Счет не меняется, отрыв норманнистов сохранился: 2:0.
Зато, может быть, на этом пороге все-таки открывают свой личный счет готы. По-готски aifrs означает «внушающий страх, ужас», что не только созвучно «росскому» названию Багрянородного, но и вполне соответствует характеристике этого ужасного порога. Так что, хотя счет я оставил прежним, готский или более широко древнегерманский оригинал мне представляется вполне вероятным. И счет, и моральное преимущество норманнистов растут.
Баруфорос / вулнипраг (Порог с большим озером). Для Баруфорос имеется хорошая скандинавская этимология из Baru ← Bára – «волна»[109] и fors – «водопад». Но эта этимология согласуется с пояснением Багрянородного, только если вулнипраг трактовать как «волнистый порог». Однако современное название порога Вольный заставляет принять во внимание его трактовку как «вольного порога»[110]. Именно это делает Брайчевский и находит для Баруфорос[111] иранскую этимологию: varu – «широкий» и *fors < fars – «бок», «ребро», «порог». Правда у него varu – слово «общеиранское» (?), а астериск * перед fors означает, что сам Брайчевский вывел его как некий якобы древний вариант слова fars, которое означает то ли бок, то ли порог. (Выглядит словно перефразировка поговорки: вот тебе бок, а вот и порок – в данном случае порок Брайчевского.)
Ладно, поскольку и там, и там что-то есть, но невнятно, пусть тут между норманистами и Брайчевским будет ничья – по баллу обоим. Общий счет 3:1, ведут по-прежнему норманисты.
Леанти / веруци (Кипение воды). Считается, что «славянское» веруци передает некое (неизвестное?) старославянское слово, которому соответствует современное украинское вируючий – «бурлящий». Зато для «росского» Леанти хорошей этимологии в скандинавских не найдено. Не преуспел здесь и Брайчевский.
В этом раунде победу, хотя и не безусловную, празднуют выступающие вне конкурса славяне, а между германцами и иранцами нулевая ничья. Счет прежний: 3:1.
В готском слово леанти, если считать его причастием глагола laian (лэан) (общегерманское *lōjan), должно иметь значение «ругающийся, бранящийся». В принципе неплохое название для порога, хотя хотелось бы больше общего с «кипением воды». Не утверждаю, что готы набрали здесь свой второй балл, но в любом случае, как мы договорились, они у нас, как и славяне, вне конкурса.
Струкун / напрези (Малый порог). Для «славянского» Напрези имеются два объяснения, оба с конъектурами и оба сомнительные: на стрези – «на стрежне» (?) и не прђзь – «не слишком» (имея в виду не слишком большой порог?). Для «росского» Струкун у скандинавов есть просторечное норвежское stryk (стрюк) – «сужение русла» или шведское диалектное struk (струк) – «небольшой, доступный для плавания водопад». Очень неплохо, хотя, по справедливому замечанию Брайчевского, без необходимой временной привязки. Сам же он предлагает весьма остроумную этимологию из осетинского: *sturkon – «не слишком большой», где stur – «большой», а суффикс – kon по Брайчевскому, со ссылкой на В. Миллера, ослабляет значение прилагательных. Если бы не астериск, чем Брайчевский страдает постоянно, да не ссылка на В. Миллера, да не метатеза (перестановка tи u), то с учетом объяснения Багрянородного было бы очень ничего!
Пожалуй, в последнем туре продуктивная ничья 1:1, и норманнисты празднуют победу с итоговым счетом 4:2.
Готы тут нас ничем не радуют, разве что глаголом streikan (стрикан) – «ударять», который однако непросто пристроить к делу.
Что же следует из довольно убедительной победы норманистов? Это зависит от того, как ее оценивать. История не турнир по олимпийской системе. Победа даже с «сухим» счетом в одной партии не означает, что проигравший навсегда выбывает из борьбы. У нас к тому же счет не был «сухим». Да, в руси X века безусловно был явный скандинавский компонент, и отрицать это могут только абсолютно зашореные германофобы. Но два балла Брайчевского плюс моя, на мой взгляд, весьма удачная, этимология Айфора из готского (древнегерманского), не говоря уже об Эссупи, сохраняют допустимость полиэтничности руси, оставляют место для местного днепровского (в более широком плане причерноморского) субстрата. Этим субстратом могут быть и скифы, и сарматы (аланы), и готы, причем именно «и-и», а совсем не обязательно «либо-либо».
