Тем не менее, во время всего периода партийной работы вокруг Андропова консолидировались лучшие умы единодушно признававшие высокий интеллект и эрудицию Андропова, и в тоже время обогащавшие его идейно-политические ресурсы. Сильной стороной Андропова было умение подбирать кадры в собственный аппарат, славившийся безупречной выучкой, профессионализмом, скрупулезной исполнительностью и четкостью, когда не нужно было вести «контроль за принимаемыми решениями» — исполнение моментально докладывалось самими исполнителями.
Но эффективность интеллектуального вклада Андропова и его, как теперь принято говорить, «команды» зачастую оказывалась невысокой. Дело в том, что во времена Хрущева в ЦК КПСС не было главного идеолога, многие новации рождались спонтанно, порой вопреки рекомендациям, исходившим из отделов ЦК. Для лучшего понимания «роли личности Андропова» в советской истории нашим современникам, особенно молодым читателям, следует знать, что в ту эпоху отдельные партийные деятели и даже такие структуры, как отделы ЦК КПСС, имели гораздо меньшие возможности влиять на магистральный курс партии, чем в эпоху Брежнева. Поэтому нельзя, скажем, возлагать на Юрия Владимировича всю полноту ответственности за принимавшиеся тогда внутри — или внешнеполитические решения.
С 1967 по 1982 год Андропов — председатель КГБ СССР. Брежнев, обосновывая назначение, припомнил партизанский опыт Андропова. Рассказывает П. Шелест.[36]
«Было видно, что для Андропова это предложение не было неожиданным. Но он все же сказал: «Может быть, не надо этого делать? Я в таких вопросах совершенно не разбираюсь, и мне будет очень трудно освоить эту сложную работу». Но вопрос был решен самым «коллегиальным» образом».[37]
Однако лестные слова генсека не помешали приставить к Андропову для подстраховки «своих людей» в качестве заместителей председателя — С. Цвигуна и Г. Цинева, которые регулярно докладывали в Кремль об общей обстановке в комитете и принимаемых Андроповым решениях. Так что атмосфера сложилась непростая: Юрий Владимирович вынужден был постоянно оглядываться на своих заместителей, искать к ним особые подходы и заниматься «дипломатией» вместо того, чтобы уверенно требовать от них полной рабочей отдачи. Порой складывались анекдотичные ситуации, когда, доложив Брежневу тот или иной вопрос, Андропов слышал в ответ: «Об этом уже доложил Цинев» или «Цвигун уже звонил».
Однако и Андропов привел в КГБ десяток своих сослуживцев по Старой площади. Первое время эта команда держалась особняком и настороженно, изучая настроения чекистов по отношению к новому шефу. Впрочем, видя, что отношение в целом благоприятное, партийцы вскоре вполне органично вписались в коллектив, большинство из них получили высокие звания и руководящие должности, лишь двое через какое-то время покинули здание на Лубянке.
В КГБ Андропова встретили с надеждой на реорганизацию спецслужб. Ждали, что станет больше порядка, организованности, меньше волюнтаризма, злоупотреблений, нарушений законности. И надежда эта оправдалась. Подтвердились и собранные чекистами отзывы об Андропове: опытный государственный деятель, контактный, интеллигентный человек, способный дойти до понимания проблем рядовых исполнителей, умеющий быстро распознать деятельных инициативных работников и использовать их энергию самым эффективным образом. Многие подчиненные Андропова поражались как быстро и глубоко смог он вникнуть во все тонкости работы КГБ, когда и из каких источников получал исчерпывающую информацию о внутренних проблемах чекистов?
Об их объективности в оценке Андропова говорит, например, признание и некоторых кадровых ошибок, допущенных председателем. Понимая, что требуется постоянная ротация кадров, поиск новых людей для выдвижения на ответственные посты, Андропов «был на первых порах склонен к быстрым очарованиям и разочарованиям, — пишет в своей книге «Из архива разведчика» В. Кирпиченко. — Смелый в суждениях, эрудированный человек сразу привлекал внимание Андропова, он его быстро двигал вверх, а потом, случалось, проявлялись организаторские изъяны и еще какие-нибудь негативные качества выдвиженца. Такого работника он быстро смещал с ключевой должности, переводя на менее ответственную.
