Добавим к этому, что и до, и после столкновения на Неве шведские рыцари не только высаживали десанты в Восточной Прибалтике, но и строили здесь крепости. Даже официальная послевоенная советская историография вынуждена была констатировать:
после разгрома [!] на Неве шведское правительство не отказалось от мысли овладеть землей финнов[377].
Об этом, в частности, повествует Хроника Эрика один из самых ранних средневековых шведских источников, повествующий о событиях XIII в. Это, однако, не становилось ни этапом в борьбе Руси за выход в Балтику, ни причиной полной экономической блокады Русской земли.
Кстати, шведы и сами не раз становились объектом походов своих южных соседей. Так, в конце XII в. на шведские берега и даже внутренние территории обрушивались морские разбойники с восточных окраин Балтики[378].
В частности, в 1187 г. карелы, подстрекаемые своими союзниками новгородцами, которые были очень недовольны предшествующим удачным походом шведов на Емь, разграбили шведский город Сигтуну:
Свеям урон наносили огромный Набеги карелов, язычников темных.
До Мелара вод они доплывали,
Будь сильный шторм иль спокойные дали.
Шли, не стесняясь шхерами свеев Гости незваные, злобу лелея.
До Сигтуны раз дошли корабли.
Город сожгли и исчезли вдали.
Спалили до тла и многих убили.
Город с тех пор так и не возродили.
Архиепископ Йон там сражен.
Весел язычник, в радости он,
Что у крещеных так плохи дела.
Русским, карелам смелость дала Мысль, что свеям не устоять.
Теперь можно смело страну разорять[379].
По замечанию А. Ю. Желтухина,
«…воспоминанием о древней Сигтуне остались только знаменитые городские ворота, не иначе как по иронии судьбы украшающие Софийский собор Новгородского кремля»[380].
Речь, видимо, идет о так называемых Корсунских вратах. Один из крупнейших знатоков искусства древнего Новгорода, В. Н. Лазарев писал:
«…конечно, самым значительным произведением романского мастерства на русской почве являются знаменитые…Корсунские врата, расположенные на западном фасаде Софии Новгородской. Исполненные в Магдебурге по заказу епископа Вихмана, они попали в Новгород, по-видимому, как военный трофей…Корсунские врата принадлежат магдебургским мастерам Риквину и Вейсмуту. Датируемые, на основании изображенных на них портретах епископов, 1152–1154 гг., они представляют характерное произведение романской монументальной пластики. Когда врата были привезены в Новгород, то их пластины, набитые на деревянную основу, монтировал тот самый…мастер Авраам, чей портрет украшает нижние клейма левой стороны»[381].
В ответ на разграбление и уничтожение Сигтуны (позднее на ее месте будет основан Стокгольм) в том же году
епископ вместе со шведским герцогом, тевтонами и готами… пристали в Виронии [Вирумаа], эстонской области, и в течение трех дней разоряли ее[382].
Затем последовали взаимные акции против купцов: новгородских, с одной стороны, шведских и немецких с другой. В конечном итоге, по инициативе немецкой стороны, Новгородом и князем Ярославом Владимировичем с нею был заключен мир, основывавшийся на прежних договорах с Готским берегом. В нем, в частности, оговаривались следующие пункты:
«…Первое. Ходити новгордцю послоу и всякомоу новгородцю в мир в Немечьскоу землю и на Гъцк берег, такоже ходити немьчьмь и гтяном в Новгород без пакости, не обидим никым же… Оже родится тяжа в Немцех новгородцю любо немчиноу Новегороде, то рубежа не творити, на другое лето жаловати…»[383].
Очевидно, мир заключался всерьез и надолго. Впрочем, это был не последний договор Новгорода с немецкими городами…
Как видим, у шведов могли быть свои претензии и к народам юго-восточной Прибалтики, и к новгородцам.
