Проблема обострилась, когда в 1383 году Стефан, развив неукротимую активность, стал считать новую паству уже на тысячи человек. Селения неофитов были разбросаны на огромной территории. Встал вопрос обеспечения этих людей постоянным духовным руководством. Надо было строить в новообращенных селениях церкви, заводить монастыри. И ставить там штат священнослужителей, желательно — из аборигенов.
Пришло время создавать епархию, назначать в пермские земли епископа. Но земли — номинально новгородские, и епископ должен быть от Новгорода. Стефан же поехал в Москву. Там сочли его доводы убедительными. Воздали должную хвалу за усердие во внедрение веры Христовой в пермском краю. И, посовещавшись, назначили его первым пермским епископом. Честь великая. Но и — вызов. Новгородцы могли стерпеть в своих землях проповеди московского монаха. Но чтобы Москва назначала духовного руководителя на подвластные им территории — это уж слишком. Кроме всего прочего, это фактически устанавливало юрисдикцию московских властей на новгородских землях.
Этого в Новгороде снести не смогли. И должным образом отреагировали.
Новгородский владыка в 1385 и 1386 годах посылает новгородские дружины показать пермякам — кто их хозяин.
Только Стефан Пермский был не так-то прост. Самую первую угрозу от насланных воинов он отвратил, обратившись к московскому гарнизону в Устюге Великом. А затем, недолго думая, отправился самолично в 1386 году в Новгород, Стефан понимал, что радикально вопрос о взаимоотношениях можно решить только прямыми переговорами. А на переговорах у него были свои хорошие козыри. Во-первых, за Стефаном маячила отчетливая тень московской мощи, покровительство которой ему было обещано. Незадолго перед этим Дмитрий Донской показал новгородцам, что он умелый полководец. В нескольких сражениях напрочь разметав новгородские рати, он заставил их заплатить богатый выкуп за то, что не стал разорять город. Так что вновь накликать на себя московские рати, а Дмитрий не задержался бы их отправить на защиту престижа московского митрополита, вряд ли новгородцам стоило. Даже из-за такого вопроса, как назначение пермского архипастыря.
Кроме того, новгородская христианская община была в то время расколота. Немалая часть рядовых горожан впала в так называемую стригольническую ересь. Ее последователи усомнились в точности текстов Священного Писания, требовали упрощения образа жизни церковнослужителей… Так что не вовремя стал заботиться новгородский владыка о своем внешнем престиже. Спасти бы ему свои доходы в Новгороде.
Стефан прекрасно был осведомлен об обстоятельствах тамошней церковной жизни. Тонко построил он свое поведение в Новгороде. Понимая, что нельзя задевать самолюбие хозяев, он, незаурядный дипломат, хотя и помянул как-то незаметно о московских полках, все же больше напирал на необходимость единства усилий при обращении язычников в веру Христову. А под идею единства написал гневную проповедь к стригольникам, обличая их требования и как богопротивные, и как просто неуместные сейчас, когда все усилия истинно верующих в Христа должны быть объединены. Объединены и перед лицом угрозы страшного врага — татарских туменов, и в выполнении высшего долга каждого христианина — нести свет этой веры пребывающим в греховном языческом заблуждении народам, в частности пермякам, югорцам, вогулам.
Подвижническая жизнь Стефана, ставший широко известным успех его миссионерской деятельности, долгое пребывание среди язычников, где каждый день грозил ему гибелью, создали пермскому святителю высокий авторитет среди верующих. Да и проповедник он был выдающийся. К его словам нельзя было отнестись неуважительно.
В результате поездки в Новгород Стефану удалось и немного утишить стригольников, и новгородского владыку склонить к примирению с его назначением. Стефан был отпущен из Новгорода не только поживу-поздорову (а его удерживали доброхоты от этого вояжа, стращали гибелью), но и с богатыми дарами. А вообще, этот поступок Стефана очень напоминает содеянное его великими предшественниками Кириллом и Мефодием. В свое время им, византийцам, резко противодействовали немецкие католические иерархи, претендовавшие на исключительное право крещения славян. Тогда Кирилл с Мефодием решили идти к самому папе, в Рим, и убедили его одобрить и их миссионерство, и созданный ими славянский алфавит.
Стефан Пермский был единственным русским святителем, который шел к язычникам с проповедью и богослужением на их родном языке. Действительно, богослужение при крещении мордвы, марийцев, чувашей и многих других народов шло на русском языке, и православное служение священники вели в поставленных на их землях церквах по книгам на церковнославянском языке.
