— Денег не дадут, но по загривку ласково пошлепают, — кряхтя, пробурчал Хербст, усаживаясь на заднее сиденье лимузина.
— Такое их ласковое пошлепывание иногда стоит дороже любых денег, — отозвался Монафорт. — Есть же чудаки, которые платят по триста тысяч за билет на ужин с президентом.
— По-моему, мы с тобой не из них, — хохотнул Хербст. — Ты ведь, старина, своего с этих простодушных украинцев не упустил?
— О, Киев, что это за город! Там — как в сказке про Золушку, ровно в полночь случается чудо. Все девушки, примерные дочери, студентки, порядочные сотрудницы офисов, молодые мамаши превращаются в проституток. Там абсолютно все мне давали. Я всех в штабе Янушевича перетрахал. Мой бог! А что они вытворяют в постели! За деньги готовы на все! В США, стране, испорченной феминизмом, девяносто девять процентов женщин даже представить себе не могут, что можно жить, как украинки, вечно зарабатывать передком… Я спал с двумя, с тремя, они ползали передо мной на коленях, показывали стриптиз, вылизывали друг дружку, причем это были не лесбиянки.
— Я не про то, я про твои заработки… — остановил Монафорта Хербст, предчувствуя интимные подробности.
— Мой клиент Янушевич не просто с радостью отдал мне деньги, но еще и готов был руки целовать, — самодовольно усмехнулся Монафорт.
Лимузин бодро ехал по Парк-драйв-авеню.
— Он правда не заметил, что его облапошили? — шлепнул себя по ляжке Хербст. — Тогда президент нас с тобой должен обязательно поощрить, как самых удачливых аферистов или юмористов.
— Приз за лучший политический блеф, — согласился Монафорт.
Возле Восточного крыльца их встречали Скотт Маклиллан и Аланта Тахой.
— Лиза тоже здесь? — поинтересовался Хербст.
— Госпожа госсекретарь ждет вас в Восточной гостиной, господа, — с сухой манерностью, присущей большинству цветных, сказала Аланта. — Госпожа госсекретарь хочет побеседовать с вами прежде, чем вас примет президент.
— Где та медведица гризли, которой я должен пожать лапу? — понизив голос, чтобы его слышал только Монафорт, прошептал Хербст.
Минуя двух морпехов в парадной форме, они вошли в здание. В Восточной гостиной их ждала Лиза Райс.
— Рада приветствовать вас, посол, и вас, господин Монафорт, — бесстрастно произнесла госсекретарь, подавая мужчинам руку. — Я хочу подвести некоторые итоги вашей плодотворной работы в Украине и сразу дать вам новые директивы.
— Это типа поглаживания по загривку? — поинтересовался Хербст.
— По загривкам будет гладить мистер президент, — парировала Лиза. — А я хочу вручить вам кое-какие инструкции, что разработали наши ребята…
— И девчата, — продолжал глумиться Хербст.
— И девчата, — без улыбки согласилась Райс. — Кстати, господин посол, вы больше не посол. Поздравляю вас с повышением за удачно проведенную операцию!
— И я поздравляю, — нашелся Монафорт.
— Место господина Хербста займет Джон Тейлор.
— Слава богу, я больше не поеду в эту страну! — выдохнул Хербст. — Но куда меня переводят?
— Об этом вам сообщит президент.
Американське сало «Лярд» по кишені й пенсіонерові, й мільйонерові![55]
— Блок Ю. Тимоченко ушел в оппозицию, — заявила Тимоченко на пресс-конференции.
Николай прилетел с Янушевичем в Москву ранним рейсом. Слишком много надо было успеть сделать. Встречи в правительстве, в Кремле, в Газпроме. А Николаю хорошо — целый день свободный: ребят по точкам поставил и… махнул к Алле. Она была в редакции, строчила новый материал.
— Сегодня без цветов? — упрекнула с порога.
— Да, подружки скажут: все, мол, прогресс в отношениях закончился? — подколол ее Николай. — Будут тебе и цветы, и мороженое, и какава с чаем.
— Похоже, ты Папанова изображаешь! — улыбнулась Алла.
— Несколько лет тренировался, чтоб тебя развеселить! Алка! Пойдем, смотаемся куда-нибудь?! Может, к тебе?
— Ишь какой шустрый!
— Да… я такой…
— Если серьезно — нельзя. Сегодня в номер большое интервью делаю.
— А я бы тебе рассказал наши новости…
— О чем, например?
— А вот прямо в центре Киева было совершено нападение на прокурора Бориспольской межрайонной прокуратуры Киевской области Кузовкина. И в ходе следствия, Аллочка, выяснилось, что в нападении мог принимать участие сын президента Украины Юрия Владимировича Ищенко — Андрей, имя которого уже неоднократно фигурировало во всевозможных скандалах.
— Ага!
