Картофельные бунты еще можно понять ― никто не разъяснил крестьянам, что такое картофель и зачем он вообще нужен. Ну а как насчет холерных бунтов? Когда народ поднимался, вдребезги разбивал холерные бараки, убивал врачей, разливал и растаптывал лекарства? Потому что народ был уверен ― врачи вовсе не лечат, они травят народ, и вообще разносят холеру. Холерные бунты вспыхнули в Одессе в конце XVIII века, в Москве в 1830 году, случались и позже ― вплоть до XX века.
«Тьма египетская», о которой с такой иронией пишут русские литераторы от Некрасова до Булгакова, ― тоже ведь не вымысел злонамеренных клеветников. Они имеют своих прототипов. Это и «интеллигентный мельник», который разом глотает все лекарства, отпущенные на неделю. И чеховский «злоумышленник», физически не понимающий (и не желающий понять), как вообще ходят поезда. И крестьяне, которые предпочитают идти к колдунам, а не к врачам. И обыватели, которые хватают астрономов за то, что они «устраивают затмение».
Плохо даже не то, что люди необразованны. По-настоящему плохо их полное нежелание учиться, издевательски-насмешливое отношение к науке, знанию, квалификации. Отношение, которое легко перерастает в травлю тех, кто как раз хочет учиться. Когда Андрей Воронихин хочет стать художником и архитектором, его поддерживают образованные петербургские аристократы. А «свои» ― односельчане, даже родственники ― против! Учиться вообще не нужно, даже вредно. Тот, кто учится, выхваляется, хвастается, хочет «быть сильно умным» и так далее. Он ― плохой, «неправильный» человек.
Конечно, бывают и исключения. В конце XIX ― начале XX века иные крестьянские общины посылали учиться своих членов, оплачивали учение: чтоб умный мальчик получил образование. Так поступили и сибирские купцы в моем родном Красноярске ― собрали денег, чтобы отправить учиться в Петербург Василия Сурикова. Здесь важно, что хотя бы иногда крестьяне поступали точно так же.
Но куда чаще бывало иначе, до полного «наоборот». Гаршин рассказывает страшную историю парня, деревенского пастуха, который сам по себе, без всякой поддержки, становится классным математиком. Его готовы, в нарушение всех правил и законов, принять в университет без гимназического курса. Надо только, чтобы община дала согласие, отпустила этого парня… А община ― категорически против! «Что, умнее дедов-прадедов хочешь быть?! Врешь, не будешь!»
Крайность? Преувеличение? Но вот история моего прадеда, Василия Егоровича Сидорова. Его отец был мелким купчиком во Ржеве, и отец отдал его в гимназию ― на три года. Почему на три? А потому, что этого достаточно, больше не нужно. Читать-писать умеет, счет знает… Ну, и пусть помогает отцу в лавке.
Василий Егорович хотел учиться дальше, и добрый папочка «вразумлял» его вожжами, пока сын наконец не сбежал. Стал жить у одного из учителей гимназии, поступил в Лесной институт, стал довольно известным специалистом… В начале XX века прадед работал в Великоанадольском лесничестве, вместе с великим В. В. Докучаевым.
Но еще гимназистом, во Ржеве, мой прапрадед проклял моего прадеда ― по всем правилам, торжественно, в церкви. За то, что «пошел против отца», решил учиться. И между прочим, с точки зрения всего «хорошего общества» Ржева, прав был скорее прапрадед, Егор Сидоров, а не прадед, Василий Егорович. В системе ценностей провинциальных простолюдинов еще в конце XIX века непререкаемое подчинение отцу было важнее учения.
Это не европейская черта! Для Европы рациональное знание, наука, квалификация ― дело очень серьезное и важное, особенно века с XVII. Вот в Московии все это не так…
Православие вообще, и особенно его москввитская версия, в лучшем случае безразличны к рациональному знанию. В католицизме знание ― это очень важно. Бога надо познать, как познается объект изучения в науке.
Православие выработало совсем другие, чисто мистические способы богопознания. Рациональное знание для них не священно, не осмысленно. Можно учиться ― а можно и не учиться. Знание ― не священно, не свято. Ученость даже лишнее, потому что будит грех гордыни и мешает смирению духа.