Так что битва, русский народ, этап в борьбе, потеря берегов, полная экономическая блокада архитектурные излишества, добавленные для обоснования мифа о первой великой победе Александра Ярославича. Точно такой же характер носят упоминания шведского ярла, возглавившего поход. Едва ли не во всех популярных описаниях называется его имя Биргер (шурин шведского конунга Эрика Шепелявого и фактический правитель страны в середине XIII в.). Тот, правда, стал ярлом лишь в 1248 г. Когда разобрались, что он во время столкновения на Неве еще не обладал упоминаемым в источниках титулом, стали называть в качестве предводителя шведского десанта предшественника и двоюродного брата Биргера Ульфа Фаси (Фасе). В конце концов стали писать имена и того и другого:
С причаливших судов были переброшены мостки, на берег сошла шведская знать, в том числе Биргер и Ульф Фаси в сопровождении епископов, за ними высадились рыцари[384].
Кстати, к числу художественных преувеличений можно отнести и упоминание прибывших вместе с рыцарями нескольких (т. е. более двух) епископов в 1240 г. в Швеции их было всего шестеро. Так что участие в одном походе не менее половины из них, несомненно, было бы отмечено в шведских источниках как событие чрезвычайное.
Без всех этих преувеличений и эпитетов Невская битва перестает быть реальностью, превращаясь в то, чем была изначально, в один из заурядных, но от того не менее драматичных эпизодов истории нашей многострадальной родины.
Но как же тогда быть с тем, что Александра называли Невским? О какой же заурядности сражения на Неве можно говорить? Ведь народную память не обманешь. А в ней образ Александра Ярославича запечатлелся именно с этим прозвищем, которое воспринимается уже чуть ли не как фамилия князя. С этим трудно спорить. Только вот само прозвище Невский впервые встречается в источниках, отстоящих от столкновения 1240 г. не менее, чем на четверть тысячелетия. Любопытные наблюдения на этот счет приводит В. В. Тюрин:
К имени новгородского князя Александра Ярославича (1220–1263) в литературе XIX–XX вв. стал присоединяться эпитет…Невский. С этим эпитетом он вошел и в научные труды. Документы вносят коррективы в вопрос о времени появления этого эпитета.
В составлении…«Повести о житии и храбрости Благоверного и Великого князя Олександра» принимал участие хорошо знавший князя митрополит Владимирский Кирилл. Возникла…«Повесть» во Владимире в промежутке между 1263 и 1280 гг. В ней на протяжении всех страниц ни разу новгородский князь не назван…Невским. Не найдется эпитета…Невский и в летописном рассказе о сражении на Неве из…Синодального списка Новгородской первой летописи старшего извода под 6748 (1240) г. Как…Храбрый, а не…Невский, входит Александр в новгородскую летопись. Впервые как…Невский князь упомянут в общерусских летописных сводах конца XV в. В литературе XIX и XX вв. именование…Невским князя Александра Ярославича относят к XIII в. и подчас называют его этим именем даже во время битвы со шведами (1240 г.)[385].
К этому можно добавить и еще один, так сказать, неординарный момент: с таким же прозвищем в поздних источниках упоминаются и сыновья Александра, к Невской битве отношения явно не имевшие. Так, в опубликованной М. Н. Тихомировым «Повести о начале Москвы» (третья повесть «О зачале царствующего града Москвы» из Хронографа Дорофея Монемвасийского, сохранившегося в списке конца XVII в. в собрании Государственного Исторического музея) читаем:
«…Лето 6889-го октября в 29 день в Володимере граде по державе князя Владимира державствовал князь Андрей Александрович Невский, а во граде Суздале державствовал князь Данил Александрович Невский»[386]
Создается впечатление, что для составителя этого текста прозвище «Невский» не было связано с победой Александра над шведами. Скорее (по крайней мере, в данном случае), речь шла о посессивном прозвище.
Как бы то ни было, наименование Александра Ярославича Невским мы находим в Степенной книге. Она создавалась в годы правления Ивана IV. Составители преследовали вполне конкретную политическую цель: доказать преемственность власти московского царя от первых князей киевских. При этом авторы не стесняли себя исторической реальностью и широко привлекали даже заведомо неправдоподобные сведения. Главным было для них доказать, что все князья, предки Государя Царя и Великого Князя всея Руси — святые. И Александр Ярославич не был среди них исключением. Ну а потом заработал другой механизм: в общественное сознание надо было внедрить определенные идеологические установки. Это у нас отлично умели делать уже в XVI в…
Прежде чем завершить разговор о Невской битве, хотелось бы еще обратить внимание на некоторые, на первый взгляд незаметные моменты, присущие восприятию ее ближайшими потомками Александра Ярославича.
