Зато их разбойнические шайки стали появляться в разных местах Македонии и Фракии, везде оставляя за собою страшные следы. Опустошая поля, сжигая села, уводя в плен или избивая жителей, печенеги не щадили самых малых детей и зверски умерщвляли их, отнимая от материнской груди. Некоторые дерзкие отряды дошли почти до самых стен Константинополя. Тогда Мономах принял наконец близко к сердцу бедствия своих подданных, что за ним не всегда водилось. Он хотел лично стать во главе своей гвардии, чтоб биться с врагами, и только жестокая подагра, следствие невоздержной жизни, заставила его остаться в креслах, в которых он с некоторого времени сидел неподвижно.
Против печенежских наездников, подошедших к столице, вместо больного императора, отправился один из спальных евнухов императрицы Зои, патриций Иоанн, по прозванию Философ, приняв начальство над императорскими телохранителями и дворцовой прислугой. Евнух нашел печенегов недалеко от Константинополя, напал на врагов, когда они спали непробудным сном, и перерезал всех их. На крестьянских телегах привезены были груды печенежских голов в столицу и представлены императору. Самым лучшим и единственно возможным средством для защиты обеих провинций Македонии и Фракии пока был признан следующий способ ведения войны. Византийская армия засела по крепостям. Когда печенеги рассыпались в окрестностях для грабежа, или еще лучше когда они, обремененные затруднительной тяжестью добычи, возвращались назад, тогда только византийские отряды выходили из своих укреплений и отнимали награбленное богатство, не всегда отдавая его обратно в руки пострадавших жителей.
Еще раз прибег Константин Мономах к средству, которое уже было испытано и оказалось совершенно непригодным. Из всех печенежских князей, принятых в византийское подданство около 1048 года, оставался в Константинополе один Кеген, излечившийся от ран, но содержимый под стражей со времени известного покушения на его жизнь. Он был выпущен на свободу и отправлен к печенегам, чтоб уговорить их к миру или, по крайней мере, отвлечь от общего печенежского союза Пагуманидов и Белемарнидов, некогда признававших его власть. Заподозренный прежде Мономахом, Кеген, по-видимому, хотел исполнить свое обещание добросовестно. Но у него было много врагов, которые давно искали его гибели. Заманив к себе Кегена обманом, приверженцы Тираха убили его и рассекли труп его на мелкие части.
Необходимы были меры более решительные и более действенные. Вызваны были из Азии последние греческие силы, там остававшиеся, местные ополчения округа Телух, Черной горы и прочие. Это были, по своему вооружению, конные стрелки, следовательно, самое целесообразное войско в борьбе с дикими кочевниками. Всего набралось до 20 тысяч. Приняв главное начальство над этими силами, Никифор Вриенний, будущий претендент на императорский престол, должен был обуздывать дерзость печенежских шаек, не вступая в решительное сражение. Между тем как Вриенний довольно удачно исполнял свою задачу в Адрианопольской области, в то самое время сосредоточены были на юге западные силы, высланы в поле варяги и франки, под начальством патриция Михаила, который носил звание аколуфа, то есть главного начальника варяжских дружин. Несмотря на действия Вриенния на севере, все пространство на юго-восток от Адрианополя до реки Ергена (Еркенё) было наполнено печенежскими разъездами; они опустошали окрестности Аркадиополя (теперь Люлебургас) и Халкиды и проникали еще далее. Аколуф Михаил расположился лагерем в Хариуполе, в укреплении, находившемся в суточном расстоянии от приморского города Родосто. Через несколько времени и здесь появились печенеги. Беспечность варваров простиралась до того, что они спокойно расположились для отдыха вблизи византийских сил, давая знать о начавшемся веселом пире игрою на свирелях и цимбалах. Ночью Михаил напал на них и без труда истребил большую часть шайки. Это навело некоторый страх на печенегов, которые уже привыкали грабить безнаказанно.
В Адрианополе Михаил соединился с Вриеннием, и оба направились к северу, очищая провинцию от печенегов, рассеявшихся повсюду. Им удалось настигнуть две значительные шайки: одну при Топлице, недалеко от Адрианополя, на реке Марице (Гебре), и потом другую при Галое, уже вблизи Балканского хребта, и разбить их наголову[23]. Печенеги были прогнаны за Балканы, их дерзость была несколько обуздана; хотя они продолжали делать набеги на Адрианопольскую область, но по крайней мере с большей осторожностью, чем прежде. Так прошли 1051 и 1052 годы.
