Несмотря на то, что работа в этом направлении только начата, мы все же попробуем использовать ее для того, чтобы представить себе, насколько возможно, главнейшие этапы в развитии общества, населявшего Восточную Европу в IX–XII вв. на различных участках этой огромной территории.
Необходимо заранее оговориться, что почти все наши письменные памятники касаются прежде всего территории по Волхову — Днепру, т. е. территории, на которой протекали главнейшие события этого периода, и почти не затрагивают более отдаленных от этой главной магистрали пунктов. Из этого, конечно, отнюдь не следует, что эти другие места, иногда более захолустные, не имели в это же время своей истории: и здесь, несомненно, текла своя жизнь, не попавшая только в своих проявлениях на страницы летописи, но тем не менее вскрываемая систематической работой археологии. После работ А. А. Спицына,[23] А. В. Арциховского,[24] А. Н. Лявданского,[25] Б. А. Рыбакова,[26] В. И. Равдоникаса,[27] П. H. Третьякова,[28] M. И. Артамонова и др. — мы смело можем говорить о состоянии и характере хозяйства в древнейший период нашей истории, об изживании племенного строя, о зарождении классов, о некоторых чертах классовых отношений и религиозных представлениях населения как центрального междуречья, так и областей, лежащих к западу, северу и юго-востоку от главной водной дороги, так хорошо нам известной из русских летописей из сочинения Константина Багрянородного, византийских и западноевропейских хроник (знаменитый путь "из варяг в греки").
Тем не менее, в виду неполноты и несистематизированности археологических данных, наше внимание все же будут больше всего привлекать не "захолустья", а именно те места на территории Восточной Европы, которые лучше и полнее других освещены прежде всего письменными источниками, говорящими более доступным языком, чем вещественные.
Это совершенно неизбежно еще и потому, что именно в этих пунктах общественная жизнь обнаруживает наиболее яркие показатели основных контуров интересующего нас процесса, именно здесь мы прежде всего можем подметить те наиболее прогрессивные явления в истории народов, населявших тогда Восточную Европу, которые мы с полным основанием можем считать ведущими.
Что же мы хотим знать? С какими вопросами собираемся мы подходить к страницам нашей летописи, к древнейшим памятникам материальной культуры и другим историческим источникам?
Перед нами все та же, еще до сих пор не решенная проблема, которую ставил перед собой 900 лет тому назад наш первый историк, автор "Повести временных лет": откуда пошла русская земля, как она развивалась, через какие этапы своего роста она достигла настоящего своего состояния?
Не углубляясь пока в так называемое "доисторическое" прошлое Восточной Европы и касаясь только частично истории тех народов нашей страны, которые в своем развитии опережали славян и находились с ними в самых разнообразных формах общения, мы намерены главным образом остановиться на вопросах образования и истории Киевского государства с тем, чтобы вскрыть главнейшие моменты этой истории, общественные силы, ее творившие, условия, при которых она протекала.
Государство могло образоваться только тогда, когда распался родовой строй, когда на смену родовым отношениям пришли классы со своими противоречивыми интересами и сложными взаимными отношениями. Это нам хорошо известно. Мы только не можем точно ответить на вопрос, когда именно это происходило.
Однако, если мы лишены возможности найти точные даты этих крупнейших фактов (в таком же положении неизбежно находится историк любой страны), у нас есть возможность произвести ряд наблюдений, по которым мы можем хотя только приблизительно, но все же наметить время этих важнейших сдвигов в истории народов, населявших и населяющих нашу страну. И письменные и не письменные источники к нашим услугам. Но источник, какой бы он ни был, может быть полезен лишь тогда, когда исследователь сам хорошо знает, чего он от него хочет. Поэтому очень важно расчистить почву для решения основной задачи, твердо и четко установить главные положения, предпосылки дальнейшего исследования. И этой предпосылкой прежде всего является определение характера той общественной среды, которая подлежит нашему изучению.
В этой плоскости вопрос о системе и способах хозяйства в период распада родовых отношений, образования классового общества и формирования государства, о преобладании тех или иных отраслей его для нас не может быть второстепенным. А так как по этому предмету в нашей литературе имеются серьезные разногласия, то я считаю необходимым в первую очередь разобраться в этих противоречивых мнениях.
