В. Р. Менжинский. - Сцена в ресторане.
После ареста 1901 года я должен был покинуть Москву и почти потерял из вида семейство Ульяновых.
В 1902 году в Лондоне состоялся известный съезд Российской социал-демократической партии, явившийся исторической датой, отмечающей раскол партии на меньшевиков и большевиков. Я не буду останавливаться на этом событии: оно достаточно известно. Но со времени этого раскола имя Ленина выдвинулось на один из первых планов, и становилось все популярнее и популярнее, как вождя большевистской фракции.
Он оставался за границей в качестве эмигранта. В 1905 году Ленин возвратился в Россию и принял деятельное участие в тогдашнем открытом революционном движении. Я жил тогда и работал на революционном поприще в Харькове, где и был снова арестован 9 декабря 1905 года. Незадолго до ареста я получил от Ленина письмо, которым он устанавливал революционную связь со мною. Это было за несколько дней до моего ареста, и, таким образом, я не успел ему ответить. В начале 1906 года я очутился в ссылке, в Сибири, а в 1907 году ссылка была мне заменена высылкой из России. Я уехал в Бельгию, где находился мой старый приятель и товарищ по работе в Харькове Минаков (псевдоним), по убеждениям ярый меньшевик, теперь уже давно умерший.
Я относился крайне отрицательно к эмиграции, и потому, попав в Брюссель, я жил в стороне от русских эмигрантов, тем более что у меня было много личных горестей... Но Минаков, очень популярный в брюссельской эмиграции, всячески старался вытянуть меня из моего уединения. Кончилось тем, что я перезнакомился со всеми. Как и во всех европейских центрах, в Брюсселе существовали разные группы действовавших в то время в России революционных партий. Существовала и "Брюссельская группа Российской социал-демократической партии". Хотя съезд 1902 года и положил начало разделению на две фракции (большевиков и меньшевиков), но наружно партия считалась единой, и заграничные группы ее, по существу уже распавшиеся внутри каждая на две части, с внешней стороны сохраняли декорум цельных организаций. Внутри кипели страсти и взаимная вражда, и люди расходились не только идейно, но рвались и старые дружеские связи.
Брюссельская группа, в частности, была в начале моего приезда в Брюссель очень немногочисленна и организационно очень непрочна. Всем известно, конечно, что секретари такого рода организаций являются в сущности душой их и в значительной степени в известном объеме даже диктаторами-руководителями своих групп. Секретарем брюссельской группы было лицо весьма ничтожное во всех отношениях, и вся группа в целом была очень недовольна им по весьма многим и вполне основательным причинам. И вот покойный Минаков стал усердно настаивать, чтобы я согласился войти в группу, а затем еще более настойчиво, апеллируя к моему "социал-демократическому" сердцу, начал уговаривать меня согласиться стать секретарем группы. В конце концов я согласился и был выбран секретарем. Минаков знал, конечно, что я большевик, и тем не менее, будучи лично ортодоксальным меньшевиком, не за страх, а за совесть употреблял все свое влияние для проведения меня в секретари. В качестве такового я являлся, так сказать, естественным представителем брюссельской группы.
В это время ЦК партии установил похвальный обычай время от времени посылать во все пункты, где имелись российские социал-демократические организации, особых докладчиков по разным современным вопросам. На секретарях групп лежала, между прочим, обязанность не только организовать собрания, где читались такие доклады, но и принимать гастролеров-докладчиков и заботиться о них во время их пребывания в данном пункте. Таким образом, за время моего пребывания в Брюсселе в нем пребывали с самыми разнообразными докладами Мартов, Алексинский, Луначарский, Ленин и др.
Но уже с моего приезда в Брюссель у меня установились с Лениным самые оживленные письменные деловые сношения по всевозможным партийным делам. Надо упомянуть, что Ленин состоял членом ЦК Российской социал-демократической партии (напоминаю, без разделения ее на большевиков и меньшевиков, ибо партия формально была едина), входя одновременно в качестве представителя этой партии и в Бюро Второго Интернационала.
Между прочим, с явкой от Ленина в Брюссель перебрался на жительство и В. Р. Менжинский (В настоящее время находится в Москве, где состоит начальником ГПУ - Авт.), с которым у меня вскоре установились очень близкие дружеские отношения. Когда он приехал, он был очень болен, весь какой-то распухший от болезни почек. В день прибытия Ленина Менжинский вызвался встретить его на вокзале и проводить в небольшой ресторан, где я всегда обедал и где должен был ждать их обоих - час был обеденный.
