«Вокруг Майдана силовики образовали кольцо и сжимали его все сильнее. Единственное, чем мы могли хоть как-то задержать их продвижение, — горящие шины. Майдан представлял собой горящую подкову. В огонь летело все, что могло гореть», - описывает Турчинов.
От сцены хорошо просматривался весь Майдан. Людей сосчитать было невозможно: вся площадь пребывала в движении. Без ела не сидел никто. На передовую несли все, что горело, — от дров ао пластиковых бутылок. Наибольшим спросом, конечно, пользовались шины.
В полночь Майдан, а также прилегавшие к нему кварталы были обесточены. Главным источником света оставалось огромное электронное табло на башне Дома профсоюзов да зарево пожарища.
Захваченный «Беркут»
Кий, Щек, Хорив и их сестра Лыбедь были в огне. Пламя вплотную подбиралось к Дому профсоюзов.
«Спокойно! Держать линию! Не бить заложников! Не бить, я сказал!» — ревел со сцены сорванным голосом Пашинский. В толпе, перекатываясь в разные стороны, двигался клубок человеческих тел. Что-то очень нехорошее, черное виднелось в самом его эпицентре. Окровавленный «беркутовец». Выпал из строя. Майданов-цы подхватили его и, как ни защищала заложника Самооборона, некоторые не смогли удержаться, чтобы не выместить на нем накопившуюся злобу.
Через минуту — второй. Брел сам, но было видно, что в полуобморочном состоянии, едва не падая. Затащили под сцену: там безопаснее.
Потом еще один — этого уже несли. Его захватили в отдаленной части Майдана, соответственно, ему больше досталось. Этого третьего, а за ним и четвертого защищал священник. Толпа свирепствовала. И ее можно было понять. Менее чем за два часа еще восемь трупов. Итого к началу третьего ночи — 22 погибших. А тут попался в руки враг!
Всего захваченных «беркутовцев» было четверо. Третий и четвертый — самые тяжелые. У одного вытек глаз, у второго — осколочное ранение руки. Им смастерили носилки из щитов и эвакуировали в Профсоюзы, где на пятом этаже находился лазарет. По разным данным, там было около тысячи раненых, в том числе лежачих.
Но у войны свои законы. Через двадцать минут первые два этажа здания запылали. Через сорок — «Альфа» начала штурмовать шестой этаж. Буквально свалилась с крыши. С крыши палили по площади. Боевыми. Как раз выступал Турчинов. Разорвавшаяся граната поцарапала ему лицо. Прямо на сцене. Под Профсоюзами натянули тент — люди прыгали из окон. Плазменный экран на башне здания погас. Там, на самой «верхотуре», оказались заблокированными несколько ребят, отвечавших за трансляцию «Эспрессо-ТВ». Лестницы спасателей до них просто не дотягивались. Пришлось прыгать.
Тяжелое уханье взрывов и вспышки петард. Казалось, сейчас обрушаться небеса.
Кличко вернулся после переговоров с Януковичем.
Растерян:
— Понимаете, он хочет, чтобы мы просто разошлись по домам!
Пожар в Доме профсоюзов
С тушением Профсоюзов возникли большие трудности. Пожарная станция находится совсем близко — между Михайловской и Софиевской, но пожарники ехать боялись.
Говорит Владимир Макеенко, который тогда находился в Голосеевской райгосадминистрации. На случай, если ее вдруг «штурманут», готовился перебраться в библиотеку им. Вернадского.
«Мне позвонили, рассказали о пожаре в Доме профсоюзов. Никто из дежуривших пожарников ехать не хотел. В то время это было очень небезопасно. Тогда я вызвал своего помощника — он Афган прошел, Крым и Рим — и говорю: «Собери бригаду. Каждому дам по тысяче долларов».
Из своего кармана?
Разумеется, из чьего же еще?! Говорю: по тысяче, и пусть едут работают. Он собрал бригаду и приехал к Профсоюзам вместе с ними — докладывали мне оттуда».
В итоге пожарные смогли подъехать только со стороны Михайловской — через баррикаду. На Крещатик со стороны Европейской — где была острая необходимость — их не пускали силовики.
Говорит Александр Турчинов:
«Для нас было очевидно, что они попытаются захватить Профсоюзы. Поэтому мы еще с вечера начали готовить штаб к эвакуации. Выносили документы, хотя их там было не много, какие-то вещи, средства защиты. Эвакуировались медики, ведь там размещался госпиталь. Выносили раненых и убитых.
И вот в какой-то момент — я как раз находился под сценой — сообщают, что загорелось здание. Причем в нескольких местах одновременно. Из чего можно сделать вывод о поджоге.