Отношение к просвещению в Московии прекрасно выражено в одном письме протопопа Аввакума к одной его духовной дочери, Евдокии. Эта самая Евдокия захотела учиться… И вот отповедь: «Евдокея, Евдокея, почто гордого беса не отринешь от себя? Высокие науки исчешь, от нее же отпадают Богом неокормлени, яко листвие. Дурька, дурька, дурищо! На что тебе, вороне, высокие хоромы? Грамматику и риторику Васильев, и Златоустов, и Афанасьев разумом обдержал. К тому же и диалектику, и философию, и что потребно, ― то в церковь взяли, а что непотребно ― под гору лопатой сбросили. А ты кто, чадь немочная? И себе имени не знаешь, нежели богословия себе составляит. Ай, девка! Нет, полно, меня при тебе близко, я бы тебе ощипал волосье за грамматику ту».
Уже в XX веке граф Лев Николаевич Толстой выводит типы святых, которые потому и святы, что не учены и дики. В одном из его рассказов ходить по водам может только монах-отшельник, который и молиться Богу не может, потому что рот у него зарос волосом так, что слова не выговариваются. В другом его творении наука и искусство так прямо и названы: «ненужные глупости» [100. С. 300]. Вполне в духе протопопа Аввакума.
Или описанный И. Шмелевым поразительный случай, когда образованные вроде городские люди завидуют маме маленького юродивого: ведь он угоден Богу, этот дебильчик… [101.С. 283].
Европейская цивилизация породила образ страшного «сумасшедшего ученого» ― невероятно талантливого, но преступного и не вполне вменяемого. Этот сумасшедший ученый придумывает что-то невероятно интересное, но использует в духе своего общества ― для собственного обогащения или приобретения власти.
Российская цивилизация породила скорее комедийные образы ученых ― нелепых дураков не от мира сего. Таков некий профессор в «Детях солнца» Горького ― «каблуком их… каблуком по глупым мордам!». Профессор Персиков в «Роковых яйцах» Булгакова одновременно и сумасшедший ученый европейцев―и комедийный дурак-профессор из России.
Но то, что весело, почти на уровне шутки у русских европейцев, в среде туземцев выглядит просто устрашающе. В их фольклоре даже совершенно реальные исторические личности ученых превращаются в образы чернокнижников или колдунов.
Вот хотя бы Яков Виллимович Брюс ― сподвижник Петра I и в отличие от прочих сподвижников этого жуткого царя очень образованная личность. Он подписывает договоры, составляет уставы, руководит войсками… Во время Северной войны Брюс организует артиллерию; командовал он артиллерией и в Полтавском сражении. Это он обрушил огонь 72 русских орудий на шведов, которые могли огрызаться только из 4 полевых пушек.
Он же, Яков Брюс, представил на суд профессоров Амстердамского университета труд «Теория движения планет» и получил ученое звание магистра наук.
Яков Брюс еще в 1696 году составил карту земель от Москвы на юг, до Малой Азии. Составил так квалифицированно, что карта вышла в Амстердаме.
Это Яков Брюс в 1702 году создал Школу навигацких и математических наук в Москве и оборудовал обсерваторию в Сухаревой башне Кремля.
Это Яков Брюс перевел книгу X. Гюйгенса «Космотеорос», изданную в 1717 и 1724 годах с его предисловием. Эта книга и карта В. Киприянова знакомили русских с основами учения Коперника.
С 1706 года в ведении Якова Брюса находилась Московская гражданская типография. Он редактировал глобусы Земли и небесной сферы, географические карты и книги. В Гражданской типографии, при самом непосредственном участии Брюса, изданы «Лексикон», «Математика навигаторской школы», «Описание города Иерусалима и Афонской горы», «Изображение глобуса небесного земного», «Баталия при Пруте» и многое-многое другое. Перевод и издание книг он считал самым важным из своих дел.
Яков Брюс собрал огромную, в несколько тысяч томов, библиотеку и коллекцию предметов старины ― русской и европейской. Библиотеку и коллекцию он завещал Академии наук.
В 1709―1715 годах Брюс выпускал календарь, содержавший расчеты церковных праздников, предсказания затмений и движения созвездий на столетие вперед. «Брюсовым календарем» пользовались еще в начале ― середине XIX века.
Но вовсе не этим он произвел впечатление на современников и не этим запомнился потомкам. В глазах народных масс он был чернокнижником и колдуном.
Не менее интересна и репутация Якова Виллимовича ― причем репутация и прижизненная, и посмертная, ― репутация чернокнижника и колдуна.
По России ходило невероятное количество историй примерно такого рода:
1. Яков Брюс делает человека из цветов.
Яков Брюс делает служанку ― почему-то уточняется, что «из цветов». Служанка ― ну совсем как человек, только вот говорить не умеет. Жена Якова Брюса начинает ревновать: «А все равно не без того, что ты с ней живешь». Ну и доводит наконец до того, что он вынимает у служанки из волос заколку ― и девушка рассыпается ворохами цветов.