Я встречал Ленина до сего только один раз. Это было в Самаре, когда я ехал на голод (1891-1892 гг.), где я остановился по дороге, чтобы познакомиться с новым тогда для меня делом постановки столовых для голодающих и пр. И вот здесь-то я встретил В. И. Ульянова, тогда молодого студента, если не ошибаюсь, Казанского университета, из которого он за что-то был уволен. Он тоже работал на голоде в одной из самарских столовых. Меня познакомили с ним как с братом безвременно погибшего Александра Ульянова. Я смутно вспоминаю его как довольно бесцветного юношу, представлявшего собою интерес только в качестве брата знаменитости.
И вот, встретившись с ним в ресторане через много лет, я, конечно, не узнал в этом невысокого роста, с неприятным, прямо отталкивающим выражением лица, довольно широкоплечем человеке, обладающем уверенными манерами, того Владимира Ульянова, которого я мельком видел в Самаре.
Я сидел в ожидании Ленина и Менжинского за столиком... Они пришли. Я увидел сперва болезненно согнутого Менжинского, а за ним увидел Ленина. Мне бросилось в глаза одно обстоятельство, и я даже вскочил... Как я выше говорил, Менжинский был очень болен.
Его отпустили из Парижа всего распухшего от болезни почек, почти без денег... Мне удалось кое-как и кое-что устроить для него: найти своего врача и пр., и спустя некоторое время он стал поправляться, но все еще имел ужасный вид с набалдашниками под глазами, распухшими ногами... И вот при виде их обоих: пышущего здоровьем, самодовольного Ленина и всего расслабленного Менжинского - меня поразило то, что последний, весь дрожащий еще от своей болезни и обливающийся потом, нес (как оказалось) от самого трамвая громадный, тяжелый чемодан Ленина, который шел налегке за ним, неся на руке только зонтик...
Я вскочил и вместо привета прибывшему бросился скорее к Менжинскому, выхватил у него из рук вываливающийся из них чемодан и, зная, как ему вредно таскать тяжести, накинулся на Ленина с упреками. Менжинский улыбался своею милой, мягкой улыбкой. Он растерянно стоял передо мной, осыпаемый моими дружескими укоризнами. Я поторопился усадить его, и первыми словами, обращенными мною к Ленину, были негодующие упреки:
- Как вы могли, Владимир Ильич, позволить ему тащить чемоданище? Ведь посмотрите, человек еле-еле дышит!..
- А что с ним? - весело-равнодушно спросил Ленин- - Разве он болен? А я и не знал... ну, ничего, поправится...
Меня резанул этот равнодушный тон... Так возобновилось наше знакомство, если не считать началом его нашу деловую переписку. Сцена с чемоданом произвела на меня самое тяжелое впечатление. Но Ленин был моим гостем и притом близким товарищем, и я, с трудом подавив в себе раздражение, перешел на мирный тон приветствий и пр. Когда мы, пообедав, поднялись из-за стола, чтобы идти ко мне - Ленин остановился у меня, в моей единственной комнате, - Менжинский снова схватился было за чемодан Ленина. (По долгу правдивого летописца отмечу, что элемент самопожертвования является отличительной чертой характера Менжинского в его сношениях с близкими людьми. Так, мне вспоминается, как тот же Менжинский в Москве, прибыв из Киева, страдая сильной грыжей, стал перетаскивать свой и своих товарищей багаж, в то время как молодые товарищи спокойно шли налегке. Он поплатился за это болезнью, которая продержала его несколько недель в постели. И он сносил свои страдания без ропота, с присущей ему мягкой улыбкой. - Авт.). После долгих препирательств с ним я вырвал у него злосчастный чемодан и с шуткой, но настоятельно всучил его Ленину, который покорно и легко понес его.
В моей памяти невольно зарегистрировалась эта черта характера Ленина: он никогда не обращал внимания на страдания других, он их просто не замечал и оставался к ним совершенно равнодушным...
ГЛАВА 6
Ленин у меня в гостях. - Некоторые характерные черты Ленина: грубость, резкость со слабыми противниками, личные выпады. - Поклонники Ленина и его враги. - Разговоры с Лениным (1908 г.) на тему о максимализме, о парламентаризме, о советизации. Учредительном собрании и пр. - Его резкое отношение к социалистическим утопиям. - Ленин предостерегает от того, чтобы петь отходную буржуазии и демократии. - Ленин в спорах.
