Между тем, допуская возможность ответных авиаударов, министр внутренних дел Эстонии еще 30 ноября подписал «Постановление о порядке поведения в случае воздушной тревоги» (финских акций возмездия не последовало, зато «сталинские соколы», регулярно промахиваясь (?), неоднократно сбрасывали бомбовый груз на эстонскую землю: было зафиксировано 11 случаев «потери бомб», сброшена 71 авиабомба).
Посланник в Швеции вспоминал, как коллеги по цеху натурально подвергли его остракизму: «Эстония в то время придерживалась во внешней политике курса лояльного выполнения договора о базах, чтобы не провоцировать Советский Союз предъявить новые, более тяжелые требования. Поэтому за границей эстонские дипломаты старались производить впечатление, будто Эстония является хозяином в собственном доме. Защитить такую позицию посланникам было трудно, так как за границей положение в Эстонии расценивалось как оккупационный режим. Особенно очевидным это стало тогда, когда советские военно-воздушные силы начали бомбить Финляндию с самолетов, взлетавших с баз, расположенных в Эстонии. Поначалу мы пытались отрицать это, однакосообщениям из Финляндии, где бомбардировки с эстонских баз вызвали огромное негодование, доверяли больше, чем нашим опровержениям. Спрашивали, как Эстония, если она является хозяином в собственном доме, допускает бомбардировки братского народа бомбардировщиками, прилетающими из Эстонии. Бомбардировки Финляндии сразу восстановили общественное мнение Швеции против Эстонии… Меня посадили рядом с послом Советского Союза госпожой Коллонтай, а по обе стороны от нас оставили 3–4 пустых кресла. Тем самым нас словно бы поместили на позорную скамью перед полным залом народа и изолировали от общества, сделав из нас «союзников».
Вынуждены были мимикрировать и дипломаты Литвы и Латвии. 14 декабря мировое сообщество признало СССР агрессором и вышибло его из Лиги Наций. В ответ из Москвы, даже не потрудившейся прислать на ассамблею своего представителя, прозвучало что-то очень похожее на «сами вы дураки!». Министры иностранных дел прибалтийских государств заранее договорились при голосовании воздержаться. «По этому инциденту отчетливо можно судить, насколько уже утрачена независимость Балтийских государств в области внешней политики», — сообщал госсекретарю США американский посланник Дж. Уайли.
В конфликте с Финляндией публично поддержал Советский Союз лишь верный друг Адольф Гитлер, приславший 25 октября самые искренние поздравления к 60-летию Сталина. «Дружба, скрепленная кровью, не ржавеет», — ответил Вождь в благодарственной телеграмме. (Правда, немцы опасались, что из-за войны может прекратиться экспорт из Финляндии леса и цветных металлов, и советовали финнам побыстрее урегулировать отношения с русскими. Англичане и французы по той же причине были заинтересованы в затягивании конфликта на севере, рассчитывая, что и СССР ради собственных военных потребностей вынужден будет сократить свои поставки в Германию. «Поджигатели войны» просчитались. Согласно новому германо-советскому торговому соглашению, подписанному 11 февраля 1940 года, Советский Союз предоставлял Рейху все необходимые материалы для продолжения войны, в том числе миллион тонн зерна, 900 тысйч тонн нефти, 100 тысяч тонн хлопка, 500 тысяч тонн фосфатов, 500 тысяч тонн железной руды, 100 тысяч тонн хромовой руды и многое-многое другое — платину, никель, олово, вольфрам, молибден, кобальт… «Во время долгих переговоров, — докладывал Шнурре, — становилось все более и более очевидным желание советского правительства помогать Германии и твердо укреплять политическое взаимопонимание при решении экономических вопросов».)
Позорная агрессия привела к внешнеполитической изоляции Советского Союза, западные страны занимали все более враждебную позицию, прямо называя Сталина подручным Гитлера. Так, 29 декабря, отправляясь на рождественские каникулы, британский посол на прощание заявил Потемкину, что «английское правительство не желало бы ничего большего, как сохранение Советским Союзом нейтралитета в происходящей войне. Сейчас оно вынуждено констатировать, что фактически с каждым днем все определеннее Советский Союз выступает в качестве срюзника Германии». Внутри страны нарастали экономические трудности, население запасалось продуктами впрок и деловито закупало соль, керосин и спички. Поэтому, свершив «дело чести» — прорвав «линию Маннергейма», советское руководство стало искать пути к заключению мира в этой необъявленной войне.
