Ознакомительная версия.
______________
* 16 Из Ряз. Дост. Мы не приводим здесь "Список с судного дела о грабеже и пожоге", 1520 года (Пискарев. № 13): суд производился московскими боярами в бывшем уделе Федора Васильевича Третного. Этот памятник также представляет интересный документ для истории судопроизводства в древней России.
А вот образчик одной купчей записи из времен того же князя.
"Бил челом великому князю Василию Ивановичу Иван Селиванович Корабья такими словами: купил я себе, господин, у Васьки Чернеева куплю его село Недоходовское с нивами, пожнями, и со всем тем, что к тому селу потянуло исстари, поколе Вась-{195}ков серп и коса ходила. А мне, господин, ведати потому же. Дал я Ваське за то село пятнадцать рублей. А вот, господин, Васько Чернеев перед тобою. Великий князь спросил Ваську: продал ли ты село свое Недоходовское Корабье, и взял ли у него пятнадцать рублей? Васька Чернеев отвечал так: продал я, господин, Ивану Селивановичу Корабье село свое Недоходовское с нивами и пожнями и со всем тем, что к тому селу тянуло исстари поколе мой серп и коса ходила; а ему, господин, ведати по тому же. А взял я у него пятнадцать рублей. С великим князем были тогда бояре: Яков Иванович и Назарий Юрьевич. На обороте записи находится надпись: "князь великий"; а под нею внизу: "Федосъ Кудимовъ" (вероятно, княжеский дьяк). Печать черного воску. (Писк. № 4).
Великие княгини Рязанские, подобно Московским, пользовались в своих волостях почти теми же владетельными правами как и самые князья, т. е. правом суда и дани, на что ясно указывают грамоты, жалованные монастырям на различные поместья. Так, например, великая княгиня Анна жалует солотчинскому игумену Арсению куплю свою село Чешуевское в ее Романовской волости; при этом она избавляет людей, которых перезовет Арсений, от повинностей на 5 лет, и оставляет за монастырем резанку, вина, поличное и татин рубль. (№ 8). Судя по тем же грамотам, великие княгини имели у себя также разнообразные штат должностных лиц, т. е. бояр, казначеев, дьяков, волостелей, ямщиков и пр. Они основывают и берут под свое покровительство женские монастыри по-преимуществу. Любопытна в этом отношении другая грамота той же княгини: Софья Димитриевна, супруга Федора Ольговича, некогда пожаловала женскому Зачатейскому монастырю бортное угодье на Михайловой горе." "А шло с тое вотчины в Зачатью по пяти пуд резанских. "Великая княгиня Анна отдала это угодье в ведение солотчинского игумна и братии с условием, чтобы игумен давал к Зачатью каждый год "на сам праздник на Зачатье по осми пуд резанских, а и рыбою подимать праздник игуменуж." (№ 7). Замечательно следующее место из одной судной грамоты 1508 г.; оно показывает, как в. княгини уважали распоряжения своих предшественниц: княгиня Анна пожаловала Солотчинскому архимандриту Пахомию лес против Хоткиной Поляны на реке Пилесе 7009 (1501) года марта 27 дня. "И тоя грамоты свекрови своей Анны княгиня Огрофена рушити не велела." {196}
(Ряз. Дост.). Касательно того, как велико было имущество княгинь, и какое участие принимали они в разделе наследства по смерти великих князей Рязанских, на это, кроме жалованных грамот, указывает договор 1496 г., по которому Анна получала четверть доходов со всего княжества, не считая ее собственного имущества.
Со второй половины XIII в. нам известно семь рязанских княгинь: во-первых, Анастасия, супруга св. Романа; потом Феодора супруга Ярослава Романовича, и Евдокия, жена Михаила Ярославича. О них мы знаем только по имени. Более известий имеем о супруге Олега Ивановича Ефросинии. За нею следуют три знаменитые княгини XV века: Софья, Анна и Агриппина; две последние особенно играли видную роль в последнюю эпоху рязанской самостоятельности. Живым напоминанием о благочестии княгини Анны служит большая соборная пелена, шитая на тафте разными шелками и золотом, с изображением тайной вечери и с надписью следующего содержания: "В лето 6993 индикта 3 сей воздух создан бысть в церковь Успенье Святой Богородицы в граде Переяславле Рязанском замышленьем благородной и благоверной и христолюбивой великой княгини Анны, и при ее сыне благородном и благоверном и христолюбивом князе Иоанне Васильевиче Рязанском, и при епископе Симеоне Рязанском и Муромском; а кончан сей воздух в лето 94 сентемврия 30 дня на память Святого Священномученника Григория Великого Армении" **.
