-- Женька, сумасшедшая, остановись! -- донесся испуганный Ленкин голос.
Женя увидела далеко внизу серую, рябую от солнечных бликов воду. "Метров пятнадцать, не меньше", -- мгновенно оценила она. Железные перила, нагревшиеся на июньском солнце, обжигали ноги. По мосту с грохотом проносились грузовики. Водители с удивлением высовывались из кабин и смотрели на хрупкую девичью фигурку, приготовившуюся к прыжку.
-- Раз, два -- пли! -- решительно выкрикнула Женя и оттолкнулась от перил.
Она прыгнула ногами вниз, вытянув руки по швам. Ветер устрашающе загудел в ушах. На мгновение Жене показалось, что она теряет равновесие. Она инстинктивно развела руки в стороны и скорее почувствовала, чем увидела, что Иртыш рядом. Наконец он все закрыл перед ее глазами. Женя не видела решительно ничего, кроме его серой бурлящей поверхности, и поняла, что самое ужасное мгновение наступило. Девушка сильнее прижала руки в бедрам и в этот миг ноги ее коснулись воды. Обжигая бедра и плечи, она глубоко погружалась в нее. Но теперь уже было не страшно. Открыв глаза и задержав дыхание, Женя увидела совсем близко всполохнувшийся косяк рыб, зеленый подводный мир реки. Инстинкт подсказал ей, что надо раскинуть руки. Зеленое мелькание в глазах прекратилось, и новая сила потянула ее вверх. Молоточками в голове стучала мысль: "Ничего, река. Ты вовсе не страшная, река. Ты не возьмешь меня, как взяла в свое время Ермака в тяжелой кольчуге. Неужели мне не хватит дыхания? А как же охотники за жемчугом? Им же труднее".
Работая руками и ногами, она всплыла на поверхность, увидела голубое свежее небо и облегченно вздохнула. Иртыш бережно пронес ее между двумя каменными быками. Лежа на спине и слабо шевеля руками, Женя увидела своих друзей, перебежавших на другую сторону моста. Они ей махали, ошеломленные и встревоженные. Она также помахала им из воды и, собрав силы, поплыла к берегу вразмашку, не противясь уносившему ее течению.
Примерно в полукилометре от моста Женя выбралась на берег. Голова кружилась. Издали черный мост казался великаном. "Неужели это я с самой его верхотуры?" -- подумала Женя, и у нее захолонуло сердце от страха. Но лишь на секунду, не больше. А затем пришла радость, огромная радость покоренной высоты, и мост уже не казался страшным.
По берегу к ней во весь опор бежали ребята. Ленка отстала, долговязый Жора, лучший в школе волейболист, и боксер Миша пришли первыми. Запрокинув голые гибкие руки, Женя поправляла мокрые волосы. Небрежно спросила:
-- Ах, это вы, мальчики? Ну что, нытики-хнытики, барахлишко принесли? Давайте его сюда, рыцари вы мои милые.
История с ее прыжком наделала в школе много шуму. Педагоги отнеслись к Жениной выходке по-разному.
-- И она осталась жива? -- спросил флегматичный учитель естествознания.
-- Какая метаморфоза! -- воскликнул более эмоциональный химик. -- Кто бы мог подумать, что эта хрупкая девочка способна на такое!
-- У этой Жени Светловой характер Жанны д'Дарк! -- воскликнула черноглазая историчка Вера Иосифовна.
-- Ради бога, -- развел руками директор, -- не говорите так ребятам, иначе сумасбродная выходка Жени станет у нас эталоном мужества для всех старшеклассников.
Осенью Женя поступила в педагогический институт, но не на математический факультет, как предполагала, а на литературный. Той же осенью ее приняли и в аэроклуб.
О первом прыжке с высоты восемьсот метров с парашютом она никогда не вспоминала. Слишком он показался будничным. Все было обычным, столько раз прорепетированным на земле.
Не прошло и года, как Женя Светлова выдвинулась в число лучших парашютисток аэроклуба. На майские праздники несколько ее подруг должны были совершить групповой прыжок. Жене Светловой и инструктору аэроклуба Владимиру Гребневу поручалось показать затяжной.
-- Высотенка у вас будет на сей раз приличная, -- напутствовал их начальник аэроклуба, -- три тысячи метров. Прыгать будете с интервалом в одиннадцать секунд. Гребнев, как более опытный, раскрывает парашют на высоте шестьсот метров. Светлова -- на высоте восемьсот метров. Накануне получите полный штурманский расчет.
Женя плохо спала в эту ночь. Снился ей черный мост через Иртыш, она, босоногая, прыгает сверху в быстротечную реку и летит, летит, не достигая поверхности...
На аэродром она приехала рано, с твердым решением, известным одной только ей.
