Гордон Корриган - Столетняя война

В 1411 году Париж осадили арманьяки, и герцог Бургундский обратился к Генриху IV за помощью. На тот момент принц Уэльский был председателем королевского совета, поскольку отец болел, и в сентябре английская армия, состоявшая из 800 конников и 2000 лучников под командой племянника архиепископа Кентерберийского – тридцатилетнего Томаса Фицалана, графа Арундела, – высадилась в Кале. Затем войско проследовало в Аррас, соединилось с освободительной армией бургиньонов и двинулось на Париж. 9 ноября 1411 года Арундел штурмом взял предместье Парижа Сен-Клу, после чего вернулся в Кале и отплыл в Англию.

На следующий год король поправился, и принц отошел в сторонку. Теперь англичане стали помогать арманьякам, пообещавшим в обмен на военную помощь в их борьбе против бургиньонов поддержать присоединение Аквитании к Англии, то есть то, что уже утвердил английский парламент. Четыре тысячи человек под командой второго сына короля Генриха, Томаса Ланкастера (ставшего недавно графом Албемарлом и герцогом Кларенсом), высадились в Нижней Нормандии. Согласно хронике Брута, высадке 7000 конников (возможно, их было гораздо меньше) под предводительством некоего «лорда Хамбе» пытались помешать. Ланкастер одержал над ними победу, взял пленных и двинулся на юг, чтобы соединиться с арманьяками в Пуату. Когда армия пришла туда, оказалось, что два французских герцога – молодой Орлеанский и Бургундский – сумели прийти к временному соглашению, и Кларенс повел свою армию через южную Францию к английскому Бордо, сжигая и грабя все на своем пути. Домой он согласился уйти только после того, как арманьяки ему заплатили. Краткое перемирие между двумя французскими фракциями позволило англичанам получить от обоих герцогов согласие на аннексию Аквитании, но поскольку ни арманьяки, ни бургиньоны не могли сказать что-либо от имени короля, как и от имени французского правительства, согласие это осталось незаконным и бесполезным. Впрочем, и мир был вскоре нарушен: в 1413 году в Париже бургиньоны напали на сторонников арманьяков, начали убивать их и поджигать их дома. Беспорядки утихомирило только появление армии арманьяков во главе с девятилетним дофином Карлом. Герцог Бургундский вынужден был сдать Париж арманьякам, после чего бежал во Фландрию и начал искать поддержки англичан.

20 марта 1413 года король Генрих IV скончался в возрасте сорока семи лет. Его могила в Кентерберийском соборе находится против гробницы Черного Принца, в смерти сына которого был повинен Генрих, – ирония судьбы, на которую в то время вряд ли кто обратил внимание. На его портрете мы видим старое, обрюзгшее лицо, кажется, что оно принадлежит другому человеку. Энергичного любителя поединков, хорошо образованного, красноречивого и общительного Генриха Болингброка поддержало большинство населения, которое и помогало ему в смещении Ричарда II. По свидетельству хронистов, Болингброком восхищались за «мужество, которое он проявлял неоднократно». Однако же, став королем, он столкнулся с несговорчивым парламентом, и во время его четырнадцатилетнего правления было по меньшей мере восемь мятежей. С годами Генрих становился все подозрительнее, болезнь его прогрессировала, и корону он удерживал за счет компромиссов, позволяя парламенту отбирать у себя королевские прерогативы. Хотя, в отличие от Ричарда II, Генрих притязал на французский трон, но мало что сделал для этого, и война во время его правления ограничивалась набегами, пиратством и блокадой. Главной заботой Генриха было подавление валлийского восстания Овейна Глендауэра, к тому же ему постоянно приходилось разбираться с другими мятежами, а денег на походы в Европу не было. Он не много сделал и для организации и тактического развертывания английской армии, правда, поспособствовал совершенствованию артиллерии, которая в большинстве армий пока не влияла на исход битвы.

