из Мстиславля, а из Дебрянска князь Семен да Басенок тако же со всеми… Пришедшим же им въ Елноу, и тоу сретошася с ними татарове, и начаша меж себе стрелятися. По сем же Татрове, начаша Роуси кликати: „Вы кто есте?“ Они же отвечаша: „Москвичи, а идем с князем Василием Ярославичем искати своего государя, великого князя Василия Васильевичя, сказывают его уже выпоущена, а вы кто есте?“ Татарове же рекоша: „А мы пришли из Черкас с двема царевичи, Махметевыми детми, с Касымом да с Ягоупом, слышали бо про великого князя, что братиа над ним израду оучинили, и они пошли искати великого князя за преднее его добро и за его хлебъ много бо добра его было до нас“. И тако сшедшеся и оукрепившеся меж себе, поидоша вкоупе, ищеющи великого князя, как бы емоу помощи» [873].
Ряд исследователей (П.Н. Павлов, Д.А. Котляров и С.Х. Хотко) высказали мнение о том, что под «Черкасами» русские летописцы подразумевали территории проживания адыго-черкесских племен Восточного Причерноморья [874]. Данный тезис историков обосновывается ссылками на употреблении термина «Черкас» («Черкасы») в актах московской дипломатической переписки конца XV в. в качестве обозначения жителей Северного Кавказа или области их расселения [875]. В качестве дополнительного аргумента исследователями приводилась ссылка на имеющуюся в источниках отрывочную информацию о контактах «царевича» Касыма с Матрегой, одной из генуэзских торговых факторий располагавшейся на Таманском полуострове, в непосредственной близости от черкесских княжеств [876]. Однако следует отметить, что данная гипотеза основывается лишь на гипотетическом соотнесении топонимов и этнонимов более позднего периода с событиями, происходившими в 40-х гг. XV в.
В то же время прямым подтверждением прихода отрядов татарских «царевичей» с территории ВКЛ может служить сообщение Ермолинской летописи о соединении сил сторонников Василия Темного зимой 1446 г.: «В лето 6955… сташе на Волоце все Филипово говеино, и слышавше же и се, яко царевичи и князи и воеводы многие люди из Литвы идуть к великому князю… И ту наехаша великого князи три царевичи и князь Василеи Ярославичь и вси князи и воеводы, со всеми людми, что было в Литве…» [877]
В приведенном сообщении «служилые царевичи» упоминаются в одном контексте с русскими князьями и воеводами как вышедшие «из Литвы». Следует отметить, что, в отличие от Уваровской, Ермолинская летопись отмечает приход трех татарских «царевичей». Учитывая, что, согласно летописному сообщению, боевые действия на литовском пограничье в 1444–1445 гг. вели «татарские царевичи» – «…Каисымъ да Якупъ Махметовичи да Бедодатъ Кудудатовичъ» [878], вполне логичным выглядит их общий уход в Литву после захвата власти Дмитрием Шемякой и возвращение зимой 1446 г. в качестве союзников-федератов Василия II.
Исходя из вышеизложенной информации, более обоснованным выглядит вариант локализации летописных «Черкас» не на территории Северного Кавказа или Таманского полуострова, а в районе населенных пунктов Черкасы и Канев в Среднем Приднепровье. По мнению украинских исследователей Д. Куштана и В. Ластовского, под топонимом «Черкасы» во второй половине XIVXV в. понимался не только укрепленный замок (возникший в 1360-х гг. на литовско-ордынском пограничье), но и окружающая территория, включавшая в себя земли по р. Выльшанка, Тясмин, Ингул и Ингулец до Таваньского перевоза на правобережье Днепра, а также районы в низовьях Псёла, Ворсклы, Орели и Самары на Днепровском левобережье [879]. Позднее название вышеобозначенной волости Черкасы перешло в качестве этнонима на сообщество днепровских казаков – черкас.