Маленький зеленый Ан-2 поднял их в воздух и долго набирал высоту. Начальник аэроклуба, сидевший в пилотской кабине на правом кресле, вышел к ним. Борттехник распахнул дверцу. Гребнев и Женя встали, поправляя на себе зеленые мешки, проверяя в последний раз кольца основного и запасного парашютов.
-- Пошел, -- громко сказал начальник аэроклуба, и Гребнев, подмигнув Светловой, исчез за овальным отверстием люка.
Оставалось еще одиннадцать секунд. Женя почувствовала, как по всему ее телу мурашками пробежало волнение.
-- Светлова, пора!
Головой вниз устремилась Женя в необъятное пространство голубого дня. Под собой она видела широкое поле ипподрома и черный, такой маленький с трех тысяч метров, прямоугольник людей, пришедших туда на досаафовский праздник. Точными движениями рук и ног управляла Женя падением. "Чем же я хуже? -весело думала она. -- Почему мне дали высоту раскрытия парашюта не такую, как Гребневу? Потому что я девчонка? Еще посмотрим".
Земля надвигалась широким разливом речной поймы, панорамой беленьких чистеньких городских улиц. Фигура парившего внизу Гребнева с растопыренными руками и ногами казалась похожа на лягушку. "Так некрасиво", -- решила Женя. Она высвободилась из струйного течения и теперь падала отвесно, тоненькая, как свечка.
Над головой Гребнева золотистым от солнечного освещения цветком вспыхнул купол, а Женя продолжала мчаться вниз. Она уже обогнала в падении своего инструктора. Потом медленно отсчитала до десяти и рванула кольцо. Ее встряхнуло, и тотчас же всем существом девушки овладело то блаженное состояние, которое охватывает человека, осознавшего, что опасность уже за плечами. Под звуки духового оркестра и аплодисменты она опустилась на маленькую площадку, очерченную белым кругом, как было задано. Гребнев приземлился вторым. Отстегнув ремни и погасив купол, подошел к Светловой.
-- Давай лапу, Женька, -- сказал он грубовато. -- Ты же раскрыла парашют в трестах метрах от земли. Смотри, влетит тебе за эту самодеятельность.
Гребнев оказался прав. За нарушение дисциплины Светлова получила строгий выговор, но за точность приземления и смелый технический прыжок присутствовавший на досаафовском празднике спортивный комиссар отобрал ее кандидатом в сборную команду страны.
Осенью Женя выступала на больших соревнованиях под Москвой. Выступала успешно, оказавшись в пятерке победителей. Она была уверена, что получив грамоту и приз, с первым пассажирским самолетом возвратится домой. Но именно в эти часы ее вызвал к себе представитель ВВС и предложил идти в отряд генерала Мочалова. Ну кто же из девушек-парашютисток мог отказаться от такого предложения!
Вот и вся недолгая жизнь Жени Светловой. Конечно, в разговоре с Роговым она обо всем рассказывала сухо и многое пропускала, опасаясь показаться нескромной, но это была одна только правда.
-- А вы почти ничего и не записали? -- с удивлением спросила она журналиста.
-- Это мой метод, Женя.
-- Метод? -- приподняла она брови.
-- Если делаешь записи во время разговора, ты этим как бы отпугиваешь собеседника, -- пояснил Рогов, -- он теряется. А если по ходу рассказа начнешь уточнять или переспрашивать, получается еще хуже. Поэтому я стараюсь слушать и запоминать, а дома, после беседы, в полном одиночестве записываю. Конечно, какие-то детали забудутся. Нам, Женя, еще раз надо было бы встретиться для уточнения.
Девушка смущенно пожала плечами:
-- Вы же к нам, вероятно, еще будете приезжать?
-- Конечно буду, Женя, -- подтвердил он с готовностью, -- но дней пятнадцать теперь мне придется провести в городе. А тянуть с уточнением записей не хочется.
-- Так как же быть?
-- А вы, Женя, за это время в Москве не появитесь?
-- Пожалуй, да. В воскресенье собираюсь в Третьяковку.
-- Вот и чудесно! -- обрадовался Рогов. -- Я от нее недалеко обитаю. На Комсомольском проспекте. Если сможете, позвоните. Я весь день буду дома.
-- Постараюсь, -- пообещала Светлова не совсем уверенно.
x x x
Если сухощавого подполковника медицинской службы Зайцева, руководившего испытаниями в термокамере, заглазно именовали "хозяином пара и вара", то Василия Ивановича Рябцева, работавшего в сурдокамере, называли "начальником одиночества". Небольшого роста, с нервным очерком рта на полном смуглом лице, с резкими складками, избороздившими большой лоб, слыл он за вдумчивого и очень корректного человека.
Алешу Горелова, пришедшего уточнить сроки пребывания в сурдокамере, Рябцев неожиданно спросил:
