Пасхальные праздники принесли новые тревожные сообщения, усилившие треволнения в Париже. 7 апреля 1939 года итальянские войска вторглись в Албанию. Чрезвычайное заседание состоялось в воскресенье 9 апреля. Основное внимание на нем было уделено Италии. Было решено, что в случае возникновения военных действий в Европе французские вооруженные силы сосредоточат свои усилия на том, чтобы в первую очередь нанести нокаутирующий удар по итальянцам. Но Боннэ главным образом интересовала позиция Советского Союза. Он указал, что Польша отказывается вести переговоры с русскими, и поэтому предложил начать прямые переговоры с Москвой по дипломатическим каналам. Совет одобрил предложение Боннэ. Французскому военному атташе в Москве было поручено обсудить с маршалом К. Е. Ворошиловым военные аспекты проблемы. Это предложение было нереальным, поскольку русские еще ранее разъяснили свою точку зрения, что серьезные военные переговоры между Советским Союзом и Францией, которых они добивались в течение ряда лет, могут состояться только на уровне генеральных штабов.
Совершенно ясно, что в этот критический момент, когда гитлеровская Германия явно готовилась напасть на Польшу, а Италия предприняла вторжение на Балканы, французское и английское правительства не имели серьезных намерений вступать с Советским Союзом в военный союз против Гитлера. Судя по всему, они не понимали, что в сложившейся обстановке Великобритания и Франция больше нуждались в Советском Союзе, чем он в них.
Во всяком случае, было очевидным (или должно было быть), что Кремль не собирается идти на риск вступления в союз с Великобританией и Францией, если Советский Союз не получит гарантий, что западные страны на этот раз действительно сдержат свое слово и конкретно заявят, какую военную помощь они окажут и какими силами, чтобы выполнить свои обязательства. После Мюнхенской сделки Чемберлена и Даладье с Гитлером в 1938 году Кремль с большим подозрением относился к политике западных держав. Советское правительство опасалось, что Даладье и Чемберлен более заинтересованы в том, чтобы втянуть Германию в войну с Советским Союзом, чем создать трехсторонний союз для сдерживания Германии.
15 апреля Великобритания и Франция сделали свои первые предложения Москве. Англичане ограничились просьбой, чтобы Советский Союз выступил с декларацией о готовности оказать помощь Польше и Румынии, аналогичной тем, которые сделали Великобритания и Франция.[9] Французы пошли несколько дальше. Они предложили, чтобы три державы договорились обменяться обязательствами о взаимной поддержке в случае, если одна из них будет втянута в войну с Германией (в результате оказания помощи Польше или Румынии. — Прим. перев.). Но русским это было недостаточно.
Через два дня М. Литвинов выдвинул контрпредложение о действенном трехстороннем союзе между СССР, Англией и Францией. Не о каком-то туманном, как предусматривали французы, а о совершенно конкретном и далеко идущем. Договаривающиеся стороны не только обязывались оказывать друг другу взаимную помощь, но и подкрепляли обязательство военной конвенцией, определявшей, что их соответствующие армии, военно-воздушные силы и военно-морские флоты будут делать в случае войны. Участники союза, к которому могла присоединиться Польша, пожелай она этого, гарантировали всяческую помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями, в случае агрессии против них. Переговоры по военным вопросам должны были начаться одновременно с политическими.
Французский посол в Берлине Кулондр полагал, что советское предложение превосходит все ожидания, и настаивал на его принятии. Черчилль, разделявший это мнение, заявил Чемберлену, что «без активной помощи России создать Восточный фронт против нацистской агрессии невозможно». Позднее он напишет, что такой союз был бы ударом по Германии и мог бы удержать Гитлера от развязывания войны. Но в Лондоне советское предложение вызвало испуг, а в Париже — обычное молчание. Влиятельные французские круги были против какого-либо союза с Москвой.
