Это вынудило Батюшина и его сотрудников переориентировать наступление. Теперь удар был направлен не напрямую по банкам, а по сахарным заводам, расположенным на Украине, – ведь большинство предприятий по выработке рафинада контролировалось все теми же столичными финансовыми структурами. В начале октября 1916 года в Киеве прошли сенсационные обыски. Местное губернское жандармское управление информировало Министерство внутренних дел, что по распоряжению начальника штаба Верховного главнокомандующего М.В. Алексеева оно выделило нескольких офицеров для помощи генералу Батюшину в проведении следственных действий в киевских филиалах ряда столичных банков и правлений сахарных обществ[711]. Следственные действия закончились задержаниями трех предпринимателей: Абрама Доброго, Израиля Бабушкина и Иовеля Гоппера, обвиненных в спекулятивном взвинчивании цен на сахар с целью получения максимальных барышей. Аресты явились полной неожиданностью для правительства; Барк уверял озлобленных банкиров в том, что ничего не знал о намерениях военных властей. Он полностью разделял опасения финансистов: подобные акции не только компрометируют промышленников, но и угрожают конъюнктуре; из деловой среды вырываются деятельные люди, которых сложно кем-либо заменить. Министр финансов обещал употребить все свое влияние, чтобы как можно скорее урегулировать это дело[712]. Кроме того, столичные банкиры предлагали внести залог за освобождение всех троих из-под стражи – уже по одному миллиону за каждого[713]. Своеобразным ответом на ходатайства можно считать арест в Петрограде уполномоченного Всероссийского общества сахарозаводчиков М.Ю. Цехановского, слишком рьяно заступавшегося за своих коллег[714]. Панику, в которой пребывал тогда питерский деловой мир, хорошо передает следующий забавный эпизод. На квартиру к известному петроградскому дельцу А.И. Животовскому прибыла группа лиц в военной форме. Они заявили, что пришли с обыском для выяснения его причастности к спекулятивным сделкам с углем и металлом и настойчиво интересовались, где находятся денежные средства. Не обнаружив крупных сумм, они удалились якобы для доклада начальству. Лишь после их ухода перепуганный Животовский догадался, что стал жертвой аферистов, и подал заявление в полицию[715].
Локализовать ситуацию, не позволить ей развиваться по нежелательному сценарию банкам помогли не только их традиционные защитники в лице министров финансов и промышленности и торговли. В сентябре 1916 года ряды противников деятельности комиссии Н.С. Батюшина пополнились еще одной влиятельной фигурой: на должность министра внутренних дел был назначен товарищ председателя Государственной думы А.Д. Протопопов. Как уже говорилось, этот человек, ставший волею истории последним руководителем Министерства внутренних дел Российской империи, имел тесные связи со столичной банковской группой. Неслучайно его назначение на важный пост вызвало негодование Думы и, наоборот, было с оптимизмом встречено деловыми кругами Петрограда: котировки акций, торгующихся на бирже, существенно повысились[716]. Начали даже распространяться слухи о скором назначении в правительство А.И. Путилова и А.И. Вышнеградского. Как подчеркивал «Коммерческий телеграф», еще пару месяцев тому назад такие разговоры считались бы праздными или фантастическими; теперь же, после перемен в Министерстве внутренних дел, следует внимательно относиться к подобным ожиданиям. Московское издание задавалось вопросом: можно ли рассчитывать на беспристрастные государственные труды этих дельцов, если Путилов имеет коммерческий интерес почти на шестидесяти предприятиях, а Вышнеградский – на пятидесяти[717]? Несмотря на так и не сбывшиеся предсказания о переходе финансовых воротил в правительство, позиции крупных банков после пережитых потрясений постепенно обретали устойчивость. Это происходило на фоне охлаждения Николая II к своему начальнику штаба. Вскоре М.В. Алексеев уехал в Крым для лечения, а затем обратился к императору с просьбой продлить на некоторое время его отпуск. Государь дипломатично передал через генерала В.И. Гурко, что не будет возражать, если Алексеев серьезно займется своим лечением, вовсе не думая о возвращении[718]. Кстати, Гурко, в конце 1916 - начале 1917 года исполняя вместо Алексеева обязанности начальника штаба Верховного главнокомандующего, совсем иначе относился к батюшинской комиссии. Например, после очередного доклада члена комиссии Логвинского о нарушениях, выявленных в Соединенном банке, Гурко приказал отдать его под суд и разжаловать в рядовые[719]. Обуздать контрразведку Алексеева настойчиво просила Николая II и его супруга: Александра Федоровна выступала за передачу дел в ведение непосредственно Министерства внутренних дел[720]. В свою очередь, А.Д. Протопопов рекомендовал вместо Н.С. Батюшина – протеже Алексеева, вызывавшего ненависть в банковских сферах, – назначить главой комиссии бывшего товарища министра внутренних дел С.П. Белецкого. Согласие на это императора он получил, и только февральский переворот помешал этим планам осуществиться[721].