С маленькой Финляндией воевал уже не ЛенВО, а почти половина всей РККА. Финская армия держалась на пределе сил, положение на фронте было критическим, все резервы иссякли. Под давлением военных сейм согласился на переговоры.
12 марта 1940 года Москва подписала мирный договор с «презренным белофинским правительством помещиков и капиталистов». Никого не представлявшее «народное правительство» Куусинена самораспустилось и отправилось на свалку истории. Спорные вопросы, естественно, были урегулированы в пользу победителей. В состав СССР вошли весь Карельский перешеек, включая город Выборг, Выборгский залив с островами, западное и северное побережье Ладожского озера, финская часть полуостровов Рыбачий и Средний. Финляндия сдала Советскому Союзу в аренду сроком на 30 лет полуостров Ханко, а СССР снял свое предложение о заключении пакта о взаимопомощи и обязался вывести свои войска из области Петсамо. Формально Сталин получил даже больше, чем требовал до начала войны. Однако финны отстояли свою независимость и сохранили вооруженные силы. А Советский Союз вместо нейтрального государства получил на своей границе убежденного врага, жаждущего реванша.
Весьма ощутимыми были потери. Тем не менее Красная Армия «с честью выполнила поставленные партией задачи», а Финская кампания была признана победоносной: «Финнов победить — не бог весть какая победа. Мы победили еще их европейских учителей — немецкую оборонительную технику победили, английскую оборонительную технику победили, французскую оборонительную технику победили. Не только финнов, но и технику передовых стран Европы. Не только технику, мы победили их тактику и стратегию».
Молотов, развивая мысль Вождя, поведал депутатам Верховного Совета, что мы победили не только «тактику и технику», но чуть ли не все вооруженные силы половины Европы: «Не трудно видеть, что война в Финляндии была не просто столкновением с финскими войсками. Нет, здесь дело обстояло посложнее. Здесь произошло столкновение наших войск не просто с финскими войсками, а с соединенными силами империалистов ряда стран, включая английских, французских и других».
В общем, мы по-прежнему впереди планеты всей, хотя кадры, конечно, следует почистить. На этот раз первым лишился давно насиженного места наркома обороны маршал Ворошилов.
Весной 1940 года война на Западе становилась все менее «странной», захватывая в свою орбиту новые страны и народы. В апреле немцы оккупировали Данию и высадились в Норвегии. 10 мая вторжением в Голландию и Бельгию началось генеральное наступление Вермахта на французском фронте. Фюрер повернулся к Красной Армии спиной. Советское правительство, в лице премьера, пожелало ему удачи. «Молотов по достоинству оценил сообщение и сказал, что он понимает, что Германия должна была защитить себя от англо-французского нападения. У него нет никаких сомнений в нашем успехе», — доносил Шуленбург. Для Москвы складывалась удачнейшая политическая и военная ситуация, чреватая любезными сталинскому сердцу «случайностями» и приятными «неожиданностями». Иосиф Виссарионович надеялся, что крупнейшая в Европе армия Франции его надежды оправдает и кровопролитие на укрепленных линиях Мажино и Зигфрида затянется на достаточно длительный срок, истощая обе стороны.
Молотов среди своих откровенно делился перспективными планами: «Сегодня мы поддерживаем Германию, чтобы удержать ее от предложений о мире до тех пор, пока голодающие массы воюющих наций не расстанутся с иллюзиями и не поднимутся против своих руководителей… В этот момент мы придем им на помощь, мы придем со свежими силами, хорошо подготовленными, и на территории Западной Европы… произойдет решающая битва между пролетариатом и загнивающей буржуазией, которая и решит навсегда судьбу Европы».
К переброске «свежих сил» к западной границе приступили, едва подписав мир с финнами. Срок демобилизации призванных из запаса бойцов и командиров был отодвинут почти на полгода. К концу июня СССР мог выставить против «загнивающей буржуазии» 84 стрелковые и 13 кавалерийских и механизированных дивизий, подкрепленных 17 танковыми бригадами. Вермахт у советских рубежей располагал на тот момент 12 пехотными дивизиями, по большей части ландверными.