Во второй половине апреля переговоры с Советским Союзом застопорились. 22 апреля французский кабинет нехотя согласился взять советские предложения за основу переговоров. Но убедить англичан не удалось. Чемберлен и министр иностранных дел Галифакс настаивали, чтобы Москва сперва дала односторонние гарантии Польше и Румынии, аналогичные английским, и только после этого они изучат вопрос о соглашении с Советским Союзом. 29 апреля Боннэ сделал еще одну попытку, предложив Москве договор о взаимной помощи между тремя державами, который должен был вступить в силу, если они окажутся в состоянии войны с Германией «в результате насильственного изменения положения, существовавшего в Центральной или Восточной Европе». Боннэ полагал, что это предложение поможет обойти сложную проблему — как убедить Польшу принять помощь со стороны Советского Союза? Но на Москву это предложение впечатления не произвело; а в Лондоне оно было встречено с явным неодобрением.
Еще 3 апреля — несколько дней спустя после заявления Чемберлена о предоставлении Польше односторонних гарантий — Гитлер утвердил секретную директиву вермахту — план войны против Польши под кодовым названием операция «Вайс». В нем приказывалось «уничтожить польские вооруженные силы внезапным нападением». В качестве даты начала операции было названо 1 сентября 1939 года.
Подготавливая политическую арену для новой агрессии, нацистский диктатор действовал быстро. В своем выступлении в рейхстаге 28 апреля он заявил о денонсации англо-германского военно-морского соглашения 1935 года и — что еще более важно — о расторжении пакта о ненападении с Польшей 1934 года. Примечательно также, что на протяжении всей своей двухчасовой речи фюрер воздержался от привычных для него нападок на Советский Союз и вообще ни слова не сказал о России.
22 мая 1939 года Италия и Германия заключили так называемый «Стальной пакт». Это был открытый военный союз: участники пакта обязались в случае, если одна из сторон «будет вовлечена в военные действия с третьей державой», помогать друг другу «всеми своими военными силами на суше, море и в воздухе».[10]
1 июня бдительный французский посол в нацистской столице Кулондр сообщил министру иностранных дел Боннэ, что Гитлер «рискнет начать войну, если ему не надо будет сражаться с Россией. Если же он будет знать, что ему придется воевать также с Россией, он отступит, чтобы не подвергать гибели страну, партию и себя».
Кулондр добавил, что два наивысших военачальника Гитлера — начальник штаба ОКБ Кейтель и главнокомандующий сухопутными войсками Браухич заявили фюреру, что, если Германии придется воевать с Россией, у ней будет «мало шансов выиграть войну». Посол, который на протяжении ряда лет добивался заключения военного союза между Францией и Советским Союзом, закончил телеграмму, подчеркнув «срочность» немедленного достижения в Москве соглашения между Великобританией, Францией и Россией.
Основная цель, которую преследовали в этот момент Франция и Великобритания, заключалась в том, чтобы заинтересовать Советский Союз в обороне Польши. И фактически русские были заинтересованы, поскольку это непосредственно затрагивало оборону Советского Союза. Но польское правительство такого интереса не проявило.
Французы получили возможность заставить поляков проявить благоразумие в отношении помощи Советского Союза, когда военный министр Польши генерал Каспшицкий в сопровождении заместителя начальника польского генерального штаба приехал в середине мая в Париж, чтобы выработать военную конвенцию с Францией. Для генерала Гамелена, который вел переговоры от имени французского правительства, это был удобный случай не только настоять, чтобы Польша согласилась принять военную помощь русских, но и, более того, поставить военные обязательства Франции перед Варшавой в прямую зависимость от такого согласия. Однако Гамелен за всю неделю переговоров даже не коснулся этого вопроса. Не поинтересовавшись даже, как польский генеральный штаб планирует сдержать немцев без советской помощи, он подписал 19 мая протокол, обещавший, что французская армия начнет наступательные действия всей мощью своих сил на Западе, если немцы нападут на Польшу. Нет никаких сведений, что Даладье убеждал Гамелена поднять вопрос о советской военной помощи Польше. Не предпринял ничего и Боннэ, хотя позднее он сделает все, чтобы саботировать этот военный протокол, отказавшись подписать политическое соглашение, от которого зависело вступление протокола в силу.
Начиналось лето 1939 года, а государственные деятели в Париже и Лондоне не спешили с решением вопроса о советской военной помощи, хотя им самим становилось все более понятным, что без этой помощи Польша обречена, так же как, вероятно, и сами западные державы.
