По свидетельству современников, Василий III, в сравнении с Иваном III, был более нетерпим к чужому мнению, более честолюбив, более самовластен, более корыстен. Если Иван III был «Государем всея Руси Божьей милостью», то Василий уже именовался «постельничим и окольничим самого Бога», единственным из смертных, кому были ведомы «пути Господни». Эти-то качества с усилительным «более» и определяли своеобразие его княжения.
Тем не менее, повинуясь ходу исторического развития, заданному отчасти и действиями его предшественников, Василий III, пользуясь благоприятными обстоятельствами, а где и искусственно создавая таковые, продолжал прибирать к рукам «все, что плохо лежит». В 1510 году он с помощью своего дьяка Василия Долматова мирным путем «домучивает» Псковскую республику, заставляя ее отказаться от вечевого порядка управления и принять его наместников. В 1513 году он забирает себе выморочный Волоцкий удел, а в 1520-м, обвинив рязанского князя Ивана в сговоре с крымским ханом Махмет-Гиреем, сажает его под арест и ликвидирует к тому времени уже формально самостоятельное Великое княжество Рязанское. По уже сложившемуся правилу, все более-менее значительные жители Пскова и Рязани были вывезены в московские владения, а на их место поселены выходцы из других городов и волостей, подвластных великому князю. Пройдет еще три года, и Василий III присоединит к своим владениям и Северскую землю, предварительно арестовав ее хозяина Василия Шемячича, обвиненного в ведении тайных переговоров с королем Сигизмундом.
Большинство историков умалчивают об одном весьма сомнительном приеме, к которому прибег Василий III для того, чтобы закрепиться на великокняжеском столе и лишить своих братьев даже призрачных надежд на отцовский престол. Мы уже говорили о том, как он стал великим князем: вопреки установившемуся на Москве порядку престолонаследия (от отца к старшему сыну) и в обход уже венчанного на царство Дмитрия, единственного сына умершего великого князя Ивана Молодого — соправителя Ивана III. Смерть (или убийство) Дмитрия ликвидировала эту коллизию, но с годами появилась другая. Дело в том, что, женившись в 26-летнем возрасте и прожив со своей женой Соломонией двадцать лет, Василий так и не смог произвести на свет наследника. Что интересно, проблема бесплодия была не только у великокняжеской семьи, но и в семьях его братьев (Юрия, Семена, Дмитрия) и сестер. Грешным делом возникает мысль: а не является ли эта недееспособность каким-то «византийским проклятием» или того хуже — византийским секретным оружием по устранению возможных конкурентов на трон? В отношении вышеупомянутых братьев, уже проверенных импотентов, бездарных военачальников и никчемных удельных властителей, Василий III установил жесткое наблюдение для недопущения с их стороны заговора с целью захвата власти, а вот самому младшему своему брату, Андрею Старицкому (ему, единственному из братьев великого князя, все же удалось обзавестись потомством), он запрещал жениться до сорока лет, пока у него самого на шестом десятке не появился первый сын, будущий Иван Грозный. В свете этих медицинских проблем было бы весьма любопытно посмотреть заключение генной экспертизы по останкам Василия III и Ивана Грозного, а также Андрея и его сына Владимира, которого Иван Грозный впоследствии отравит.
А дело все в том, что не совсем легитимный приход к власти Василия ставил под сомнение возможность передачи великокняжеской власти его еще не рожденному сыну и создавал надежды у его братьев на восстановление лествичного порядка наследования по правилам местнической арифметики, согласно которым ближайшими наследниками Василия являлись братья Юрий и Семен. Далее следовал Дмитрий, чьи права были равны правам еще не рожденного старшего сына великого князя, и уже только потом стол мог унаследовать Андрей Старицкий. А вот если бы Андрей женился и сын у него появился раньше, чем у Василия, тогда его шансы были бы предпочтительнее шансов прямых наследников великого князя. Поэтому-то старший брат и не разрешал ему жениться.
Однако львиную долю сил, энергии, средств и времени у Василия III отнимали дела международные в уже устоявшемся треугольнике: Казань — Крым — Литва. Если при Иване III крымский хан был верным союзником Москвы, а казанский царь ее вассалом, то с приходом Василия III русско-татарские отношения катастрофически ухудшились. Воспользовавшись смертью Ивана III, Мухаммед-Эмин во время Казанской ярмарки (1505 г.) организовал нападение на русских купцов и русского посла, пограбил их товары и многих побил. После этого двинул свои отряды на Русь, осадил Нижний Новгород, выжег его посады, но в связи с разногласиями среди казанских вельмож вынужден был уйти восвояси. Неудачные действия московских воевод лишь усугубили положение. Тем не менее в 1507 году казанский хан, боясь внутренних врагов, которые его уже когда-то изгоняли с казанского трона, покаялся в своих изменах и принес повинную молодому московскому князю.
