Правда, из книги видно, что для установления этой границы автору приходилось во многих случаях опираться только на упомянутый текст летописи. «Так как из него вытекала Западная Двина, то лес этот распространялся, следовательно, западнее её истоков»[19]. Или: «То обстоятельство, что из него вытекал Днепр, показывает, что лес доходил… до верхнего… течения р. Вазузы…»[20]. Практически, кроме летописи, Алексеев ссылается только на Герберштейна, то есть на описание иностранцем Московии XVI века. Да ещё на несколько топонимов, вроде села Оковцы на реке Пырышне, притоке правого притока Волги реки Песочной, или «Волконского кругляка» – башни в Витебске XVII века, от которой шла дорога на Смоленск через реку Касплю.
Что ж, Сигизмунд Герберштейн действительно пишет, что «если пойти от Ржева Дмитриева на несколько миль к западу, то можно встретить лес, именуемый Волконским; из него начинаются четыре реки»[21]. Вот только дальше он рассказывает, что от истоков Волги (Фронова болота) до истоков Днепра («селение Днеперское») – 10 миль, а от них обоих до «озера Двина» (истоков Двины) – столько же. И Ловать у него (странно, что Алексеев почему-то считает четвёртой рекой Межу или Торопу, хотя у Герберштейна написано «Ловать» и пользуемся мы с уважаемым автором одним и тем же переводом 1908 года) вытекает то ли из Фронова болота, то ли из местности между ним и озером Двина.
В результате чего его Волконский лес вполне мог иметь миль 10 в окружности. Правда, совершенно не согласуясь с реальной географией тех мест. Днепр и Днепрец, к примеру, берут своё начало у границы нынешней Тверской и Смоленской областей, а истоки Двины и Волги располагаются ближе к стыку с Новгородской. Как я уже писал, между этими районами более 150 километров.
Можно было бы, конечно, сказать, что в древности истоками упомянутых рек считались другие, не соответствующие нынешним, речки. Исток крупной реки – вообще дело достаточно произвольное. Все со школьной скамьи знают, что при слиянии двух рек их продолжение положено называть по имени наиболее крупной. Но ведь Кама-то крупнее Волги там, где они объединяются, однако дальше течёт Волга! А уж как там, в древности считали, где чей исток, бог весть.
Придётся вам поверить мне на слово (или можете сами по картам поползать, если не лень) – нет такого варианта, когда бы истоки любого из притоков Днепра, Западной Двины и Волги сходились сколь-нибудь близко! Вот для Волги, Двины и Ловати такое место найти можно, и там будет километров двадцать в диаметре. Только истоком Волги придётся считать нынешнюю реку Кудь, истоком Двины – реки Волкоту и Заелинку, а истоком Ловати – Полу. Даже болото там есть (правда, Пола, насколько я вижу по карте, течёт не из него, а с другой стороны местного водораздела). И «Двина» будет в таком случае из озера вытекать (озеро Ордоникольское), и «Волга» через некоторое расстояние впадать в озеро Волго (точнее, Вселуг, но Вселуг, Пено и Волго – это фактически непрерывная цепь озёр).
Карта 2. Речная сеть на карте Тверской области
Данный район приведён по карте-двухкилометровке Тверской области, изданной в 2006 году. Обратите внимание на участок возле озера Любино. Это то самое место. Видно, что тут, правда, расстояние от истока «Волги» до озера будет не 2 версты, как у Герберштейна, а раз в десять побольше (а вот от нынешнего истока до того же Вселуга как раз где-то так и получится)… Но, как ни крути, Днепр сюда всё равно не подтянешь. Располагаться это гипотетическое «Фроново болото Волконского леса» будет в самом северном углу «Оковского леса» Алексеева (обратите внимание, где на его карте надписи: Хотшина, Женя, Переволочье). И Оковцы окажутся на южной границе относительно небольшого массива. Ну, может быть, если исходить из отмеченных на карте Алексеева «рудиментов Оковского леса, сохранившихся в XIX веке», то на восточной. Тогда лес будет начинаться от реки Межи и заканчиваться севернее Фронова болота. А к Вазузе и Днепру его нужно притягивать за уши.
Есть и ещё один район, который мог бы претендовать на место, из которого истекают великие реки. В шести километрах на северо-запад от деревни Бочарово Сычёвского района Смоленской области расположен торфяник небольших размеров. Он считается сейчас истоком Днепра. Причём данное место, по утверждению специалистов программы экологического оздоровления бассейна Днепра ПРООНГЭФ[22], полагали истоком ещё с XIV века. То есть значительно до Герберштейна. Тут же, рядышком истоки реки Обши (приток Двины). А в радиусе десятка километров расположены речки Ракитка и Лусса, которые через Осугу и Вазузу впадают в Волгу.