При этом Юрий Владимирович не таил зла, неприязни и сохранял благожелательность по отношению к тем, кого он двигал сначала вверх, а потом вниз. Порой он сетовал на то, что человек бывает труднопредсказуем. На своей должности вроде бы хорош, а передвинь его на одну ступеньку повыше, он уже растерялся и запаниковал или — еще хуже — неожиданно превратился в грубияна и диктатора».
Этот же сослуживец Андропова признает, что шеф КГБ «заводил разговоры несколько двусмысленного свойства, проверяя, как люди относятся к тому или иному руководителю. Он вдруг начинал поругивать какого-нибудь начальника, втягивая в обсуждение и своего собеседника. Я сам не раз подвергался подобным испытаниям, когда Юрий Владимирович позволял себе нелестные высказывания в адрес человека, к которому, как я доподлинно знал, он относился с большим доверием. Подобный метод, возможно, оправдан, если председатель КГБ нуждается в дополнительной информации об отношении к людям, которые стоят вокруг него, но мне лично такие игры не нравились».
Тут требуется небольшое пояснение. Будучи уже искушенным политиком с опытом не только партийной, но и дипломатической работы, Андропов прекрасно ориентировался в скрытых внутрипартийных пружинах, вынесших на политический Олимп тех или иных руководителей партии и государства. У каждого из них фактически имелся собственный мини-аппарат, занимавшийся, в сущности, как «разведкой», так и «контрразведкой» внутри большинства подразделений политической элиты, да и сам Андропов не раз подвергался зондажу. Прежде чем увеличить степень личного доверия к своему сотруднику, Юрий Владимирович тоже прибегал к аналогичному методу, помня о бдительности «людей Брежнева» или «людей Суслова». При этом, однако, никто из знавших Андропова лично, не мог упрекнуть его в подозрительности, мнительности, мании преследования.
О том, что он не был злопамятен и не стремился сводить личные счеты с людьми, причинившими ему когда-то неприятности, говорит такой факт. Однажды он поинтересовался у В. Крючкова, как чувствует себя и как работает один сотрудник старшего поколения. Пояснил: этот человек, когда было сфабриковано «ленинградское дело» в отношении Куприянова, выделил «дело Андропова» в отдельное производство, что могло означать неминуемый арест второго секретаря ЦК компартии Карелии. Позднее Андропов не только не предпринял никаких попыток наказать этого чекиста, но даже намеренно медлил с решением о выходе того на пенсию, понимая, что скорее эпоха диктовала конкретному исполнителю его действия в то время, а не собственная инициатива.
Достаточно сложный исторический период выпал и на долю Андропова в бытность его руководителем КГБ. На это время приходятся такие внешне — и внутриполитические события, как:
• вод войск в Чехословакию в 1968 году;
• орьба с внутренними диссидентами, ссылка А. Сахарова в Горький, высылка за рубеж писателей А. Солженицына, А. Галича, скульптора Э. Неизвестного (принудительные), литератора В. Максимова (добровольная);
• крепление структур КГБ, создание 5-го управления, направленного на разрушение изнутри диссидентских структур и неформальных объединений, реанимация политического сыска;
• ерьезное осложнение отношений с США, разгар «холодной войны» и гонки вооружений;
• орьба с коррупцией в высших эшелонах власти — дела Щелокова, Чурбанова, Медунова, Кулакова;
• начительная эмиграция евреев из страны;
• силение конфронтации с Китаем, начавшаяся еще со времен Н. Хрущева;
• вод войск в Афганистан.
В рамках данной работы нет возможности в полном объеме воспроизвести контекст каждого из этих, весьма серьезных исторических событий и обстоятельств, — в том числе и потому, что о любой указанном событии написаны многие тома. Ограничимся лишь некоторыми замечаниями, касающимися личной позиции Андропова.
В руководстве КПСС не было выработано четкой политики по отношению, например, к «пражской весне» и ее лидеру А. Дубчеку.[38] В пользу умеренности и сдержанности советской стороны в вопросе о «бархатной революции» в Чехословакии выступали такие члены Политбюро, как А. Косыгин, Н. Подгорный[39] и М. Суслов. За решительные действия, включавшие и ввод войск в ЧССР, высказывались А. Кириленко, А. Шелепин, К. Мазуров[40] и особенно лидер компартии Украины П. Шелест. Полностью за силовые методы разрешения кризиса, в котором они усматривали не что иное как контрреволюцию, голосовали советские маршалы и генералитет. Такую же позицию занимали лидеры немецких и польских коммунистов В. Ульбрихт и В. Гомулка,[41] причем, они оказывали сильное давление на Брежнева.
