В былое время проживавшие в пределах Турции Чингизиды пользовались как местные джентльмены своим исключительным, привилегированным положением для обуздания произвола и тирании местных турецких властей, как это, например, известно о Крым-Герае, когда он был в отставке, а теперь они сами сделались бичом окрестного народонаселения, предаваясь грабежу и насилию. Так, когда в 1206 году (1791—1792), по случаю усиливавшихся в придунайских провинциях разбоев, созваны были в Адрианополь почетные лица разных городов и местечек для совещания о мерах к обузданию злодеев, то они прямо заявили, что все разбои совершаются при деятельном участии татарских султанов, которые дают убежище гайдукам, горным разбойникам и убийцам; принимают и скрывают у себя награбленное имущество и потом делят сообща с ними добычу между собой. Особливо отличались этим тогда Мухаммед-Герай в окрестностях Шумлы и Селямэт-Герай около Кырк-Килисэ. Последний производил разбои в сообществе с неким тырновским аяном Османом-эфенди, на дочери которого он был женат. Депутаты просили губернатора защитить жителей от необузданности крымских султанов, которым обыкновенно все сходило с рук благодаря каким-то прежним их заслугам перед Высокой Портой. Теперь же для усмирения их, как пишет Джевдет, пришлось отправлять военные отряды.
Таков был конечный результат взаимоотношений Порты с членами дома Гераев, которых она столько веков собирала у себя и лелеяла как орудие своего верховенства над Крымом и постоянной военной демонстрации против соседних государств — Польши и главным образом России.
Формальное объявление Крыма русской провинцией было знамением другой жизни, других порядков, новой эпохи в исторической судьбе полуострова. 1783 годом заключается деловой архив татарской администрации; со следующего, 1784 года начинается новое, российское делопроизводство. Там, где дотоле издавались и действовали ярлыки крымских ханов и фирманы их верховных покровителей, турецких султанов, все теперь творилось и вершилось в силу ордеров князя Потемкина Таврического. Коренное народонаселение в последние бурные времена частью было выведено по административным и военным соображениям русского начальства, частью само разбрелось для отыскания более спокойного себе пристанища. Чудные по богатству и красотам земли южной половины полуострова оказались бесхозными и вскоре нашли себе новых владетелей. Если вы поговорите с нынешними крымскими татарами, то они вам скажут, что лучшие места в Крыму забрали, мол, джнерал-лар («генералы»). Но это надо понимать в таком же условном смысле, в каком те же татары всех русских называют «казак». Настоящие генералы, подлинные деятели, потом и кровью добывшие этот райский уголок для своего отечества, совершили свои доблестные подвиги и вернулись восвояси, а к дележу добычи налетела отовсюду стая всяких пролазов, прихвостней и аферистов, умеющих всегда ловить момент для безданной, беспошлинной наживы.
Князь Таврический заявил в одном своем ордере Каховскому[179], что «никакие земли не могут быть даны без моей апробации; покупать же оных не воспрещается». Но следов купли земель почти незаметно в архивных делах этой достопамятной эпохи расхищения государственной собственности: всевозможные выходцы из-за границы и из внутренних губерний Российской империи и иные проходимцы старались заполучить землю в Крыму даром, путем одной «апробации» всемогущего Потемкина. Для получения этой апробации ловкие приобретатели прибегали к разным сноровкам, рассчитанным на слабость капризного вельможи, к химерным предприятиям и нововведениям, якобы клонившимся к благу государства и к процветанию края, состоявшего под особенным его покровительством. Один, например, просит себе отвода земли, «где сам изберет» (sic), для разведения садов, пашни и насаждения деревьев; другой выпрашивает даровой земли «для разведения фаянсовой и фарфоровой фабрики»; третий — для разведения целой «апельсинной рощи» под Чатыр-дагом[180]. Какой-то польский шляхтич Любович принимает русское подданство под условием отвода ему земли в Крыму «под поселение 150 семей на собственный его кошт»; капитан Крыжановский в компании с евреем Шмулем Ильевичем берут казенный подряд на поставку поселенцев в Таврическую губернию: еврею обещано «за каждую привезенную в Тавриду девку по пяти рублев». Но где же эти фабрики, где эти апельсинные рощи, где это русское население в Крыму?!! Все это был мираж, обман, мошенничество.