Еще писатели XVIII в. никак не могли сговориться о том, с чего начала древняя Русь. В то время как кн. Щербатов или Шлецер готовы были рисовать наших предков X столетия "дикарями", чуть ли не бегавшими на четвереньках, находились исследователи, которым те же самые предки казались просвещенными европейцами в стиле того же XVIII в. Щербатов объявил древних жителей России прямо "кочевым народом". "Хотя в России прежде ее крещения, — говорит он, — и были грады, но оные были яко пристанища, а в протчем народ, а особливо знатнейшие люди упражнялись в войне и набегах, по большей части в полях, переходя с места на место, жил".[29] Конечно, люди тут были, — рассуждал Шлецер, — "бог знает, с которых пор и откуда, но люди без правления, жившие подобно зверям и птицам, которые наполняли леса…". "Неправда", — возражал Щербатову и Шлецеру Болтин: "руссы жили в обществе, имели города, правление, промыслы, торговлю, сообщение с соседними народами, письмо и законы".[30] Этот спор в несколько иной форме перешел и в XIX в. и дожил до XX в. В. О. Ключевский, М. В. Довнар-Запольский и Н. А. Рожков, с одной стороны, с другой — М. С. Грушевский, М. К. Любавский, Ю. В. Готье и M. H. Покровский в XX в. еще продолжали спор о том, чем и как занимались славяне в древнейшую известную нам пору своего существования, что было основной экономической базой их существования. М. С. Грушевский, Ю. В. Готье, в значительной степени М. К. Любавский и, наконец, весьма решительно M. H. Покровский настаивали на том, что основой древнеславянского хозяйства было земледелие, между тем как В. О. Ключевский, М. В. Довнар-Запольский и Н. А. Рожков считали земледелие совершенно второстепенным занятием и на первое место выдвигали охоту на пушного зверя.
В последнее время С. В. Бахрушин занял в этом вопросе позицию компромиссную.[31]
Совершенно очевидно, что это — проблема величайшей важности, от правильного разрешения которой зависит в значительной мере и ответ на основной вопрос, стоящий в данный момент перед нами.
II. МЕСТО СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА В ХОЗЯЙСТВЕННОЙ СИСТЕМЕ ДРЕВНЕЙ РУСИ
"История нашего общества изменилась бы существенно, если бы в продолжение восьми-девяти столетий наше народное хозяйство не было историческим противоречием природе страны. В XI в. масса русского населения сосредоточивалась в черноземном среднем Поднепровье, а к половине XV в. передвинулась в область верхнего Поволжья. Казалось бы, в первом крае основанием народного хозяйства должно было стать земледелие, а во втором должны были получить преобладание внешняя торговля, лесные и другие промыслы. Но внешние обстоятельства сложились так, что пока Русь сидела на днепровском черноземе, она преимущественно торговала продуктами лесных и других промыслов, и принялась усиленно пахать, когда пересела на верхневолжский суглинок. Следствием этого было то, что из обеих руководящих народнохозяйственных сил, какими были служилое землевладение и городской торговый промысел, каждая имела неестественную судьбу, не успевала развиться там, где было наиболее природных условий для ее развития, а где развивалась успешно, там ее успехи были искусственны…"[32] Давно уже и наша археология и историческая наука в целом начали указывать на "неестественность" и "искусственность" этого построения Ключевского, но тем не менее у многих представителей нашей науки этот предрассудок еще продолжает держаться (Довнар-Запольский, Лященко, Рожков). С особенной силой выступил на защиту этого положения Н. А. Рожков. Он сделал попытку обосновать его целым арсеналом документальных доказательств, и, конечно, это обстоятельство обязывает нас ближе присмотреться к самому предмету и к системе защиты положений, выдвинутых недавно умершим историком.
По его мнению, земледелие в древнейшей Руси не только не господствовало, но и не было даже очень важной отраслью хозяйства.
"Кий, Щек и Хорив, по преданию, занесенному в начальную истопись, были звероловами. Северяне платили дань хазарам по шкурке белки с дыма. Олег, подчинив в 883 г. древлян, положил на них дань по черной кунице с дыма. По словам арабского писателя Ибн-Хардадбе, жившего во второй половине IX в., русские вывозили из своей страны меха выдры и черных лисиц, т. е. продукты звероловства. В 945 г. Игорь, отпуская от себя византийских послов, заключивших с ними договор, одарил их тем, чем сам был богат, главным образом, мехами. То же самое обещала дать в дар византийскому императору при своем крещении княгиня Ольга. Ей же приписывается устройство княжеских "ловищ", т. е. приспособлений для охоты на зверей в землях древлянской и новгородской, и "перевесищ" — приспособлений для ловли птиц — по Днепру и Десне. Древляне, осажденные Ольгой в Коростени, предлагали ей дань "скорою", т. е. мехами. По словам Святослава, одним из главнейших богатств Руси были меха".[33][34] Дальше тот же автор делает указания на пчеловодство и рыболовство, снабжая свои рассуждения ссылками на соответствующие места многочисленных источников. И тем не менее, согласиться с такими положениями автора невозможно.