Перед этим «Беркут» пытался атаковать с Европейской и, в частности, штурмовать Дом профсоюзов. В той части здания, что фасадом выходила на Крещатик, на первом этаже размещались склады медикаментов и зимних вещей. При этом спроектирована эта часть была таким образом, что второй этаж выдавался вперед над первым. Поэтому, как только туда попала граната, все моментально воспламенилось, а тушить пожар было очень тяжело и, главное, нечем.
Я взял с собой несколько бойцов, и мы побежали в штаб. Он как раз размещался на втором этаже, над этими складами. Из окна можно было сбросить пожарный рукав, поймать его снизу и потушить огонь. Иначе никак.
На тот момент по всему Майдану гремели взрывы, всполохи, дым валил столбом, никто уже на это особо не обращал внимания. Несколько наших депутатов — уставшие, черные от копоти — сидели в штабной комнате, перекусывая всухомятку бутербродами. Чтобы дым не мешал, подперли боковую дверь стулом. Они-то думали, что дым с улицы. Я забежал: «Мужики, — говорю, — вы что, ополоумели! У нас дом горит!». Отодвинул этот стул, и в комнату буквально ворвалась волна черного смрада. Я дал команду полностью эвакуироваться. Обязал ребят обойти все этажи — проверить, чтобы никого не осталось. К этому моменту всех раненых и убитых уже вынесли из здания.
Сейчас рассказывают, что, дескать, при пожаре в Профсоюзах погибли десятки людей, заживо сгорели. Это неправда! Во-первых, повторяю, несмотря на высокую степень задымленности, без паники была организована полная эвакуация людей из Дома профсоюзов. Во-вторых, сразу после случившегося осматривали обгоревшее здание, разбирали завалы. Нашли только одно тело. Причем не факт, что к началу пожара этот человек был жив. (По данным следствия, жертвами пожара стали два человека. То, что они погибли от огня, — не доказано. Подробнее в следующей, шестой главе.)
Ребята, которым я поручил осмотреть все помещение, не смогли добраться только до последних этажей: на крышу уже пробрались силовики и попытались их атаковать. Из-за этого возникли трудности с эвакуацией людей с верхних этажей. Вы помните, там оказались заблокированными три девушки и парень, которые вели трансляцию для «Эспрессо-ТВ». Их чудом спасли!
Здание, как я уже говорил, загорелось в нескольких местах одновременно. Думаю, сверху точно был поджог, потому что очень сильно полыхало в лифтовой шахте, в самом центре Дома профсоюзов. Видимо, по их расчетам, огонь должен был распространиться по всем этажам. Примерно так оно и случилось. Но они не учли, что мы не допустим паники и эффективно проведем эвакуацию.
Я сам с ребятами подключил рукав к брандспойту, сбросил его вниз, и мы кинулись на улицу тушить фасад. Но оказалось, что добраться до горевшего первого этажа было невозможно: «Беркут» не пускал — прицельно обстреливал. В конце концов мы как-то прорвались. Стоим с этим рукавом, заливаем фасад водой. Раздается взрыв, и я чувствую, что шланг стал тяжелее. Оборачиваюсь, а парень, который стоял у меня за спиной и помогал его держать, сползает на колени: живот у него полностью разворочен, и внутренности вываливаются. «Беркут», повторяю, видя, что мы тушим пожар, продолжал закидывать нас гранатами. И вот одна разорвалась прямо на этом парне. Его подхватили, унесли. Обстрел усилился, гранаты падали уже буквально у ног. Я дал команду отступать».
«Он сам вынул пулю из сердца своего отца»
«Когда эвакуировали госпиталь из Дома профсоюзов в Михайловский собор, мы со Святом Цеголко пошли проверить, как обосновалась операционная в Трапезной церкви, — свидетельствует Андрей Шевченко. — В дальнем углу монастырского подворья, под деревом, лежало четыре трупа. Мужчина попросил их сфотографировать, чтобы потом можно было опознать. Ощущение, мягко говоря, не из приятных, но что поделаешь? Я согласился. И тут этот мужчина начал оттаскивать одно из тел: «Вот его фотографировать не нужно», — говорит. «Почему?» — спрашиваю. «Это мой отец, — отвечает очень спокойно. — А у меня дома беременная жена, родные. Они еще ничего не знают. Я хочу вначале их сам подготовить».
Он оставил отца на Институтской всего на несколько минут. Вернулся — отец лежит, спина мокрая. Вначале думал — от пота. Оказалось, пуля прямо в сердце попала. Он эту пулю мне тоже показал — пластиковая, с металлическим набалдашником. Он ее сам из тела отца вынул.