В пользу данного предположения говорит и свидетельство Сигизмунда Герберштейна, неоднократно посещавшего земли Среднего Поднепровья в первой четверти XVI в. Описывая население данного региона, он отдельно выделял этническую группу «черкас – борисфенитов»: «Живущие по Борисфену (Днепру. – Л. В.) черкасы – русские и отличны от тех, про которых выше я сказал, что они живут в горах у Понта. В наше время над ними начальствует Евстахий Дашкович [который, как я упоминал, ходил в Московию с царем Мухаммед-Гиреем], муж весьма опытный в военном деле и исключительной хитрости. Хотя он неоднократно вступал в сношения с татарами, но еще чаще бивал их…» [880]
Значительное затруднение представляет собой проблема определения времени возникновения и этнической принадлежности сообщества «черкасских казаков». Данный вопрос целесообразно рассматривать в контексте военно-политических событий, происходивших в это время в Орде и Литве. В.В. Трепавлов и Р. Рева высказали гипотезу о начале процессов формирования днепровского казачества во второй половине 50-х гг. XV в. По мнению исследователей, событием, приведшим к началу формирования полиэтничных (тюрко-славянских) сообществ казаков на литовско-ордынском пограничье, стал разгром армии одного из претендентов на престол ВКЛ – князя Свидригайло и союзной ему орды Сеид-Ахмета в 1455–1456 гг. После поражения значительная часть воинов проигравшей стороны ушли в труднодоступные районы Поднепровья и Подонья, создав независимые военизированные сообщества [881].
Вместе с тем нельзя исключать, что вышеописанные процессы казачьего этногенеза в Среднем Поднепровье могли начаться несколько ранее. На протяжении 1434–1437 гг. в западной части Улуса Джучи шло непрекращающееся военное противостояние между Улуг-Мухаммедом, Кичи-Ахмедом и Сеид-Ахмедом [882], а начиная с 1431 г. в ВКЛ происходили ожесточенные военные столкновения между сторонниками князя Свидригайло и его противниками. Пик противостояния между противоборствующими сторонами в ВКЛ и Деште (Степи) приходится на середину 30-х гг. XV в. В 1435 г. войска Свидригайло были окончательно разгромлены армией Сигизмунда Кейстутовича в битве на реке Свенте (у Вилкомира) [883].
Затяжное военное противостояние между противоборствующими группировками ордынской и литовско-русской аристократии приводило к появлению групп «изгоев», в силу военных неурядиц потерявших средства к существованию, семьи и общественный статус.
Таким образом, наиболее вероятным временем возникновения сообществ «черкасских» и «рязанских казаков» представляются 30—40-е гг. XV в. Характерно, что именно к 30—40-м гг. XV в. относятся первые летописные сообщения об участии казачьих отрядов в боевых действиях, как в качестве приглашенных наемников (участие «людей из Черкас» в походах 1445 и 1446 г. хана Улуг-Мухаммеда и его сыновей Мамутяка, Касыма и Якуба), так и в качестве союзников русских княжеств (разгром царевича Мустафы под Рязанью зимой 1443/44 г.).
Подводя итог, можно сделать вывод о возникновении в 1380—1440-х гг. в лесостепной полосе русско-ордынского пограничья ряда феодальных образований «служилых татар» (улус бека Мансура-Кията, Яголдаева тьма, владения сыновей хана Улуг-Мухаммеда – Касыма и Якуба), находившихся в вассальных отношениях с властями ВКЛ и Московского княжества, а также независимых военных сообществ (рязанских и черкасских казаков), не входивших в политические системы вышеуказанных государств и периодически выступавших участниками военных конфликтов на той или иной стороне, в зависимости от складывавшейся политической ситуации.
Обозначенные феодальные владения «служилых татар» составляли внешнюю линию литовско-ордынского порубежья (к востоку от Днепра), а также Московского и Рязанского княжеств (от литовской границы до Касимова), что на определенном этапе позволяло организовывать
