Но эпистолярная дружба имела свои требования: Фрейд нуждался в друзьях, быстро отвечавших на его письма. 24 июля 1873 года он закончил письмо Эдуарду Зильберштейну следующими словами: «Если твой ответ прилетит ко мне со скоростью орла или с быстротой молнии, я буду очень рад…» А Флисса он упрекал: «Демон! Почему ты мне не пишешь? Как у тебя дела? Неужто тебе больше не интересно то, чем я занимаюсь?»
Эрнста Блюма, одного из своих старых пациентов, вновь приехавшего к нему для психоанализа в 1922 году, Фрейд спросил, почему тот ни разу не написал ему. Блюм ответил, что как только он вспоминал о том количестве приходивших Фрейду писем, которые он ежедневно видел на столике в прихожей доктора, он сразу отказывался от затеи написать Фрейду, чтобы не обременять его еще и своими письмами. В ответ же он услышал: «Сколько удовольствия я мог бы получить, читая ваши письма!»
Марте Фрейд написал более девятисот длинных писем за время их затянувшейся помолвки. Ежедневно, а порой даже по нескольку раз в день он слал своей невесте слова любви, а также излагал взгляды на жизнь и в мельчайших подробностях описывал свою повседневную жизнь молодого ученого.
«27 июня 1882 года, вторник,
утро, лаборатория
Моя милая невеста,
Я вырвал несколько листов из своей рабочей тетради, чтобы написать тебе в то время, пока идет эксперимент. Перо я похитил с рабочего стола профессора (Брюкке). Люди вокруг меня думают, что я занят расчетами, относящимися к моему эксперименту… Передо мной, в моем аппарате, что-то варится и бурно кипит и именно этим я должен сейчас заниматься. И все это напоминает нам о необходимости проявлять смирение и ждать…»
По пути в Гамбург, куда он ехал в гости к невесте, Фрейд остановился в кафе, чтобы написать ей еще одно письмо, хотя и предполагал, что оно дойдет до Марты позже, чем приедет он сам.
«Я был единственным клиентом, сидевшим в маленьком зале, заставленном множеством столов и стульев, но мне пришлось ждать целую вечность, пока мне принесли кофе, в который недоложили сахара, – моей Мартхен нужно будет класть в мой кофе больше сахара. Правда, торт оказался вкусным. Какой же я расточительный! Я съел целых два куска, один – за мою маленькую Марту. А теперь мне нужно быстро поставить точку, иначе я оставлю в этом кафе все свое состояние в уплату за электричество, чернила и износ мебели; все те прекрасные слова, что я хотел тебе сказать, останутся невысказанными. Но мы устроим с этими каракулями соревнование и посмотрим, кто из нас первым доберется до Марты».
И жених, и письмо оказались в одном поезде…
Фрейд балансировал между радостями сублимации и надеждами на осуществление своих желаний: «Моя дорогая, моя невеста, моя женушка, знаешь ли ты, что я провел целых два дня, не имея новостей от тебя, и уже начинаю волноваться? Ты заболела или сердишься на меня? Для меня нет ничего лучшего, чем писать тебе как можно чаще, я готов делать это весь день, но и работать я также готов целый день, чтобы добиться права ласкать тебя в течение долгих лет».
Но вот Марта стала женой Фрейда, и тому понадобились другие побудительные мотивы для переписки. Через год после женитьбы он познакомился с Флиссом, а поскольку тот жил в Берлине, то они начали обмениваться письмами. Их переписка продлилась с 1887 по 1904 год. Первые же слова, адресованные Фрейдом Флиссу, ясно говорили о его намерениях: «Несмотря на то, что это мое письмо имеет чисто утилитарную цель, уверяю вас, что я с удовольствием продолжил бы свое общение с вами». Сугубо интимный характер установившейся между ними переписки был обязан в том числе и тому, что Флисс просил Фрейда сообщать ему о малейших изменениях его настроения, его недомоганиях, периодах хорошего самочувствия и плодотворной работы, чтобы на основе этих данных рассчитать его биологические ритмы. Дело было в том, что Флисс собирал доказательства для выдвинутой им идеи, что если женский жизненный цикл равен двадцати восьми дням, то у мужчин он составляет двадцать три дня, и эта цикличность оказывает большое влияние на физическую, психическую и интеллектуальную жизнь человека.
