По окончании гражданской войны Лев Давидович активно поддержал политику украинизации. Выступая в апреле 1923 года на VII конференции Коммунистической партии (большевиков) Украины он требовал украинизировать все, что возможно, не боясь перегибов. По мнению Троцкого (ссылавшегося, кстати сказать, на Владимира Ленина, придерживавшегося аналогичных взглядов), следовало сознательно ущемлять русский язык, нарушать национальное (и языковое) равноправие в пользу «ранее угнетенных народностей». Таким образом, уверял он, большевики привлекут на свою сторону угнетенные народы всего мира и смогут добиться победы мировой революции. «Говорят: «недосол на столе, пересол на спине», — заявлял Лев Давидович. — Нужно сказать наоборот: пересол — это ничего, а недосол, он отобьется на спине партии. Вот почему мы поставили национальное дело в повестку дня партии! Вот как нужно решать национальный вопрос с точки зрения коммунистической революции!»
В последующие годы «вечный революционер» пошел еще дальше. Оказавшись в эмиграции, он открыто выдвинул лозунг выхода Украины из Советского Союза, создания самостоятельного украинского государства. «Независимость Украины ныне неразрывно связана с программой пролетарской революции», — писал Троцкий и провозглашал: «Да здравствует независимая советская Украина!» Этим убеждениям он оставался верен до самой смерти.
И еще одно. Будучи (с 1918 по 1925 год) наркомом по военным делам Лев Давидович разработал программу национально-войскового строительства в СССР. В соответствии с ней вооруженные силы страны не были бы едиными, а состояли из национальных армий входивших в Союз республик. В таком виде, считал нарком, их удобнее использовать для (опять же) мировой революции.
Однако этим планам решительно воспротивился Иосиф Сталин, опасавшийся, что отсутствие общесоюзной армии подорвет единство государства. Программу так и не воплотили в жизнь, а ее разработчика вскоре убрали из военного ведомства.
Помнится, в последние годы существования СССР советскую армию у нас часто обвиняли в том, что она являлась «мощным средством русификации украинцев». Можно уверенно утверждать: если бы в 1920-х годах во внутрипартийной борьбе победил не Сталин, а Троцкий — «мощного средства русификации» просто не было бы. Впрочем, в случае победы Льва Давидовича и сам Советский Союз вряд ли просуществовал бы долго.
И о Лазаре Моисеевиче сегодня всей правды не говорят. Украинизаторские заслуги Кагановича современные «национально сознательные» деятели, как правило, замалчивают. Хотя, в то же время, усердно подражают ему. Проклятия в адрес русского языка как «языка угнетения украинцев», стоны о «русификации», маниакальный поиск «антиукраинских сил», методичные попытки превратить русскоязычных жителей страны в граждан второго сорта — все это заимствовано нашими профессиональными «патриотами» из времен правления в Украине «железного Лазаря». Регулярно высказываемые требования — создать специальный правительственный орган для контроля за повсеместным внедрением государственного языка — навеяны той же эпохой (за образец берется учрежденная тогда Всеукраинская комиссия по украинизации). Даже недавние попытки реформировать правописание сводятся, в основном, к возврату к грамматическим нормам, придуманным при Кагановиче. Одним словом, для теперешних украинизаторов Лазарь Моисеевич стал как бы путеводной звездой. И это вполне логично.
Заняв в апреле 1925 года должность генерального секретаря ЦК КП(б)У Каганович старательно взялся превращать вчерашнюю Южную Русь в «национально сознательную» Украину. Всем служащим предприятий и учреждений было предписано отказаться от русского языка и перейти на украинский. Замеченные в «отрицательном отношении к украинизации» немедленно увольнялись (в данном случае не требовалось соблюдения трудового законодательства). Исключений не делали и для предприятий союзного подчинения. В приказном порядке украинизировались пресса, издательская деятельность, радио, кино, театры, концертные организации. Вывески и объявления запрещалось даже дублировать по-русски. Ударными темпами переводилась на украинский язык система образования. Только на этом языке разрешалось вести педагогическую и научно-исследовательскую работу. Несогласных с украинизаторскими мерами объявляли «великодержавными шовинистами», приравнивая к «классовым врагам пролетариата».
Особую ненависть вызывали у Лазаря Моисеевича русскоязычные представители коренного населения. Он считал возможным сохранить право на пользование русским языком (и то лишь в некоторых случаях) только за проживавшими в УССР выходцами из Великороссии. На украинцев же (до революции называвшихся малорусами и составлявших вместе с великорусами и белорусами единую русскую нацию) компартийный лидер приказал «со всей силой нажимать в деле украинизации». Для этого генсек ЦК КП(б)У пригласил себе в помощь более 50 тыс. «сознательных украинцев» из Галиции, расставив их на многих ключевых постах в сфере образования и культуры. Всякое сопротивление украинизаторам жестоко подавлялось.
Сделанное с Украиной при Кагановиче переоценить невозможно. Именно при нем украинский язык утвердился в республике в статусе государственного. Этот язык не любили, не признавали родным, но учить и употреблять его вынуждены были все. «Ни одна демократическая власть не достигла бы либеральными методами таких успехов на протяжение такого короткого промежутка времени» — признает современный «национально сознательный» публицист. И здесь с ним сложно не согласиться.
И впоследствии, переехав в июле 1928 года в Москву, заняв там пост секретаря ЦК ВКП(б), а затем и члена политбюро ЦК ВКП(б), Лазарь Моисеевич продолжал пристально следить за событиями в Украине, при необходимости вмешиваясь в них. Местные коммунисты прислушивались к его указаниям и, прославляя «ту величайшую работу вокруг проведения ленинской национальной политики, которую украинская парторганизация проводила под руководством т. Кагановича», эту работу продолжали. Продолжают ее и теперь. Хотя нынешние продолжатели и подражатели «железного Лазаря» числятся в других партиях.
Этот деятель в роли самостоятельного политика мог проявлять себя лишь на протяжении нескольких месяцев после смерти Сталина — с марта по июнь 1953 года. Но и за столь короткий срок он сделал немало. В том числе и на Украине.
Украинской ССР Лаврентий Павлович уделял особое внимание. Возглавив министерство внутренних дел СССР, он распорядился приостановить все боевые операции против бандеровского подполья. Официально это объяснялось необходимостью захвата бойцов УПА живыми для получения от них информации и для пропагандистских акций. На практике указание Берии привело к почти полному прекращению борьбы с вооруженным противником.
Дальше — больше. Глава силового ведомства затеял доукомплектование органов госбезопасности (их подчинили МВД) в западных областях местными уроженцами. Составили список кандидатов в чекисты. И хотя большинство из них прямо или косвенно были связаны с бандеровцами, Лаврентий Павлович приказал данное обстоятельство игнорировать. Можно представить, во что превратились бы силовые структуры, «усиленные» таким пополнением.
А Берия не остановился и на этом. Как влиятельный член президиума (так одно время называлось политбюро) ЦК КПСС, он выступил с инициативой кардинального изменения политики в Западной Украине. По подготовленной Лаврентием Павловичем докладной записке в мае 1953 года президиум принял специальное постановление «О политическом и хозяйственном положении западных областей Украинской ССР».
Постановление решительно осуждало «грубое искривление ленинско-сталинской национальной политики» в западноукраинском регионе, в частности — «бессмысленное применение репрессий», «вредную политику» выдвижения на руководящие посты выходцев из других (незападных) областей УССР, «недооценку политического значения преподавания в вузах Западной Украины на украинском языке» и т. п. Отдельным пунктом предусматривалось провести пленумы обкомов и горкомов КПУ, на которых следовало «обговорить это постановление ЦК КПСС и докладную записку тов. Л.П. Берии».
Результатом партийных директив стал новый виток гонений на русский язык. Причем не только в западных областях, а и по всей республике. Начали с вузов. Там (в отличие от начальной и средней школы) для укрепления связей с научными центрами других союзных республик наряду с украинским широко использовался и русский язык. Как считал Лаврентий Павлович, использовался слишком широко. Допустившие преподавание на русском языке ректоры вузов (например, Киевского университета) подверглись резкой критике. Учебный процесс вновь должен был стать исключительно украиноязычным.