Развлечение словенским и русским языками
«Словенский язык – относится к южной группе славянских языков. Число говорящих на С. я. около 2 млн. человек (из них около 1,6 млн. в Словении; 1971, перепись). распространён также в пограничных областях австрии, Италии, венгрии. Имеет 7 групп диалектов… Древнейший письменный памятник – Брижинские (Фрейзингенские) отрывки (конец 10 – начало 11 вв.)…»
«Русский язык – относится к восточной группе славянских языков. Истоки р. я. уходят в глубокую древность. Примерно во 2-1 тыс. до н. э. из группы родственных диалектов индоевропейской семьи языков выделяется протославянский язык (на поздней стадии – примерно в 1–7 вв. – называемый праславянским)… в 6–7 вв. славяне занимали земли от адриатики на Ю.-З. до верховьев Днепра и озера Ильмень на С. – в… восточнославянский (древнерусский) язык просуществовал с 7 по 14 в.»
Для X века приведенные статьи БСЭ сопоставляют словенский и русский языки как родственные, соответственно южнославянский, обособившийся как раз примерно в это время, и восточнославянский, якобы уже три века существовавший самостоятельно. Поэтому противопоставление «росского» и «славянского» языков Константином Багрянородным в середине X века заставляет уделить этому поразительному факту отдельный раздел наших с тобой, мой растерянный читатель, «Развлечений».
«а славянский народ и русский един…». Так перевел пассаж оригинала «Повести» Д. Лихачев. Это не первый случай, мой памятливый читатель, где перевод вызывает, мягко говоря, недоумение, ибо на самом же деле оригинальный текст иной: «А словенский язык и русский одно есть…».
Сайт Центра развития русского языка[112], цитируя не перевод Д. Лихачева, а оригинальный текст, аккуратно и боязливо, чтобы не заподозрили в крамоле, но все же поясняет: «Слово язык употреблено здесь не только в древнем значении «народ», но и в значении “речь”». Тебе, мой независимый читатель, очевидно, что такое пояснение без «перевода» Лихачева вообще звучит бредом. На самом деле, это не бред, а гипертрофированная боязнь возразить академику. Если же без экивоков и боязливых взглядов в сторону академических авторитетов, речь в цитате идет вовсе не о народе, а именно о языке, что прямо следует из контекста, поскольку весь абзац «Повести», откуда взят процитированный пассаж, посвящен истории славянской грамоты, персонально Кириллу и Мефодию. И заканчивается он фразой: «Полянами прозваны были потому, что сидели в поле, а язык был им общий – славянский», именно язык, и более точно, как в оригинале, – не славянский, а словенский.
Эта фраза и в «переводе» Лихачева, и в оригинале цитируется очень часто кем ни попадя и по какому ни попало поводу. Оказывается, из нее следует, и что русь как народ (племя, союз племен и т. п.) надо искать на севере[113]; и что единый славянский язык сохранялся длительное время и позволял до XIV века вполне свободно понимать друг друга поляку и болгарину, новгородцу и жителю Черногории[114]; и что все славяне должны называться «русскими»[115]; и еще масса всего прочего. Множественность и глобальность выводов из этой коротенькой фразы поначалу поражает. Но по размышлении начинаешь понимать, что она есть следствие неопределенности самих понятий словенского и русского языков той эпохи.
Так что же такое словенский язык и русский язык в «Повести»? То есть, что могут означать эти понятия для ее автора, жителя Киевщины, монаха Печерского монастыря конца XI и начала XII века? Суждения Ватсона по данному вопросу вряд ли кого заинтересуют, поэтому для начала выслушаем мнения авторитетов.
У В. Ключевского[116] рассматриваемая цитата – основание противопоставить варягов славянам, поскольку, по его мнению, словенский язык – это язык новгородских словен «Повести». Русский язык Ключевским не обсуждается, вероятно в предположении, что это тот самый язык, на котором пишет сам историк. А обсуждать есть чего. Ключевский походя попадает в ту же ловушку, в которой оказался Марк Твен со своим «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура». Как Твен заставляет бриттский (т. е. кельтский) двор Артура поголовно говорить на староанглийском (т. е. германском) языке, так и Ключевский навязывает киевской руси X века речь понятную ему самому. Вероятно не читал Василий Осипович Багрянородного, и тут мы с тобой, мой не чуждый амбиций читатель, можем подтрунить над маститым историком.