Чтобы прекратить тягостные набеги печенегов и возвратить Византии ее придунайские владения, Константин Мономах велел (в 1053 году) своим воеводам перейти Балканы. Тот же самый аколуф Михаил и знакомый нам Василий Монах, правитель Болгарии, имевший свое местопребывание в Нише, перешли со своим войском горные проходы и при Великом Преславе (близ Шумлы) основали лагерь, укрепленный глубоким рвом и палисадом. Византийская армия скоро была окружена здесь полчищами печенегов и подверглась полной осаде. Недостаток съестных припасов, начинающийся голод заставил воевод решиться на отступление, которое должно было совершиться под покровом ночной темноты. Но движение византийцев было открыто печенегами, и путь был прегражден. В страшном ночном побоище смятые полки византийские почти без сопротивления были истреблены варварами: в числе убитых находился и правитель Болгарии синкелл[24] Василий; только небольшая часть успела как-то добраться до Адрианополя. Все плоды прежних побед были потеряны. Огорченный император хотел набирать новую армию, но ему посоветовали отказаться от дальнейшей борьбы с печенегами: Богу, дескать, не угодно, чтобы кем бы то ни было уничтожен был один из языков, существующих в известном числе по его воле. Так в благочестивой гордости утешали себя византийцы, принужденные покупать у варваров мир дорогой ценой. Смягченные щедрыми дарами, печенеги обязались в продолжение тридцати лет спокойно жить в занятых ими областях, не переходя за Балканы без призыва. Их князья приняты были в число чинов константинопольского двора.
С тех пор мы не слышим о печенегах до 1059 года. В этом году они, как выражается византийский историк[25], выползли из нор, в которых скрывались, и снова начали опустошать греческие области — едва ли не по наущению короля венгерского Андрея (1046—1061), который в то же самое время разорвал мирный договор с Византией и начал враждебные действия. Но Венгрия скоро примирилась с империей. Венгерские послы встретили императора Исаака Комнина[26] в Средце (Сардике, Софии), куда он прибыл со своей армией. Мир был восстановлен на условиях нам неизвестных. После того Исаак направился к востоку, за Балканы, для усмирения печенегов. На этот раз они почти не противопоставили никакого отпора. Между князьями отдельных печенежских колен не было единодушия и согласия; один за другим они признали над собою власть византийского императора и обещались сохранить верность. Только Селтё, известный нам по знаменитой переправе через Босфор, не хотел покориться, надеясь на неприступное положение своего убежища, которое он нашел себе на берегу Дуная на какой-то скале. Варвар дошел до такой дерзости, что не побоялся выйти в открытое поле против всех сил императора. Он был скоро наказан за свою смелость. Разбитый наголову высланным против него отрядом, Селтё избежал плена только в густых лесах около Дуная; его укрепление было занято византийским гарнизоном. Император Исаак с торжеством возвратился назад. Но на возвратном пути его армия страшно пострадала от дождей, бурь, града и разлива реки Осмы, через которую близ Ловчи ему пришлось переправиться.
Поход Исаака Комнина имел, по-видимому, более важное значение, чем это можно заключать из кратких и неполных известий, сообщаемых источниками. Следствием его было восстановление византийской власти на Дунае. Магистр Василий Апокап и Никифор Вотаниат, будущий император[27], оставлены были начальниками придунайских городов. Печенеги, живя среди болгарского населения под управлением своих родовых князей, признавая в то же время верховные права империи, не могли, конечно, сделаться вдруг оседлыми и спокойными подданными. Время от времени их бродячие шайки пускались грабить своих соседей и не церемонились выходить из границ, указанных им для кочевья. Но если бы не было прилива новых сродных элементов из-за Дуная, то хотя бы мало-помалу еще можно было приучить печенегов к некоторой оседлости и внушить им уважение к авторитету константинопольской власти.
Между тем на Дунае теснились уже новые толпы турецких кочевников, двигавшиеся по следам печенегов, ушедших от них в пределы Византийской империи.
