные панским оружием козаки снова принесли, как и пять лет назад,
торжественную присягу на верность королю и республике. После присяги вписаны
были в шеститысячный реестр заслуженные козаки, которых исключили было из него
за их вины. Войско Запорожское взялось наблюсти, чтобы все выишсчики разошлись
по своим домам. Старшим козацким коронный гетман приказал быть Тимошу
Михайлбвичу (козаки называли его Тимошем Орендою, или Арендаренком), как
человеку, по словам документа, доказавшему свою верность, мужество и опытность в
рыцарских делах Речи Посполитой. Этот старший произнес отдельную присягу,
которою обязывался воспрещать хождение на Запорожье козакам, не состоящим на
королевской службе, не сзывать в купы ни охотников, ни выписчиков, напротив карать
всех, кто бы отважился это делать. Вслед за своим старшим, войско присягнуло сжечь
все морские челны, и тех, которые не состояли на королевской службе, не принимать к
себе ни на Запорожье, ни на Украине.
*) Достойно замечания, что автор „Богдана Хмельницкаго", в 4-м издании этой
книги, игнорирует „Пакты с Запорожскими Козаками", обнародованные мною в
„Материалах для Истории воссоединения Руси", и что козаки остаются у него
попрежнему победителями Конецнольского.
166
.
Так было уничтожено польскорусскою республикою четвертое посягательство
добычников на овладение продуктами чужого труда.
Не может быть, чтобы защитнику её ДОМОВИТЫХ И Промышлен) ных классов не
было известно, что козацкий мятеж поддерживался отчасти и православным
духовенством.
Дошедшая до нас „Львовская Летопись", писанная одним из современных
священников, свидетельствует, что тогдашнее духовенство наше имело превратное
понятие о характере государственных деятелей с одной стороны и ьозацких демагогов с
другой. В ней, например, говорится, будто бы коронное войско, на походе в Украину,
избивало всех Малоруссов без разбора, единственно за то, что они—Русь; будто бы
Конецпольский прибыл в Украину с великим гневом на Козаков и на всех Малоруссов;
будто бы доминиканцы освятили ему меч на искоренение Руси, и будто бы он выпросил
у Козаков мир, под условием, чтобы Козаков было хоть сто тысяч.
Эти и другие сказки, повторяемые доныне, как достоверные факты, в свое время
должны были сильно действовать на образование мнений в малорусском
невежественном обществе. Их, без сомнения, фабриковали не одни козаки, но и
приходские попы заодно с монахами.
О подучиванье Козаков против шляхты со стороны попов и монахов сохранились
известия в переписке весьма почтенных представителей землевладельческого класса в
Малороссии, и козацкия петиции на сейм, сочиняемые духовными лицами, если не
протестантами, козацкия посольства в Москву, направляемые и даже сопровождаемые
духовными людьми, говорят нам, что эти известия заключают в себе добрую долю
правды. Но в современных письменах не сохранилось, даже и в виде клеветы,
свидетельство, чтобы Конецпольский, в качестве усмирителя козацкого бунта,
принимал карательные меры против православного духовенства. Напротив, по
сказанию того же львовского летописца, при особе коронного гетмана находилось пять
православных священников, очевидно, для успокоения умов на счет его прибытия в
Украину *). Далее львовский летописец представляет Конецнольского явным
противником церковной унии (каким был и его современник Лев Сопига). По
дошедшему
*) Есть основание думать, что эти пять священников придал Конецпольскому Петр
Могила, бывший архимандритом Печерской Лавры.
.
167
до него слуху, коронный гетман, осматривая кровавое поле битвы, говорил со
слезами: „Вот она уния: лежит Русь вместе с Поляками*!
Козаки были так решительно направлены духовенством к исканию московского
подданства, что, по заключении Переяславских пактов, сделали новую попытку
перейти под высокую царскую руку. Но Москва в то время не довела еще своих донцов
до присяги на подданство царю: ей было бы не по силам перерабатывать разом две
вольницы в полезные для государства орудия, и она отклонила искательство
днепровцев, как и в 1625 году. Будь она так неосторожна и самоуверенна, как Польша,
разбойный элемент, выработанный свирепым деспотизмом Грозного с одной стороны и
феодальными порядками Польши с другой, воспреобладал бы в ней над элементом
государственно-хозяйственным, и наверное бунт Стеньки Разина сопровождался бы в
Царской Земле руиною, какую устроил в Земле Королевской Богдан Хмельницкий.
Глава VII.
Древние представители народности и их преемники.—Борьба невежественной по-
восточному партии с просвещенною но-занадному партией.—Историческое значение
русского аскетизма.—Тяготение малорусской массы к Московскому Царству.—Два
митрополита, представители русско-московской и русско-польской партии.—
Преобладание польской идеи в эпоху восстановления православной
иерархии.
Между тем как происходили новые ссылки Козаков с московским правительством,
весною 1681 года скончался Иов Борецкий. С Борецким прекращается политическая
деятельность убогих, но дерзновенных иноков, отважившихся подражать первым
апостолам христианства, которые своей готовностью умереть за веру обезоруживали
классических преследователей своих.
Каковы бы ни были достоинства и недостатки нашей церковной политики, но эти
загнанные униятами и отвергнутые православными панами люди разграничили у нас
резко „древнее русское благочестие" и с папством и с протестантством. Они
выработали истиннохристиянскую программу действий, до какой никогда не
возвышался Наместник Христа, принизивший божественное к человеческому,— не
возвышались и немецкие реформаторы церкви, низведшие высокие идеалы Евангелия
к уровню добродетелей посредственных.
Род этих смиренных, 'но великих людей восходит, можно сказать, к первым векам
христианства на Руси. Не те из наших предков, которые подражали Византийцам в
созидании храмов, и не те, которых имена прославились защитой наших городов от
кочевых язычников, завещали нам стойкость в чувстве нашей народности, основою
которого сделалось православие. Варягорусский мир сознавал весьма грубо
внушенную ему духовными его вождями задачу—„побороть за христиан на поганые
полки". В числе этих вождей находились люди, которых идеал был выше воинственной
борьбы с иноверцами. Чуждаясь радостей, достигнутых торжеством над „погаными",
они скрывались от своих буйных почитателей въ
