Отмечу и еще одно обстоятельство. Очень интересно, в каком тоне Иордан, гот, представитель племени, никем и никогда не замеченного в пацифизме, отзывается о венетах и их сородичах: «по грехам нашим, они свирепствуют повсеместно». Впрочем, и Тацит высказывается о них в совершенно том же духе: «ради грабежа рыщут по лесам и горам, какие только не существуют между певкинами и феннами».
Первый век, между прочим. Что там Александр Федорович Гильфердинг толковал про «кроткий и миролюбивый характер»? Или злые германцы успели его так покорежить уже ко временам Тацита?
К сожалению, в археологических, лингвистических и исторических кругах сейчас стало модно отрицать любые свидетельства о славянах до VI века. Дескать, только в это время появились упоминания о славянах, а значит, до того никаких славян быть не могло. И венеды, таким образом, славянами быть не могут – так как нагло существовали задолго до ставшей сакральной даты.
Такой блестящий исследовательский метод применяется только к славянам. Никто не стесняется говорить об уграх, скажем, за века до того, как в десятом столетии о них впервые упомянули источники. Никого не смущает, что тевтоны и кимвры повстречались греческому мореплавателю Питфею задолго до того, как Юлий Цезарь впервые упомянул о германцах. Нет, такие строгие требования предъявляют к славянам – только и исключительно. Точно так же обстоят дела и с атрибутацией археологических культур, и с прочтением незнакомых имен… иной раз может показаться, что основной критерий такой научности «только бы не славяне!». Тюрки или балты, кельты или иранцы, скандинавы или финны, конечно. Но не славяне. Нельзя. Это относится не только к эпохе до VI века. Но к ней – в первую очередь.
Только этим настроением, царящим в ученых кругах, настроением в самом прямом и буквальном смысле славянофобским, могу я объяснить тот факт, что славянство балтийских венедов, невзирая на свидетельство двух неродственных друг другу языков и ясное указание хрониста-гота из далекого шестого столетия, упрямо не то что оспаривается – отвергается с порога.
Сейчас, после кончины археолога Седова и лингвиста Трубачева, такое настроение, боюсь, станет всеобщим.
Между тем оно мешает. Вполне ощутимо мешает разобраться во множестве загадок истории, в том числе нашей.
В частности, мешает дать напрашивающийся и естественный ответ на один вопрос истории южного побережья Балтики и прилегающих земель, а именно: куда делось «дославянское» население этих земель, когда туда пришли славяне? Традиционно считается, что эти места заселяли «германцы». Считается так, разумеется, потому, что так писали римляне. Остальные соседи этих земель, равно как и само их население, письменных мемуаров не оставило. А методы, которыми римляне отличали германцев от негерманцев, мы уже знаем. Говоря кратко, население интересных нам краев ходило пешком чаще, чем ездило верхом (но все же совсем уж пешеходами не были – шпоры появляются в культурных слоях местных городищ и селищ довольно рано), жило в домах, а не в кибитках и использовало в бою щиты. Ах да, с высокой долей уверенности можно утверждать, что сарматами они не были. Вот, собственно, и всё, что следует из того, что эти народы в римских источниках отнесены к германцам.
Официальная точка зрения гласит, что обитавшие в тех местах германские племена ушли оттуда на завоевание Римской империи, а на освобожденных ими территориях расселились славяне. Другая версия утверждает, что германские племена были выметены оттуда нашествием Аттилы (про это пугало тогдашней «прогрессивной общественности» мы тоже скажем несколько слов, но позже). Все эти красивые версии разбиваются об один печальный для их сторонников факт. Названия большинства славянских племен и племенных союзов междуречья Лабы (Эльбы) и Одры (Одера) очень близко воспроизводят названия племен «восточных германцев», заселявших их во времена, так сказать, классической античности, или, иначе говоря, расцвета Римской империи.
Вот таблица соответствий, выведенная В.П. Кобычевым в 1970-х годах нашего столетия. Слева – племена римской эпохи, справа – их славянские «наследники».
Здесь разве что параллель лангобарды-бодричи выглядит натянутой. Тем паче, что, как мы еще будем говорить, никаких бодричей не было, а были ободриты (в свою очередь, лангобарды обрели такое имя, только уйдя с прародины, а до этого они величались винулами, согласно их летописцу Павлу Диакону). С другой стороны, список можно и дополнить – например, упоминаемые Иорданом грани поразительно напоминают укран – и по звучанию, и по значению.
Значительность этого обстоятельства подчеркивает его полнейшая уникальность. Более нигде в славянском мире имена племен не повторяют племенные названия дославянских туземцев в таком объеме. Самое большее, что можно вспомнить по этому поводу – сербское племя дуклян на месте эллинской Диоклеи, и северян на Десне, чье имя подозрительно похоже на название сарматского племени савар, живших на этом месте.