Стефан Пермский, таким образом, проявил огромное личное уважение к обращаемым язычникам, посчитав их речь достойной для служения Христу.
И вообще, он проявил много участия в повседневных делах своей паствы. Добивался для нее льгот в налогообложении, раздавал хлеб при неурожаях и засухах, защищал, точнее, организовывал защиту от набегов враждебных племен. Кстати, при изучении описаний его жизни можно сделать предположение, что он для этих целей (при отражении набега вогуличей) использовал чужеземное техническое новшество тех времен — артиллерию, в боевых действиях впервые в России примененную, как известно, Дмитрием Донским на Куликовом поле.
Умер Стефан Пермский в 1396 году в Москве. Дело обращения уральцев в христианство продолжили и его преемники на кафедре пермских епископов, и подвижники-миссионеры. Три пермских епископа за великие их труды на этом поприще причислены к лику святых. Это епископы Герасим, Питирим и Иона. Первые двое жизнью заплатили за усердие в миссионерстве…
Однако следует отметить, что христианизация Урала не была завершена даже и в XX веке. Сохранилось немало коми, манси, пермяков, не отрешившихся от богов своих предков. Да и среди окрещенных вплоть до наших дней бытовали обычаи и обряды из языческих времен. Так, перед началом сезона выпаса скота (обычно в Егорьев день), чисто вымывшись в бане, принаряженные пермяки пригоняли коров, бычков к церкви. Здесь творили богослужение, а потом, видимо для верности, стадо прогоняли на пастбище через «ворота» из двух горящих можжевеловых кустов. Но не все стадо уходило пастись. Одну-две, а то и больше животин тут же забивали. В жертву. Мясо животных делили на несколько частей — одну отдавали церковнослужителям, другую продавали прямо на месте забоя, и деньги поступали в церковную казну. А оставшееся мясо тут же варили и съедали. А после трапезы вершился по полям и лугам крестный ход. Община шла с иконами, хоругвями. Такая вот устраивалась христианско-языческая мистерия в надежде упросить сразу всех богов смилостивиться, чтобы год был благополучным, урожайным и скот остался целым и здоровым.
Потому миссионерство перешагнуло и в XX век.
Вот еще один пример деяний самоотверженного человека, избравшего стезю святителя.
В 1913 году православная общественность Урала отметила шестидесятилетие священника Якова Васильевича Шестакова.
После окончания Пермской духовной семинарии (в 1879 году) у Якова Шестакова была возможность устроиться преподавателем в приличное место. Но, видимо, другая у него была дорога. И он начинает к ней готовиться. Берет у сторожа уроки местного языка. Обеспечив приют своим близким — матери и сестре, — сам вступает в послушники Верхотурского Николаевского мужского монастыря, чтобы укрепить дух свой и тело. Попутно совершенствуется в знании языка манси. Попутно — письмоводитель обители.
Наконец настоятель монастыря благословляет Якова Шестакова на миссионерский подвиг у манси.
Не сразу отправился отец Яков проповедовать.
Чтобы очиститься от остатков мирского, решается он на паломничество к святым местам Казани и Киева.
Вернувшись, женится на женщине из народа, в который хочет идти с проповедью, — Александре Матвеевне Вилесовой. И уже с ней вместе отправляется в центр идолопоклонников — в деревушку Коче, что в 200 верстах от Чердыни. Это здесь ежегодно 18 августа, в день Флора и Лавра, забивали в жертву по 50 быков, чтобы умилостивить своих прежних богов. Шестаков основывает там монастырь, который к 1916 году стал процветающим. Почти весь состав инокинь в нем был из инородок.
Как и его великий предшественник, отец Яков издавал много книг на пермяцком языке. И не только божественные, а и такие, например, как «Сказка о рыбаке и рыбке».
Миссионерствуя, Шестаков занимался и наукой: в частности, в «Этнографическом обозрении» Московского университета (октябрь 1908 г.) он опубликовал статью «Жертвоприношения закамских инородцев»…
Пять с половиной веков неустанными усилиями миссионеров (правда, эти усилия часто сопровождались и неприкрытым насилием нетерпеливых властей, с которых, в свою очередь, вышестоящее начальство требовало подобающей отчетности) внедрялась христианская вера среди уральских аборигенов. И нельзя не отдать дань восхищения высокому нравственному подвигу этих людей.