Хотя волнения в Уэльсе продолжались и после кончины Генриха, перед последним бунтом Нортумберленда они все же шли на спад. Овейна Глендауэра поддерживали многие, возможно, что в их числе было большинство урожденных валлийских аристократов, но только не простые люди, не валлийцы английского происхождения и не английские поселенцы, так что Глендауэр контролировал лишь ограниченные районы Уэльса. На море всем заправляли англичане, и, за исключением нескольких высадок французов, Глендауэр не мог получить подкрепления водным путем. Большинство замков были недоступны, а те, что пали под напором мятежников, быстро вернулись к своим хозяевам. Англичане укрепили приграничную полосу, окружили мятежников и не допускали к ним сочувствующих из Англии, а когда валлийцы совершали вылазки в Шропшир, конные отряды англичан тотчас пускались за ними в погоню. Государственные маршруты поставок в Уэльс и из Уэльса охранялись, но поставщиков-валлийцев английские солдаты не пропускали. Многие родственники Глендауэра, включая жену, были арестованы и заключены в Тауэр; по крайней мере один сын был убит, возрастало число жертв среди старших командиров. По мере оздоровления английской казны солдатам стали платить, оплачивались и военные поставки, Глендауэру же приходилось рассчитывать только на деньги, полученные за выкуп пленных, а когда тех не стало, он занялся грабежом соплеменников. Такая политика не снискала ему поддержки населения. Восстание длилось так долго оттого, что мятежники придерживались очень разумной тактики: в обычные битвы они не ввязывались, а совершали набеги, устраивали засады, привлекали снайперов, после чего потихоньку сбегали в горы. Но партизаны войну не выигрывают, а вот упорная политика взятия на измор, контроль побережья, оборона приграничной полосы и привлечение денег для продолжения кампании даже во времена финансовых трудностей привели, в конце концов, англичан к победе. Генрих IV немало тому поспособствовал. Судьба Глендауэра остается неведомой. Поскольку его так и не поймали, думают, что в 1415 году он скончался, но как это произошло и где его тело, так и осталось загадкой.

Шотландия тоже перестала быть проблемой со времен последнего вторжения Нортумберленда. Умная разведка и искусное мореплавание позволили в марте 1406 года похитить наследника шотландского трона Джеймса Стюарта (позднее короля Шотландии Якова I). Он был захвачен на море, когда плыл в школу во Францию. Англии повезло, что отец мальчика Роберт III умер месяц спустя: это позволило заключить в Тауэр еще одного короля Шотландии. Обращались с Джеймсом хорошо, однако он 18 лет оставался узником, что помогало Англии держать в безопасности свои северные границы.

Возможно, Генрих IV не смог или не сумел продолжить войну с Францией, зато его сын и наследник точно был на это способен. К моменту восшествия на трон Генри Монмут зарекомендовал себя в Шрусбери как солдат, и хотя там он следовал указаниям более опытных командиров, тем не менее продемонстрировал отвагу и понимание управления боем, да и в валлийских войнах, пока болел отец, он отвечал за подавление бунтов. Монмут научился контролировать армию в отсталой стране, понял, как следует вести осаду, осознал важность таких предметов, как мобилизация и разумная логистика, и все это принесло ему успех в последующих кампаниях. Во времена ученичества многие смотрели на Генри как на юнца – любителя вина, женщин и сомнительных компаний. Он и в самом деле часто ссорился с отцом, иногда спорил с ним в вопросах иностранной политики и даже создал свой двор в пику отцу. Но после смерти Генриха IV сын оставил неблаговидное поведение в прошлом.

В Британии двадцать первого века королева является главой англиканской церкви, но на деле религия не имеет основополагающего влияния ни на управление страной, ни на жизнь большинства людей. В Средневековье все было по-другому: любое решение правительства и короля должно было учитывать позицию Церкви. В сегодняшний светский и циничный век нелегко осознать влияние религии на наших средневековых предков. Религия была мощным инструментом социального контроля[78]. В средневековой Англии наказ короля был убеждающим, и вдвойне убедительным делало его то, что это наказ всевышнего. Были, конечно же, люди, которые смотрели на все по-другому, что сейчас мы назовем научным подходом – никто из образованных людей не считал, что Земля плоская, – однако колдовство и магия процветали вплоть до шестнадцатого века. (Инквизиции, порицавшей колдовство и сжигавшей ведьм, в Англии никогда не было, а причиной тому наравне с теологией было то, что она имела иностранное происхождение.) Тем не менее обычный человек был крайне суеверным. Он верил, что после смерти пойдет на небеса, если будет усердно молиться и исполнять церковные заповеди, в противном случае ему предстоит крайне неприятная вечность в аду, о чем постоянно напоминало изображение Страшного суда над церковными дверями. Необъяснимые явления – внезапный шторм, землетрясение, болезнь – были либо знаками недовольства господа, либо происками дьявола.