В 1683 г. боярин Гаврила Иванович Головкин отдал в переделку для «потех» Петра 16 пушек. В том же году упоминаются первые 10 «потешных» конюхов, среди которых были Сергей Бухвостов и Еким Воронин — первые преображенцы. Алебарды и барабаны, протазаны и палаши, пищали и мушкеты — все это военное снаряжение на телегах привозилось в Коломенское и Преображенское. Царь Петр «потешался», а Софья, придерживаясь пословицы «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало», радовалась тому, что «потеха» отвлекает Петра от дворцовых дел. Даст бог, Петр забудет обиды и незаметно сойдет на нет, превратившись в заправского барабанщика или, самое большее, в полковника какого-нибудь полка «иноземного строя». Дальше этого, казалось Софье, помыслы Петра не шли. И она слала ему оружие и людей, не подозревая о том, что выйдет в действительности из этой «потехи».
Петр интересовался не только «ратным делом». Его пытливый ум вникал во все. Четырнадцати лет Петр познакомился с ремеслом каменщика и печатным делом. Вскоре к «лопаткам и молотку железному» каменщика прибавились «два топорика маленьких плотничьих», затем «верстак столярный» и «кузнечная всякая снасть». Петр проявил недюжинные способности и сделал большие успехи во всех этих «уметельных науках», которым ученые монахи-схоласты его обучить не могли.
Не могли они обучить Петра и тем наукам, которые понадобились ему для военных «потех». Пришлось обратиться к другим людям. И они пришли из Немецкой слободы, расположенной всего лишь в двух верстах от Преображенского.
Петр засел за «аддицию» и «субстракцию», за умножение и деление. Появился выписанный Долгоруким из Франции «астролябиус».
Когда Петр обратился с просьбой обучить его работе с астролябией к «всезнающему» «немцу-дохтуру» Захару фон дер Гульсту, выяснилось, что тот сам «не студерован». Немец, однако, вышел из положения и нашел Петру «голландца именем Франца, прозванием Тиммерман».
Франц Тиммерман учил Петра геометрии и фортификации, обучал работе с астролябией. В 1688 г. в селе Измайлове в амбаре Петр обнаружил старый английский бот и очень заинтересовался им, так как «потешные» суда — стоявшие в Преображенском струг и шнява — удовлетворить его не могли. Голландец Брандт починил бот, которому суждено было стать «дедушкой русского флота». На Яузе, на Просяном пруде, на Переяславском озере рождался русский флот.
Среди людей, окружавших в то время Петра, было немало иностранцев из Немецкой слободы: Зоммер, Гульст, Тиммерман, Брандт. Это были не воспитатели, формировавшие мировоззрение своего питомца, а специалисты — те самые «ученые немцы», которые хорошо знали свое дело. Нужно отметить, что «немцами» тогда звали вообще всех иностранцев. Среди «немцев» — учителей Петра преобладали голландцы.
Так почетная опала, вынудившая Петра обосноваться в Преображенском и удалиться от дел, отсутствие ученых богословов, избыток свободного времени для «потех» и наклонности, рано проявившиеся у юного царя, — все это привело к тому, что Петр стал учиться не риторике и пиитике, как его старшие братья и сестры, а математике и геометрии, навигации и фортификации, отдаваясь занятиям со всей широтой, порывистостью и страстностью своей натуры.
«Нептуновы потехи» сменялись «марсовыми делами». В 1686 г. в Преображенском была выстроена уже целая «потешная фортеция» Пресбург, стоявшая на реке Яузе.
«Потешные» становились силой. В Преображенском стояли «потешные» дворы, амбары (казенный и оружейный), съезжая изба, изба для офицеров.
Среди «потешных», наряду с безвестным до того времени, «породы самой низкой», сыном конюха Александром Даниловичем Меншиковым, будущим «светлейшим», начали свое военное поприще князь Михаил Михайлович Голицын, записанный в «барабанью науку», и другие сподвижники Петра.
Петр «жаловал» в «потешные» и своих «родовитых» сверстников, приставленных к нему в качестве стольников и спальников, и дворовых конюхов, сокольников и кречетников из знаменитой отцовской соколиной охоты, которую страстно любил «Тишайший». «Потеха» была настоящей государевой службой, с жалованьем и званиями.
Так создавались первые «потешные» батальоны — Преображенский и Семеновский — по триста человек в каждом. То были зародыши первых русских гвардейских полков. И напрасно Софья называла преображенцев «конюхами». Петр «помалу провел себя теми малыми полками в охранение от сестры». Это были его друзья, его слуги, его политическая опора, его воинская сила. И сила немалая.