______________
** О воздухе 1486 года княгини Анны см. Крыжановского в Губерн. Рязан. Вед. 1860 г. №№ 8 и 9. Поздн. примеч.
Что касается вообще до степени образованности в Рязанском княжестве в последнюю эпоху его самостоятельности, то мы думаем, что в этом отношении оно немногим чем отстало от центральных русских областей. Известно, в какой тесной связи с распространением христианства находилось развитие древнерусской цивилизации. К сожалению, у нас слишком мало данных, чтобы следить за успехами христианской проповеди на рязанской украйне. Мы уже говорили, что в начале XIV в. положено было начало христианству в Мещере. От XV в. до нас дошло два известия о крещении язычников в Рязанской области. Одна старинная рукопись рассказывает, что в княжение Василия Дмитриевича христианская вера была водворена в городе Мценске, где находилось много язычников. "Великий князь отправил туда войско, а {197} митрополит Фотий священника; язычники, устрашенные силою оружия и пораженные слепотою, послушались проповеди, и жители как самого города, так и его окрестностей были крещены".1*7 Этот факт довольно важен для нас, хотя Мценск принадлежал к Рязанской области, только взятой в обширном смысле; он бросает свет на состояние юго-западной части княжества. Потом св. Иона, впоследствии митрополит Московский, во время управления Рязанскою и Муромскою епископиею, крестил язычников в пределах своей паствы. В житии его пишется: "И поставлен бысть блаженный Иона епископ градом Рязани и Мурому и многие тамо неверные, к Богу обратив, крести". О том, как долго язычество и отчасти магометанство сохранялось в восточной части княжества, можем судить по известиям о крещении мордвы в конце XVI в., и по апостольским подвигам рязанского архиепископа Михаила, который в XVII в. обращал мордву и татар в уездах Шатском и Тамбовском, и подвиги свои запечатлел собственною кровью.
______________
* 17 Рус. Вивлиоф. Полевого стр. 361.
После религии самое могущественное влияние на развитие народного быта, как известно, оказывает торговля. Торговая деятельность в Рязанском краю прежде всего обуславливалась его отношением к водным путям сообщения в древней России. Ока с давних времен была одною из главных торговых жил восточной Европы. В эпоху домонгольскую по ней шел водный путь из Киева в Болгарию. С XIII в. направление торговых путей несколько изменилось. С упадком матери русских городов и запустением Южной Руси жизненные силы народа отошли далее к северу и сосредоточились около берегов Москвы; богатый болгарский край также пришел в упадок, и роль посредницы между русской и азиатскою торговлею перешла на Золотую Орду. Рядом с путем из Оки вниз по Волге существовал другой путь, из Оки вниз по Дону. Последний особенно оживился с тех пор, как мимо берегов Черного и Азовского морей направилось главное движение Европейско-Азиатской торговли в Средние века, и Приазовская Тана сделалась складочным местом этой торговли в конце XII и начале XIII века. Таким образом, вместо прежнего движения от северо-востока на юго-запад русская торговля частью {198} приняла новое направление: от северо-запада, т. е. от Новгорода, Твери и Москвы, к юго-востоку на Волгу и Дон. Ока и при новом направлении сохранила свое прежнее посредствующее значение. Волжская дорога не имела для Рязани такой важности как путь по Дону, отчасти по ее значительному уклонению на север, отчасти потому, что с Окою вступала в соперничество Клязьма, которая сокращала переезд от Москвы до Волги. Кроме того, для северной России существовала еще третья ветвь Волжского пути верхнее течение самой Волги.
Между Окою и Доном, по указанию источников, существовали две главные дороги: западная сухопутная и восточная водная с небольшою переволокою. Последняя довольно подробно описывается в наказе Ивана III к Агриппине: "А ехать ему Якуньке с послом турецким от Старой Рязани вверх Пронею, а от той реки Прони по Рановой, а из Рановой Хуптою вверх до Переволоки, до Рясского поля". Переехав небольшое пространство по Рясскому полю, путники снова садились на суда, и по рекам Рясе и Воронежу спускались на Дон. Хотя нет прямых указаний на то, чтобы этот путь служил проводником торгового движения, и такие речки, как Хупта и Ряса, по своему мелководью не могли носить больших судов, нагруженных товарами; но при обилии лесов они, без сомнения, были гораздо полноводнее тогда, нежели в настоящее время; а весною и осенью были судоходны во всяком случае. Не забудем при этом, что к свите восточных послов обыкновенно присоединялись купцы со своими товарами; очень могло быть, что и турецкого посла в 1502 г. также сопровождал торговый караван. Другая дорога от Оки до Дона обозначена в известном "хождении Пимена". Из Переяславля Рязанского путешественники отправились на юг сухим путем: суда везли за ними на колесах и спустили их опять на воду где-то в верхнем течении Дона. На тот же путь намекает свидетельство Герберштейна: "Здесь (у Донкова) купцы, отправляющиеся (конечно, из Московии) в Азов, Кафу и Константинополь, нагружают свои суда; что обыкновенно делают осенью в дождливое время года, потому что в другое время Танаис в этих местах по мелководью не может поднимать нагруженных судов". "Едущие из Московии в Азов сухим путем - говорит Герберштейн несколько ниже - переправляются через Танаис около Донкова, старинного и разрушенного города; а отсюда направляют путь не-{199}много к востоку". Поход Димитрия Ивановича в 1380 г. к устью Непрядвы также заставляет предполагать довольно хорошо известный в те времена путь, соединявший среднее течение Оки с верховьями Дона. Кроме естественных затруднений прямая дорога в Азов и Кафу представляла большие опасности от степных обитателей; поэтому купцы делали иногда объезд на запад по литовским владениям.
Ознакомительная версия.
