Творчество – это нахождение решений в жизненно важных вопросах, которые до этого, по крайней мере, тебе не были известны. Люди, занимающиеся производительным трудом, творят непрерывно, поскольку обстоятельства труда все время изменяются, причем в сочетаниях, которые они до этого не встречали. Люди вынуждены на эти изменения отвечать творческими решениями. Земледелие – это чрезвычайно творческая область деятельности человека, недаром оно очень часто является развлечением и увлечением сотен миллионов человек. Это дачи у нас или, скажем, почти поголовное увлечение англичан садоводством и цветоводством.
Как-то меня (возможно, не подумавши) пригласил на свою передачу «Хмурое утро» А. Гордон, мы там мельком коснулись вопросов творчества, и он, как крайне нетворческую работу, привел в пример валку леса. Мне не пришлось ответить на это замечание, но я в развитие этой темы сказал бы, что работа лесоруба на порядок более творческая, чем работа телеоператоров А. Гордона. Ведь у них изо дня в день рутинная работа: съемки в одной и той же студии, освещение то же, Гордон с собеседником сидят на одном и том же месте, – это все равно, что на конвейере гайки закручивать. А у лесоруба не бывает ничего повторяющегося – ни расположения деревьев, ни местности и ни одного дерева, похожего на другое. Мозги у лесоруба должны все время творчески искать наивыгоднейший прием работы. А у крестьянина, по сравнению с лесорубом, работа в сотни раз более творческая, поскольку валка леса для крестьянина – лишь эпизод его деятельности.
Выше я привел пример из Крестовского о том, как евреи облапошили крестьянина, фактически украв выращенное им зерно. Но разве они для этого применили больше творческих решений, даже в плане облапошивания, чем крестьянин для того, чтобы это зерно вырастить?
Действительно, евреи очень охотно занимаются работой малотворческой. Много ли творческих усилий надо, чтобы сидеть в лавке и подсовывать покупателям тухлую селедку? Издревле умные люди, люди творческие (мудрецы) почитались всеми – и богатыми, и бедными. Напомню, что еще пару веков назад наименее почтенной работой была работа комедиантов – актеров, музыкантов и т. д. Их любили за то, что они развлекали и скрашивали однообразие жизни, но впускать через парадную дверь брезговали – только через кухню! Сейчас нас уверяют, что комедиантство во всех его видах – очень творческая работа. Откуда? В связи с чем это копирование чьей-то жизни (игра) требует ума больше, чем сама жизнь? То же относится и к писателям – в связи с чем описание жизни требует ума больше, чем реальная жизнь? Если актерская игра это творчество, то тогда почему не дают «Оскара» собакам, которые часто исполняют в фильмах свои роли гораздо более блестяще, чем актеры? Почему запоминание нот и каждодневное их воспроизведение является более творческой работой, чем выдача пальто в гардеробе? Да, для работы в гардеробе талант не нужен, тут любой справится, а для игры на скрипке нужен. Но ведь талант – это не творчество, не работа мозгами.
Сколько у нас было этих актеров, музыкантов, комедиантов, чьими именами уже пару сотен лет пресса забивает мозги читателям. А оставили нам эти люди хоть одну умную мысль, совершили они хоть один умный общественный поступок?
Можно сказать, что среди евреев много ученых, а ученый – человек творческий. Это действительно так, но дело в том, что среди ученых очень мало евреев: евреев много среди тех, кто под соусом науки кормится из налогов «этой страны» – всяких там кандидатов наук и бакалавров, докторов и академиков. Заметьте, что до тех пор, пока государства не начали выделять деньги под научные исследования, до тех пор, пока наукой занимались за свой счет и по велению души, ученых среди евреев не было. Но как только финансировать науку стали из бюджета, евреи валом повалили «в науку», и у нас чуть ли не каждый второй доктор наук – это ученый еврей. Ученых евреев много, а что толку для общества?
Но, возвращаясь к теме, «Еврейская газета» и «Лесков» где-то правы – действительно, евреям в среднем было непросто заняться таким многообразно-творческим делом, как крестьянский труд. Но это ли все определяло? Евреи в среднем далеко не так тупы, как хочет нам это представить «Еврейская газета». Мои оппоненты сами пишут, что отказ евреев от крестьянского труда был не стопроцентным. Десятки тысяч евреев трудились на земле и делали это, как и русский крестьянин, с удовольствием. Если евреи занимаются производительным трудом в промышленности, то и тут они в среднем работают не хуже, если не лучше, чем другие рабочие. Если еврей патриот и не прячется в тылу, тогда он, как правило, очень хороший солдат. (Впрочем, армия Израиля это доказывает уже более 50 лет.)