Фигура необычайная и непонятная для окружающих, деятельный и умный, чуждый дворцовым интересам, поглощенный своими пушками, пищалями, фортециями, кораблями, ненавидевший Софью и Милославских, Петр становится опасен в глазах правительницы.
Слишком рано прошел он своими детскими ножками по залитому кровью его родичей и близких Кремлевскому дворцу для того, чтобы забыть козни сестры. Слишком ярки были воспоминания о бородатых стрельцах, с криком принимающих на копья друзей его матери. И все чаще и чаще ревнитель старомосковских порядков — стрелец связывался в представлении Петра с сестрой.
Разве мог он простить сестре то, что был отстранен от государственных дел, а мать его «жила тем, что давано было от рук царевны Софии», нуждалась во всем и тайно принимала помощь от патриарха, все время ожидая новых напастей?
Петр жил в страхе за себя, за мать, за своих родных и близких. Он видел ненависть и лицемерие, насилие, беззаконие, низость в таких дозах, что впечатление, произведенное ими, не могли загладить в его душе ни внешний блеск, ни благолепие придворной жизни. Впечатлительный и нервный, Петр вынес из переживаний этого времени двойственность своей натуры. И в дальнейшем вспыльчивость, мстительность, жестокость причудливо сочетаются в его характере со справедливостью, с отвращением ко лжи и лицемерию, с прямолинейностью и искренностью.
Зная враждебность к нему Софьи, Петр платил ей сторицей, а связь сестры с ненавистными ему стрельцами усугубляла его неприязнь к ней.
В январе 1689 г. Наталья Кирилловна женила сына на Евдокии Лопухиной. Отныне у Софьи больше не было оснований править за брата, ссылаясь на его малолетство. Царь Петр был уже взрослым, женатым человеком. И когда он, оторвавшись на короткое время от своих любимых «потех», посетил Посольский и Разрядный приказы, Софья усмотрела в этом посещении грозный для себя признак.
Столкновение между братом и сестрой стало неизбежным, и обе стороны деятельно к нему готовились. Их силы, однако, были неравными. Софья теряла союзников, Петр же, наоборот, приобретал их. Патриарх Иоаким, а в лице его и вся русская церковь, не прощая Петру его увлечение западноевропейскими науками и порядками, все же выступил сторонником Петра и Натальи Кирилловны. Он оказывал им не только моральную и политическую, но и материальную поддержку.
Что касается большинства дворянства, которое еще не определило своего отношения к Петру, то было уже совершенно очевидно, что оно занимает по отношению к Софье в лучшем случае позицию недружелюбного нейтралитета.
Наконец, нужно учесть, что само Преображенское, возглавляемое деятельным и настойчивым Петром, уже представляло собой значительную силу, с которой волей-неволей пришлось бы посчитаться Софье и ее сподвижникам.
Софья учитывала сложившиеся обстоятельства. В ночь с 7 на 8 августа 1689 г. в Москве готовились к обороне: по слухам «потешные» должны были явиться в Москву. Об этом сообщало найденное в Москве 7 августа днем «подметное письмо». Но это была, по-видимому, провокация. Ночью в Москве были арестованы спальник Петра Плещеев и двое «потешных». Стрелецкий пятисотенный Ларион Елизаров сообразил, что эти приготовления направлены против Преображенского, против Петра. Преданные Петру стрельцы Мельнов и Ладогин немедленно были посланы в Преображенское предупредить Петра.
Петр, помнивший ужасы 1682 г., босой, в одной рубахе вскочил на коня. В соседней роще он наспех оделся и утром 8 августа прискакал вместе с Меншиковым в Троицкий монастырь. Царь был почти без чувств, измучен, в слезах.
К кровавому дню 15 мая прибавилась теперь ночь на 8 августа. После этой ночи мучительного страха Петр «в нощное время» иногда чувствовал сильные «конвульсии в теле». Он еще больше возненавидел стрельцов. При воспоминании о них «все уды во мне трепещут; помысля о том, заснуть не могу», — говорил Петр. К утру в Троицу приехали Наталья Кирилловна, Лев Нарышкин, Борис Голицын, пришли «потешные» и верные Петру стрельцы Сухарева полка. Позднее приехал и патриарх Иоаким.
Софья и ее «галанты» Голицын и Шакловитый были очень смущены, когда до них дошла весть о поведении Петра, хотя Шакловитый и бросил небрежно фразу: «Вольно ему, взбесяся, бегать». В данных обстоятельствах Петр был обороняющейся стороной и мог рассчитывать на сочувствие. Софья же чувствовала, что она теряет свое влияние.