Зато сюда, хоть тресни, не подтянешь Ловать! И здесь нет никаких озёр «Двино» и «Волго»! Так что достоверность сведений Герберштейна столь же невысока, как и летописца. Тем более сам он туда не ездил, писал по слухам, в чём и признаётся, повествуя, что сведения ему сообщили купцы, «ведущие свои дела в тех странах»[23]. Иногда сведения его достаточно точны (к примеру, что Днепрец, по сути, больше самого Днепра в месте их слияния). А иногда путешественник об описываемом месте знает мало («Я не мог узнать положительно об её (Ловати) истоках») . Как на основании этого можно делать выводы, знают только авторы этих выводов.
Карта 2а. Район Смоленской области с истоком Днепра
Е. Выводы – на ровном месте
И ещё, если вернуться к летописи: Днепр действительно от истоков течёт на юг, но Двина и Волга сперва отправляются туда же и лишь потом заворачивают на запад и восток соответственно. Причём Волга – довольно далеко от истоков. Так что летописец на самом деле рисует сугубо абстрактную картину, никак не демонстрируя реальных знаний обстановки.
Наконец, последнее: в летописи, выше текста о пути из варяг в греки, есть уже упоминание о реках, текущих по территории Руси. Кстати, это тоже русская вставка в изначально греческий текст, переписанный летописцем. Так вот, там перечислены: Днепр, Двина, Волхов, Волга. Но… никакой Ловати, а тем более Невы нет. Зато есть Припять и Десна. Интересно, что первая ведёт от Днепра на запад, к Бугу и Висле, а вторая (плюс Сейм) – на восток, к рекам бассейна Северского Донца, а стало быть, и Дона. Не напоминает ли это как раз описание реальных водных путей?
И ещё: если уже писал о реках, с чего бы повторять всё это в другом месте? Между прочим, о Волге в описании рек сказано «яже идешь на восток, в часть Симову», а во вставке об Волковском лесе – «на восток дойти въ жребий Симовъ» . Опять имеем явное повторение, заставляющее предполагать, что здесь был разрыв текста.
Так что, откуда ни взгляни, описание пути из варяг в греки в ПВЛ – текст крайне сомнительный. И написан поздно, и реального соответствия топографии не демонстрирует, и пропусками и повторами странными грешит. Тем не менее, именно на существовании большого торгового пути из Балтики на Чёрное море по маршруту Балтика – Волхов – Ловать – Днепр – Чёрное море строилась, да и до сих пор строится вся идеология становления Русского государства. Особенно после В.О. Ключевского, сформулировавшего «торговую» теорию. «…Племена или города, охотно признавшие над собой киевскую власть – кривичи, северяне, поляне, – жили по главной речной торговой дороге, шедшей по Днепру с его северным водным продолжением – бассейном Ильменя… Напротив, население, жившее вдали от этого речного пути и не разделявшее этого общего материального интереса, – племена древлян, радимичей и вятичей, не чувствовали охоты признавать власть киевского князя и упорно с ней боролись», – писал он[24]. А по В. В. Святловскому, мировой рынок вообще был для Киевской Руси всем: «Ему она обязана тем, что незатёрласьсреди бесчисленных… народцев тогдашней эпохи»[25].
В общем, Рюрик (не важно, рассматривался ли он авторами научных работ как скандинав или поморский славянин) пришёл в Новгород (Ладогу) потому, что это важный пункт на торговом пути с севера на юг. Олег отправился покорять Киев, поскольку стремился установить власть над всем русским участком трассы. Владимир и Ярослав это дело продолжили. И в дальнейшем Киевская Русь по преимуществу вдоль данной торной дороги складывалась.
А транзитная торговля между Балтикой и Чёрным морем стала основой могущества государства. Одновременно (это уже с точки зрения исключительно норманистов) привлекая на Русь воинов и торговцев из Скандинавии. «Уже в 825 – 839 гг. по нему (пути из Варяг в Греки) могли осуществляться сквозные контакты между Скандинавией и Византией. Эти контакты имели определяющее значение для социально-экономического развития как древнесеверного, так и славянских обществ раннего Средневековья. Те и другие во взаимодействии с соседствующими балтскими и финскими народами образовали в результате этого развития своеобразное ранне-европейское культурное единство, которое может быть определено как балтийская цивилизация раннего Средневековья», – писал главный, пожалуй, отечественный норманист современности Глеб Сергеевич Лебедев[26].