Но это и все. И на Востоке, и на Юге славянства дукляне с северянами представляют скорее исключение, чем правило. В целом же – на место истров, либурнов, мезеев приходят требуняне и захлумяне. На смену будинам, неврам, гелонам – дреговичи, древляне, поляне. У смолян, милингов, езеричей, верзичей и ваюничей нет никаких предшественников-тезок на землях Балканского полуострова. А соседящее с ними племя дреговичей вообще являет собой пример ярой приверженности славян племенным названиям пращуров – ведь «дреговичи» происходит от слово «дрягва», болото – не самая характерная деталь для балканского ландшафта! Название говорит нам, что его носители пришли на каменистые холмы Эллады из топких сырых мест.
И только на крайнем западе славянства, в междуречье Лабы и Одры, исключение становится правилом. Что как минимум обозначает, что никакая орда Аттилы никаких первонасельников не смела – иначе от кого славяне узнали бы потом все эти имена и названия? Не по римским же картам они шли к Лабе?!
Кстати говоря, непонятно и иное – куда же ушли эти племена, освободившие-де место славянам добровольно или под настоятельным воздействием Аттилы? Ведь кроме вандалов и ругов (о которых у нас тоже пойдет еще особый разговор) ни одно из перечисленных «германских» племен не проявило себя на землях рушащейся Римской империи! Мы нигде вне очерченных Лабой и Одрою границ не встретим ни луга, ни хизобарда, ни варна…
Тут родилась иная теория – теория «германских остатков». Якобы германские племена на самом деле остались на своих местах, славянское население было сравнительно малочисленно и поверхностно. Потому-то, мол, и дались эти земли германцам так легко , потому и изгладилась память о славянах, их языке и обычаях так быстро , что славян была горстка промеж остававшихся на своих местах аборигенах (говорили даже о немецком простонародье и славянских господах!). Как легко догадаться, такая теория была порождена «сумрачным германским гением». Тут все шло в дело – и явно подложные списки первых любекских ратманов, где немецкие имена соединялись с заведомо вымышленными фамилиями вроде «фон Аркона», «фон Юлин» (кто б еще сказал, что жителям этих далеких городов делать в совете Любека) и пр., и обмолвка англо-норманнского хрониста Ордерика Виталия, утверждавшего, что лютичи поклоняются-де… «Гводану, Туру и Фрейе». Ведь ясно, кажется, что Ордерик попросту перенес на лютичей веру своих земляков-язычников – так автор «Сказания о Мамаевом побоище», не мудрствуя лукаво, заставлял «поганого» Мамая взывать к Перуну и Хорсу, так саги викингов описывали «капища Тора» в финской Биармии, так Юлий Цезарь уверенно называл галльских Богов Юпитером, Аполлоном, Марсом, Меркурием и Венерой. Первым же из известных нам прибег к этому приему «Отец истории» Геродот – он рассказывал соотечественникам-афинянам, что в Египте Ареса, бога войны, почитают с головою сокола, а в Скифии – вообще в виде воткнутого в груду хвороста меча.
Я не буду сейчас рассказывать, как «легко» и «быстро» происходила германизация славянской Атлантиды. Об этом поговорим попозже. Но теория германских остатков натыкается на два непреодолимых препятствия – во-первых, свидетельства христианских миссионеров, посещавших земли ободритов и поморян. Они немало странствовали по землям к Востоку от Лабы, описали города и языческие храмы [2] , озера и дубравы, но ни полусловом нигде не намекнули о повстречавшихся им людях, которые бы говорили на понятном и знакомом им германском языке! А ведь, согласно теории германских остатков, таких людей должно было остаться значительное множество, если не большинство!
Предположим, что проповедники как-то пропустили такое «малозаметное» обстоятельство, как присутствие в вендских землях множества своих соплеменников. Но есть и еще одно препятствие – язык земли, название сел, хуторов, рек, урочищ. Очень часто, даже когда прежние хозяева земли оттеснены или истреблены, память о них сохраняет именно язык земли, топонимика. Чтоб не погружаться за примером в глубь веков и не вступать на скользкую дорожку сомнительных этимологий вроде поиска «финских» корней для названий Ильмень, Суздаль, Москва, Рязань, которыми до сих пор балуются горе-лингвисты, возьмем пример поочевиднее. Среди Соединенных Штатов Америки двадцать пять носят имена, восходящие к языкам краснокожих аборигенов – Юта, Айова, Техас, Висконсин, Алабама и многие, многие другие. Так что, останься на землях между Одрой и Лабой значительное количество германцев, их присутствие отразилось бы в названиях.