А что же сталось с прежними хозяевами благодатного края, с татарами?
Фактическими обладателями земли Крымского ханства испокон века были мурзы и придворная ханская высшая челядь — капы-кулу. Остальной, черный народ хотя и считался лично свободным, но был в постоянной экономической и бытовой зависимости от своих племяначальников, родовых мурз: они собирали этих людей, как баранов, по известному числу с очага, в партии и водили их в набег на соседние, русские или польские, украинские территории для грабежей и хищничества; они составляли из них отряды для поддержания тех или иных своих требований, которые предъявляли своим ханам или агентам Оттоманской Порты. Духовные же руководители темной татарской массы, по своим расчетам, больше выражали интересы членов господствовавшей корпорации — придворных ханских чиновников и влиятельных мурз, или же сообразовались с желаниями или намерениями Стамбула, откуда они получали санкции на свои высшие юридические посты: они, в сущности, были лишь казуистическими пособниками тех, у кого была в руках сила, смотря по обстоятельствам. У татар, по свидетельству турецких историков, была поговорка: «Татар бльмэз хан кулу дурр» («Татары слуги того хана, который не умер»). Ею формулировалась та исконная преданность единому стоящему вверху главе татарского народа. Кому надо было поддержать чью-либо кандидатуру на ханский трон, те всегда ссылались на этот политический принцип; на него опирались даже в свое время мятежные братья Мухаммед-Герай и Шагин-Герай в 1624—1625 годах, и его не могли дискредитировать агенты Оттоманской Порты, явившиеся в Крым для возведения в ханы Джанибек-Герая, которого татары не хотели принимать потому, что отец его не был ханом, а только султаном и, следовательно, в его лице не осуществлялось бессмертие ханское, которое заключалось в этой родовой преемственности по старшинству происхождения[181]. Пользуясь таким стойким воззрением татарской массы, крымские мурзы творили волю свою, составляя плотную корпорацию, которая в одной руке держала хана, а другой орудовала темною массой остального народонаселения. Теперь же, когда крымский хан из «бльмэз» — «неумирающего» сделался «олмаз» — «несуществующим», те же татарские мурзы или бросились в разные стороны искать укромного пристанища для продолжения своего существования на прежних коренных традиционных началах, или же остались на месте и стали хлопотать о том, чтобы заручиться русскими правительственными дипломами на дворянское звание, которое бы обеспечивало им их земледельческие права наподобие разных пришельцев, захвативших себе всякими правдами и неправдами более или менее крупные куски земли в Крыму.
Те из мурз, которые вовремя поняли роковую перемену обстоятельств и раньше других изъявили готовность содействовать подчинению бывшего ханства новой власти русской державы, были беспрекословно вознаграждены новой властью; для остальных же началась переборка и поверка правомерности и законности их претензий на привилегированное звание и положение.
В каком же положении оказалась прочая масса татарского населения, не входившего в состав бекской корпорации? Часть кочевая — бродившие в степных пространствах Крыма ногайцы остались верны своему кочевому нраву: сложили свои пожитки на арбы и перебрались на пустопорожние пространства Добруджи и другие подобные местности во владениях Турции. Их примеру последовали и некоторые оседлые жители из татар, которые тоже — напрасно, — испугавшись русского владычества, побросали свои мазанки и побрели искать счастья на чужбине. Остальные, не захотевшие расстаться со своими родными пепелищами, очутились ни в тех, ни всех: иные, имевшие кое-какую земельную собственность, сжавшись, как овцы в непогоду, образовали нечто вроде особых татарских сельских общин и повели нескончаемые тяжбы с новоявленными собственниками обширных крупных даром доставшихся им поместий; большинство же, брошенные на произвол судьбы своими прежними фактическими господами, мурзами и агами, и не умевшие сгруппироваться в общины, оказались в положении безземельных батраков, кое-как перебивающихся личной периодической работенкой, или мелких ничтожных арендаторов, которых гоняют по своему произволу и усмотрению с места на место хозяева земли из тех же мурз или иноплеменные выходцы из разных краев — армяне, греки, немецкие и болгарские колонисты и даже, в последнее время, евреи.