— Перепалка между прокурором и сыном президента завершилась тем, что Андрей Ищенко два раза ударил прокурора в лицо, а сопровождающий Андрея человек пальнул в прокурора из пистолета, прострелив ему бедро. После этого сын президента и его спутник сели в автомобиль и покинули место происшествия, оставив прокурора Кузовкина лежать на дороге возле автомашины.
— Ни фига себе! — присвистнула Алла. — Но я об этом писать не буду, потому что на тебя как на источник ссылаться не могу, а во-вторых, это желтизна, не мой профиль.
— Ну ты же главный писатель газеты про Украину. О чем тебе еще писать?
— Ну… О чем-нибудь историческом, интересном, или аналитика какая-нибудь. Знашь, как моя серия статей про голодомор пошла?
— Рад за тебя. А сейчас о чем пишешь?
— Про Мазепу… Актуальная тема.
— Это потому что в две тысячи девятом году трехсотлетие Полтавской битвы будет?
— Не только. Еще потому, что Янушевич твой предатель, с Ищенко подписал «Универсал национального единства», где отказался от темы русского языка и согласился на референдум по НАТО. Лишь бы премьером его Ищенко сделал! Ну вот, получил он наконец свое премьерство. Хорошо ему? Мазепа — твой Янушевич. И ты Мазепе служишь…
— Да видел я фильм про Мазепу и Петра. Нормальный Мазепа мужик был, а Петр — такой урод, что иначе с ним поступить было невозможно.
— А ты больше своих пропагандистских фильмов смотри!
— А твои фильмы не пропагандистские?
— А это легко понять. Оставь в покое все интерпретации, просто возьми факты. Кто такой Петр Первый? Человек, который победил самое могущественное государство Европы в тот момент. Под Карлом лежали Польша, Дания, часть Германии, его боялись Франция и Англия. А Петр его победил. Кроме того, Петр создал целую империю. Факт. А теперь возьми Мазепу. Конченый неудачник во всем. Всем везде проиграл, предан анафеме церковью как клятвопреступник и сдох под забором в Бендерах. Ну и на чьей ты стороне? На стороне победителя или неудачника? Если на стороне неудачника, значит, сам неудачник!
— Никогда, слышишь, никогда мне не говори таких слов! — Козак встал из-за стола.
Алла и сама поняла, что ляпнула лишнее, и бросилась к нему на грудь с ласками и утешением.
— Прости, слышишь, любимый, прости…
Минут через пять они уже мирно пили кофе, Алла припудривала раскрасневшееся лицо.
— Вообще, они сначала дружили…
— Кто? — не понял Николай.
— Мазепа с Петром.
— Ну да, я знаю.
— А вот и не знаешь! Я такие материалы раскопала… Даже письма читала, Мазепиной рукой написанные, в архивах в Петербурге.
— Ну расскажи, интересно.
— Чтобы понять душу Петра, надо учесть время, в которое он жил. В период перехода от феодализма к капитализму стали враждовать два мировоззрения. Средневековье подчинялось закону рода и происхождения. Рожденный графом или князем получал свое место в обществе благодаря наследному статусу. А человек новый, капиталистический, чтобы добиться чего-то, должен был стать селфмэйдменом, то есть сделать себя сам. Только то, что завоевано трудом, ценится высоко, только то, что взято усилием и собственной жизнью, — настоящее. Настоящая свобода не у аристократа, родившегося свободным, а у раба, который освободился. Не будем сейчас спорить, насколько это верно, важно, что Петр получил власть в борьбе с династическими группировками, а не естественным образом, и он, очевидно, был склонен придерживаться новых взглядов.
Козак кивнул. Он слушал внимательно и любовался Аллой.
— Кроме того, новое время породило логику провинциализма. Человек, родившийся в столице, в центре некой культуры, подобен старому аристократу, он естественным образом получает все готовое. Рожденный на окраине находится в эксцентричном положении. Он чувствует, что принадлежит к некой культуре, но ее центр находится где-то вовне, и ему надо до него дойти, «покорить», «завоевать столицу». Этот феномен известен не только по корсиканцу Наполеону, сейчас московская, например, элита, — не «коренные москвичи», они видят в москвичах сонных мух. Одним словом, гении рождаются в провинциях, а умирают в столицах. Важно еще и вот что: живущий в провинции постоянно сталкивается с чужим, с иной культурой, он находится в экстремальной ситуации, когда вынужден постоянно балансировать на грани своего и чужого, вынужден упорно защищать свое. Тот, кто в центре, живет под защитой окраин и с чужим не имеет дела. Более того, он даже толком не умеет отделять свое от чужого, не имеет представления о чужом, часто путает свое и чужое, и главное, часто соблазняется чужим, как чем-то далеким, интересным, экзотичным. Поэтому для провинциала «столичные фрукты» не только сонные мухи, но и предатели, которые вместо защиты своего и его развития постоянно увлекаются чужим, предают свои провинции. Все экстремисты вырастают из провинциалов…
