в кирхшпилях Соткамо и Пальдамо к Каяне, и дальше отсюда к Улеоборгу, был открыт для сношений и еще в 1711 г. русские и финские купцы могли встречаться на ярмарках в Каяне.
Торговля этих местностей не только не пострадала, вследствие военных действий последнего десятилетия, но скорее возросла. Окрестности Улеоборга обыкновенно получали соль, сало, сукна и пр. через Белое море. В виду войны, морская торговля в прибрежных частях Финляндии, конечно, уменьшилась, и это обстоятельство содействовало оживлению торгового обмена с севером через Эстерботнию. — В 1703 г. пограничные жители, с согласия своих правительств, заключили между собой пограничный договор, под покровом которого в окрестностях Каяны мирно продолжались торговые сношения.
Случилось так, что зимой 1711 г. четверо крестьян доставили в Каяну с русской стороны партию (в 5 тыс, аршин) сермяжного сукна (vadmal), которая была в установленном порядке досмотрена в таможне. Но так как сукно не приобрело сразу покупателей, то оно сохранялось до более удобного случая. В это время товар конфисковали, под предлогом, что он был провезен якобы контрабандным способом. Этот поступок, совершенно не согласовавшийся с установившимся обычаем, не был одобрен обществом и побудил пострадавших крестьян прибегнуть к мести. Крестьяне сговорились с соседями. Из Кексгольма они получили оружие. Кроме того, из этого города к ним присоединилось несколько офицеров и солдат. В марте 1712 г. вся эта дружина из русских крестьян и солдат, руководимая полковником, двинулась в Каяну. К ним присоединились еще местные крестьяне из Пифлиса, восставшие против своего арендатора Симона Аффлек. Таким образом, началась «сермяжная война» (vadmalskriget). Одна часть отряда (в 200 чел.), дойдя до границы остановилась; но другая — в 140 чел. — вошла в приход Пальдамо и город Каяну. Тут они рассыпались, запаслись богатой добычей и пленными, и произвели грабежи, пожары и убийства, не пощадив ни стариков, ни женщин, ни детей. — Дом Симона Аффлека был разграблен, а семья его уведена в плен в Россию. — Замка в Каяне они не тронули, несмотря на то, что в нем находился только старый комендант и четыре сторожа. — В 1713 г. пограничный договор (1703 г.) был возобновлен и жители Пиелиса принуждены были подчиниться власти майора Аффлека.
Вследствие поступления крестьян в ряды войска, число рабочих рук значительно уменьшилось. Поля оставались необработанными. Земли забрасывались с первых лет войны.
«И прежде чем война перешла в Финляндию, население её было уже разорено. Гр. Нирод (в 1710—1711 гг.) «действовал, как в неприятельской земле; фохты были сделаны ответственными за налоги, почему они для сбора их пользовались солдатами; более зажиточные должны были платить за бедных; вообще же брали, у кого только могли взять».
Финляндия страдала тогда недостатком населения. Кроме усиленных наборов, население сокращалось и голодом, и холодом. Неурожаи составляли почти обычное явление в течение целого ряда лет, но особенно тяжело они отозвались в 1708—1710 гг. За это время в северной и средней полосе Финляндии крестьяне и помещики доведены были недородом до критического положения. В 1708 г. нужда была так велика, что в Саволаксе крестьяне охотно поступали в драгуны, чтобы иметь кусок хлеба. В 1709 г. за рожь платили по 20 и 30 талеров. В 1711 г. урожай был хорош, и он в значительной мере облегчил общую участь; но зато южная прибрежная часть края пострадала от свирепствовавшей чумы, занесенной из Эстляндии. Чума похитила тысячи людей из населения, которое и до неё было весьма редким. Указывали, что в одном Або из семи тысяч — ее жертвами пало две тысячи человек. В то же время четвертую часть города уничтожил пожар. Приход Янаккала был почти весь опустошен ужасной болезнью. К счастью, тяжелое время чумы, сохранившееся в народной памяти под именем «большой смерти», продолжалось лишь несколько месяцев.
Бедность и нищета были повсеместными. Даже церкви часть своих доходов отдавали на военные надобности. Торговля и промышленность сократилась до минимума, понизив в свою очередь общее благосостояние. Обыватели некоторых городов жили нищенством или искали работы у крестьян.
По рассказам русского офицера, сообщенным брауншвейгскому резиденту Веберу, положение Финляндии было крайне бедственное: крестьяне некоторых уездов не имели вовсе хлеба и питались древесной корой. В этой стране нет даже селений, а лишь отдельные, там и сям разбросанные избы, и на пространстве 4 и 5 миль приходится по одному только священнику».
В поголовном почти бегстве финны руководились отчасти повелением короля, удаляться из областей, которые попадут в руки русских, отчасти слухами и прежними представлениями о дикости победителей и их жестоком обхождении с покоренными. — Прежняя многовековая борьба между Русью и Швецией тяжело отозвалась на Финляндии, так как на её почве сталкивались враждовавшие племена, поливая ее кровью, покрывая трупами, пеплом и развалинами. Кто-бы ни побеждал в этих столкновениях, поля финнов оказывались потоптанными, избы разрушенными. Отсюда мрачное представление финна о русском человеке. В нем финн привык видеть виновника своих бед и неудач, а в шведах — союзников и заступников. Предания финнов обыкновенно представляли русских сильными и богатыми завоевателями, но в то же время жадными и жестокими, истреблявшими детей бедной Суоми, грабившими население, топившими корабли.
Путь войны нигде, конечно, не посыпался розами. В те времена излишней сентиментальности ни шведы, ни русские не проявляли. У нас, как и у них, сохранилось тогда еще правило — разорять театр военных действий. Это правило особенно применялось в период двадцатилетней «свейской войны». Разоряли одинаково, как Карл XII, так и Петр I. «Вся Польша разорена шведом в конец», — писал Царю кн. Долгорукий, в конце июля 1702 г. Тактика Любекера и К. Армфельта сводилась также к тому, чтобы противопоставить русским бедность страны, как тормоз в их наступательном движении.
Ни своей, ни чужой земли Карл не жалел. Его войско жило преимущественно поборами с занятой области. Отсюда грабежи и мародерство. Поборы принимали у него ужасающие размеры. Инструкции Карла часто были бесчеловечны. Однажды король писал Стенбоку: «Всех поляков, которые вам попадутся, вы должны принудить волей или неволей принять нашу сторону или же так разорить их, чтобы они еще долго помнили посещение козла (каламбур с именем генерала). Вы должны напрягать крайние усилия, чтобы, как можно больше, выжать, вытащить и сгрести». В письмах к Реншельду Карл говорил: «Если вместо денег, вы будете брать какие либо вещи, то вы должны оценивать их ниже стоимости для того, чтобы возвысить контрибуцию.
Все, кто медлит доставкой или вообще в чем-нибудь провинится, должны быть наказаны жестоко и без пощады, а дома их сожжены. Если