Одновременно с казанскими событиями обострились отношения с Литвой. Вскоре после смерти Ивана III умер король польский и великий князь литовский Александр. Василий III задумал было баллотироваться на польский престол, чтобы объединить в одних руках сразу три восточно-европейских государства. Но все осталось на стадии благих пожеланий. А тут еще престижу московского князя нанес чувствительный ущерб отъезд в Литву ранее присягнувшего ему на верность потомка достославного Романа Галицкого — Константина Острожского, которого новый польский король Сигизмунд принял, как тогда говорили, «с милостью».
Но Василий III нашел чем отомстить. Он взял под свое покровительство высокоодаренного, по-европейски воспитанного Михаила Глинского, потомка правителя Золотой Орды Мамая, шесть поколений которого верой и правдой служили литовским князьям. Глинский был одним из доверенных лиц прежнего короля, исполнял должность маршалка при дворе, имел высокий авторитет среди западно-русского православного населения и вполне мог бы претендовать если не на королевское достоинство, то на роль удельного, а то и великого князя. Как раз все это и заставляло Сигизмунда относиться к нему с большой настороженностью и поддерживать его недоброжелателей, суда с которыми Михаил безуспешно добивался от короля.
Воспользовавшись этой размолвкой, Василий III вступает в переговоры с Глинским, и тот, заключив союз с Менгли-Гиреем и молдавским господарем, начинает усобицу, направленную против своих личных врагов. Вместе с московскими ратями Глинский разоряет окрестности Минска, Вильно, Смоленска, Орши. Московский князь щедро награждает Глинского — кроме богатой одежды, домашней утвари, оружия и коней, тот получает несколько подмосковных сел и два поместных города — Ярославец и Медынь. Первая война Василия и Сигизмунда, чье положение на королевском троне в этот период было достаточно шатким, закончилась быстро. В результате король отказался от суверенитета на отчины, принадлежавшие князьям, перешедшим при Иване III под власть Москвы, и дал устное разрешение Глинскому на отъезд из Литвы.
Вскоре после этих событий под юрисдикцию Москвы окончательно перешел Псков. Пала последняя городская республика.
Не прошло и трех лет, как в литовские события вмешался крымский хан. Дело в том, что союз Москвы и Крыма к этому времени стал выгоден лишь Москве, ведущей войну на три фронта: с Золотой Ордой, Литвой и Казанью. А крымского хана, решившего проблемы с Золотой Ордой, этот союз стал тяготить. К тому же присоединение к Московскому княжеству Северской земли, многолетних «охотничьих угодий» крымчаков, лишало их источника средств существования, ибо грабить земли союзника даже тогда было неэтичным, да и Василий III был весьма скупым на «подарки», которые так обожали восточные правители. Эти «экономические» причины и подтолкнули Менгли-Гирея на переговоры с Сигизмундом с целью проведения совместных военных действий теперь уже против Московского государства.
При наличии не до конца «замиренной» Казани этот союз мог быть весьма опасен для Москвы, поэтому Василий III, собрав внушительную рать и заручившись устной поддержкой императора Максимилиана, «сложил с себя крестное целование» и в конце 1512 года объявил войну Сигизмунду. Началась вторая, почти десятилетняя, русско-литовская война Василия III, основной целью которой было овладение Смоленском. Первый год войны не был отмечен какими-либо существенными битвами или победами, не считая взаимных грабительских рейдов против мирного населения, а вот второй (1514-й) год ознаменовался двумя значительными событиями.
Во-первых, Василию III наконец-то удалось овладеть с помощью искусного использования осадной артиллерии городом Смоленском, находившимся в составе Русско-Литовского государства сто десять лет.
Второе событие непосредственно вытекало из первого. Дело в том, что на Смоленск имел свои виды Михаил Глинский, немало сделавший для этой победы русских войск. Он рассчитывал за оказанные услуги получить Смоленск в наследуемое удельное владение. Однако Василий III не для того завоевывал город, чтобы отдать его перебежчику, — он собирался вернуть Смоленск в семейную казну Рюриковичей. Получив отказ, Глинский договаривается с Сигизмундом о совместных действиях против московского князя. Тайное становится явным, Глинского хватают, заковывают в кандалы и отправляют в Москву. Но механизм войны уже запущен, русские и литовские войска встретились на берегах Днепра в районе города Орши, где и состоялось трагически печальное для русских сражение. Известный нам Константин Острожский, имея в два раза меньшую армию, нанес сокрушительное поражение 80-тысячному московскому войску под командованием князя Булгакова и боярина Челяднина, действовавшему крайне несогласованно. В результате русские потеряли 30 тысяч убитыми, а также знамена, обоз, артиллерию.