«Как я себя чувствовал? Если сказать одним словом, то как собака – омерзительно. Но вчера вечером это прошло. Я вновь почувствовал себя человеком с присущими ему человеческими чувствами» (13 марта 1895 г.). «Сегодня, после целой недели несчастий, продолжавшейся от одной особо выделенной даты до следующей, я проснулся прекрасно отдохнувшим» (29 марта 1897 г.). А потом в их отношениях наступила «нарциссическая» и «гомосексуальная» фаза, они как бы видели себя друг в друге: «Следствием той тайной биологической симпатии, о которой ты так часто говорил, стало то, что мы оба почти одновременно почувствовали в своем теле скальпель хирурга» (6 ноября 1898 г.).
После разрыва с Флиссом Фрейд никому больше не поверял в письмах того, о чем писал своему берлинскому другу на пике их дружбы и духовной близости: «Существа, подобные тебе, ни в коем случае не должны исчезнуть. Нам, всем остальным, очень не хватает людей твоего типа. Я не знаю, как мне благодарить тебя за то сочувствие, то понимание и ту поддержку, что ты оказываешь мне в моем одиночестве; с твоей помощью я открыл для себя смысл существования, кроме того, ты вернул мне здоровье, чего никто другой сделать не мог. Имея перед глазами твой пример, я смог собраться с собственными интеллектуальными силами, уверовать в правильность своих суждений… и, подобно тебе, безропотно принимать все уготованные мне удары судьбы. За все это прими мою благодарность» (1 января 1896 г.).
Юнг, как и Флисс, подарил Фрейду свою эпистолярную дружбу, которая была тому так необходима но после периода идеализации в их отношениях наступил период разочарований. Мечта о беззаветной дружбе с одним-единственным человеком не осуществилась. Количество людей, с которыми Фрейд начал вступать в дружескую переписку, росло, он как бы стал делить свою дружбу между многими, чтобы обезопасить себя от сильного потрясения или предательства в случае разрыва с одним из корреспондентов путем компенсации за счет продолжения связей с другими. Всем им он писал о своих заботах, радостях, идеях и о состоянии своего духа. А также о своих повседневных увлечениях.
Повседневные радости
Путешествуя с братом по Тиролю, Фрейд отправил домой письмо, датированное 20 апреля 1905 года:
«Дорогие мои,
У нас все хорошо. Алекс почистил мое перо, и сейчас, в ожидании жаркого и салата, у меня есть немного времени, чтобы рассказать вам о событиях сегодняшнего дня. Должен признать, что Траминер просто великолепен.
Мы поднялись на Дрейкирхен в теплый, но пасмурный день… Подобный подъем впервые в жизни – дело отнюдь не простое, но мои новые ботинки оказались превосходными, я чувствовал себя так, будто родился в них. Пока торговцы с Фюрихгассе будут продавать такую обувь, они смогут – во всяком случае, что касается меня, – показывать язык клиенту до и после покупки. Итак, мы шли бодрым шагом и минут через сорок пять сделали привал на поляне среди незабудок… Мы вышли наконец из леса, открывшийся перед нами вид напоминал географическую карту… Перед нами лежал безлюдный чарующий мир: горы, леса, цветы, реки и озера, замки, монастыри и ни единого человеческого существа. На обратном пути мы попали под дождь, но не сильный. После всего этого обед показался нам вкуснейшим. Завтра мы уезжаем в Санкт-Ульрих и Волькенштейн.
Целую. Папа».
Поездки, во время которых Фрейд оказывался вдали от семьи, служили ему прекрасным поводом для ярких и подробнейших описаний, чувствовалось, что это занятие доставляло ему огромное наслаждение. «Это письмо обязано своим появлением тому, что несколько дней назад мы зачем-то купили голубую марку, и тому, что сегодня идет дождь… Минна отдыхает в своей комнате; а я думаю пойти съесть гранат (за десять сантимов), потом покурить и разложить пасьянс. С годами у меня открылось множество талантов, позволяющих мне наслаждаться радостями жизни» (25 сентября 1908 г.).
Из Палермо, где он гулял в компании Шандора Ференци, Фрейд писал Марте, что он сожалеет о том, что один наслаждается этой красотой, не имея возможности доставить ту же радость всей семье. «Мне следовало стать не психиатром и так называемым создателем нового направления в психологии, а фабрикантом, производящим какие-нибудь товары повседневного спроса типа туалетной бумаги, спичек или застежек для обуви» (15 сентября 1910 г.).
20 сентября 1912 года Фрейд писал своим из Рима, где вновь был с Ференци: «Вчера вечером после ужина мы даже сходили в театр на новую оперетту патриотического содержания. Для меня это было уже несколько чересчур, плюс ко всему выпитый мною в антракте кофе, видимо, не пошел мне на пользу. Но сейчас, перед ланчем, я опять бодр. Должен признаться, что никогда прежде я не уделял себе самому столько внимания и никогда не жил в такой праздности, потакая всем своим желаниям и капризам».