В конце концов правительство смогло нейтрализовать главное орудие оппозиции в лице генерала М.В. Алексеева и его следственной комиссии. Теперь же обвинения питерских банкиров в разжигании спекуляции были переадресованы их конкурентам. Московская финансово-промышленная группа обвинялась в использовании трудностей военного времени для получения барышей. В то время как банковским кругам столицы претензии предъявляли Государственная дума и Особые совещания, купеческая буржуазия становилась объектом нападок со стороны правительства. В январе 1916 года, после рождественских праздников, московская биржа подверглась масштабной облаве. Наряды полиции блокировали здание биржи, было задержано около 400 человек, среди которых оказались видные промышленники. Администрация мотивировала свои действия борьбой со спекулятивной игрой, распространением тревожных слухов и т.д.[722] Московский биржевой комитет требовал воспрепятствовать полицейскому произволу и задержанию уважаемых людей без конкретного повода. Один из руководителей комитета А.Н. Найденов заявил, что источник проблем следует искать не в Москве, а в петроградских банках, откуда по всей России протянулись щупальца спекуляции. Найденов поведал прессе, что он принимал участие в одном нефтяном предприятии, где смог понять, что такое торгашеский дух Лианозовых и Гукасовых. Властям следует прекратить подобные облавы, заключил Найденов, поскольку они ничего не дают, и дать не могут, а борьбу со спекуляцией переместить в столичные банковские кабинеты[723]. Купечество Первопрестольной уточнило: конечно, спекулятивный ажиотаж на московской бирже присутствует, однако подогревают его не местные промышленники, а коммивояжеры, нахлынувшие сюда после оккупации немцами Лодзи и Белостока. Именно эти посредники, утверждали московские дельцы, скупают товары и устраивают ценовую вакханалию на мануфактурном рынке[724].
Осенью 1916 года давление на московский предпринимательский клан резко усилилось: правительство всерьез занялось инспектированием текстильной индустрии Центральной России. По распоряжению Министерства торговли и промышленности в эту цитадель купеческой буржуазии выехала специальная комиссия; чиновники посетили несколько мануфактур, требуя предъявлять документацию по закупке хлопка. Ревизоры министерства и старший фабричный инспектор Московской губернии заявили, что планируют проверить свыше пятнадцати крупных хлопчатобумажных фирм на предмет соблюдения нормировки цен. Уже первое знакомство с отчетностью обнаружило множество серьезных нарушений[725]. В нарушении нормировки были уличены известные предприниматели И.Н. Дербенев, В.П. Рогожин, Н.Д. Морозов и др. (Причем Морозов являлся товарищем председателя Московского хлопкового комитета и сам был обязан следить за соблюдением установленных правил[726].) В правлениях ряда предприятий были произведены следственные действия; за один только день (27 октября) произошел двадцать один арест и обыск[727]. Случившееся всколыхнуло деловые круги Первопрестольной. Руководители Московского биржевого комитета кинулись разъяснять, что нарушения в нормировке хлопка стали результатом аномальных рыночных условий и продиктованы не умыслом отдельных лиц, а совсем другими причинами. Ведь обходили закон не один и не два предпринимателя, а все участники рынка. Промышленники оказались перед выбором: или сокращать производство за неимением хлопка, или согласиться на доплату в 2-3 руб. за пуд сверх нормировки. Так что, уверяли фабриканты, они не игнорируют закон; порядок в отрасли зависит от Министерства торговли и промышленности, но оно опоздало со своими мерами, а теперь вносит тревогу и беспокойство в текстильный рынок[728]. Деловая элита Москвы решила командировать С.Н. Третьякова в Петроград с ходатайством: приостановить идущие проверки и прекратить осмотр бухгалтерских книг[729]. Тем не менее делом заинтересовалось Министерство юстиции: вся документация была затребована для изучения на предмет ее передачи в судебные органы[730].