То есть и Солженицын, и «Еврейская газета», взявшись разрешить вопрос, почему евреи не работают на земле, по сути его только запутали. Реально ни один из предъявленных ими ответов на вопрос ответа не дает и является пустым умствованием.
Упреждая юдофобов, спрошу – может, евреи ненавидят ручной труд? А каким трудом является игра на скрипке или рояле? Или труд хирурга? Возможно, они не любят физически тяжелую и изнуряющую работу? А какой народ такую работу любит? Для того голова и нужна человеку, для того и нужно творчество, чтобы эту работу облегчить.
Вопрос об отвращении евреев к производительному труду остается, и на него интересно найти ответ. Но попутно обращу внимание еще на два его аспекта.
По моим наблюдениям, евреи гораздо менее алчные и жадные, чем им это принято приписывать, но все же материальный уровень жизни ими ценится никак не меньше, чем у остальных народов.
Русские цари, переселяя евреев на земли в Херсонской губернии, хотели сделать достаток евреев большим. У меня нет примера уровня жизни крестьянина Херсонской губернии второй половины XIX в., но есть пример достатка русского крестьянина в Заволжских степях, описанный в воспоминаниях В. Шарапова (датируется началом прошлого века).
«Место моего рождения – село Куриловка Новоузенского района Саратовской области (тогда еще губернии). Это левобережное Заволжье, места степные, с континентальным климатом.
…Осваивались эти заволжские степи русскими, украинцами и другими народами России постепенно, а началось это еще до походов Ермака. Большинство переселенцев были беглые крепостные. Эти свободолюбивые, не побоявшиеся уйти из родных деревень люди преобразовали своим трудолюбием дикие, необжитые пространства.
…Дом, который строил мой дед, был двухэтажным. На первом этаже размещалась большая кухня с русской печью и малым погребом, а также столовая с огромным столом и мощнейшими скамьями вдоль него. В переднем углу – образа с постоянно зажженной лампадой. Пол был застелен кошмой из верблюжьей шерсти, на ней можно было резвиться вместе с кошкой.
Второй этаж состоял из зала для приема гостей по праздникам, а также трех небольших спальных комнат.
Подниматься на второй этаж в обуви запрещалось, пол был покрыт масляной краской и застелен самодельными дорожками. В гостиной был небольшой иконостас и масса комнатных растений.
В летнее время на второй этаж подняться можно было прямо со двора, минуя кухню: на балкон, а оттуда в гостиную.
Напротив дома, на дворе, находилась летняя кухня для приготовления пищи (печь летом топилась раз в две недели, исключительно для выпечки хлеба).
Кроме кухни во дворе находился амбар, в нем не только хранилось зерно, но также висели с ноября по март туши забитых осенью баранов, свиней и коров (в то время зимних оттепелей не было).
Под навесом складывались кизы, или кизяки – главное местное топливо из навоза и соломы, тщательно промешанных и просушенных в знойное летнее время.
Вот, пожалуй, и все обустройство переднего, «чистого» двора, имевшего, конечно, ворота и калитку для выхода на улицу.
В задней части первого двора находились ворота, ведущие на второй двор. Там стоял большой сарай с основным погребом, заполняемым весной привозимыми с речки льдинами. В самом сарае хранились упряжь, телеги, сани, бороны, плуги, сеялки и прочий нехитрый крестьянский инвентарь. В центре этого второго двора был чистый колодец с журавлем для питьевой воды, а возле него помещение для кур, уток, гусей, индюшек и даже цесарок. (Павлинов, правда, не было. – Ю.М.) Далее следовал третий, скотный двор с конюшней для лошадей и верблюдов, овчарней и свинарником. На этом дворе располагался второй колодец, к которому примыкала колода для водопоя скота, а также скирды сена и сарай для хранений овса. И, наконец, после третьего двора, ближе к речке, располагалась баня.
Подобная планировка была у каждого куриловского дома»[282].
