10 декабря состоялось заседание Комитета, на котором среди прочих вопросов стоял доклад Закутного. Он осветил истинное положение дел. Вопрос вызвал страстные выступления. Все единогласно поддержали Закутного, были предложения ультимативно поставить требование немцам о проведении в жизнь «9 пунктов» и в случае отказа объявить о самороспуске Комитета. Отмечалось, что, не выполняя этого основного требования наших остовцев, мы только компрометируем себя в их глазах и теряем всякий авторитет. В конце концов было решено еще раз через Власова поставить требование немцам ускорить согласование и принятие «9 пунктов Закутного». До тех же пор пока пункты будут проведены в жизнь, было решено добиваться улучшения положения в каждом отдельном случае, посылая в лагеря своих агентов, не обращая внимания на запреты немцев. Посылаемые агенты должны снабжаться письменными полномочиями Комитета и при помощи их добиваться на местах улучшения положения остовцев, сообщая о всех случаях замеченных нарушений не только власти на местах, но и в Комитет для принятия соответственных мер.
Как ни странно, но это постановление имело наибольшие практические последствия. В ряде мест наши агенты, обладавшие энергией и знанием немецкого языка, добились значительного улучшения положения рабочих. Однако, к сожалению, мы могли найти буквально единицы для выполнения функций указанных агентов, так как свободных от работы, знающих язык и энергичных людей, к тому же обладавших дипломатическими способностями, было очень мало. Поэтому без постановления центра в большей части лагерей Германии положение остовцев в лучшем случае оставалось без перемен. Во второй половине декабря из ряда лагерей начали поступать сведения, что там положение даже ухудшилось: усилился контроль в лагерях, уменьшилось количество отпусков, ухудшилось количество пищи и т. д. Кое-кто из немцев объяснял это ухудшение тем, что некоторые начальники лагерей «были обижены несправедливыми обвинениями Закутного в его интервью». Вот уж, что называется, валить с больной головы на здоровую.
После декабрьского заседания президиума положение оставалось все время неопределенным: Закутный сначала почти каждую неделю ходил в SS-Hauptamt, там его успокаивали заверениями, что дело двигается медленно, но верно, однако воз оставался почти неподвижно на месте. Как курьез вспоминаю, что примерно в середине декабря нам сообщили, что с министерством продовольствия уже заключено соглашение в отношении питания остовцев — но какое! Согласно ему, не пайки остовцев должны быть подняты до норм других иностранных рабочих, а пайки этих рабочих уменьшены до размеров пайков остовцев! Других «достижений» не было.
17 декабря состоялось заседание Комитета, на котором также раздавались критические голоса по поводу status quo положения с остовцами. На заседании Власов заявил, что он сейчас требует повторного свидания с Гиммлером, на котором он ребром поставит вопрос об остовцах и о недопустимом замедлении проведения в жизнь наших требований. Однако начинались Рождественские праздники, которые немцы любят праздновать особенно долго. После праздников Власов поехал на инспекцию вновь организуемых частей и вернулся только во второй декаде января — таким образом, было потеряно почти четыре недели дорогого времени, и воз оставался на прежнем месте. Как и ранее, все рабочие с Востока носили значок «OST», как и раньше, к нам продолжали поступать сведения о произволе нацистов в лагерях.
8 февраля состоялся переезд Комитета из Берлина в Карлсбад и, таким образом, закончился Берлинский период работы Комитета, а 10 февраля Власов получил наконец свидание у Гиммлера, на котором в отношении остовцев были достигнуты следующие «важные» решения:
1) начальникам лагерей категорически запрещалось применять телесные наказания по отношению к провинившимся восточникам под угрозой заключения в концентрационный лагерь.
2) подтверждалось уравнение норм иностранных рабочих до норм остовцев.
3) вводился институт доверенных как от Рабочего фронта, так и от Комитета.
4) 15 % заработка рабочих, которые шли раньше Рабочему фронту, отчислялись теперь в распоряжение Комитета.
Вот и всё! А значки, а другие ограничения — всё было обойдено красноречивым молчанием. Избиения в лагерях действительно прекратились, но изобретательные начальники нашли выход из положения — они посылали провинившихся в полицию и гестапо, и там их избивали уже без всяких ограничений!
Заканчивая на этом описание Берлинского периода нашей акции, в отношении остовцев я могу сказать, что, хотя нам в очень многих отдельных случаях и удавалось принести значительную пользу, основные задачи Комитета, нашедшие свое выражение в упомянутых «9 пунктах Закутного», так и остались невыполненными.
Перед отъездом в Карлсбад Закутный оставил в Берлине одного из своих работников, некоего г-на Майера, уполномоченным по связи с Рабочим фронтом и прочими учреждениями для продолжения остовской акции. Как и раньше, очень часто собирались совещания, выносились решения, все они согласовывались и пересогласовывались — и в результате мы толклись почти что на месте. Правда, как я уже указал, мы, не обращая внимания на немцев, высылали на места наших уполномоченных и снабжали их бумажками от Комитета, но они могли добиваться результатов только во второстепенных, но отнюдь не в принципиальных вопросах.
16 февраля в Берлине состоялось заседание представителей различных ведомств под председательством заместителя министра труда Лея, г-на Менде, на котором присутствовал и я. Обсуждался вопрос о назначении уполномоченных. Решено было придерживаться национального принципа и назначать уполномоченных националов в зависимости от того, какой нации большинство есть в лагере. Вопрос о том, кому должны отчитываться эти уполномоченные, Комитету или Рабочему фронту, так и остался неразрешенным — предварительно было решено двоякое подчинение и тому, и другому, однако Менде не мог дать окончательного ответа. Я намеренно описываю подробно это совещание, чтобы показать, какими мелочами мы были вынуждены заниматься.
2 марта 1945 года Закутный получил за подписью некоего д-ра Штабенова следующее отношение, которое ввиду его интереса я привожу целиком.
ШандрукУ него статная, представительная [фигура], лицо внушает доверие. Неизвестно, каким путем появился титул «генерал», а сейчас уже «генерал-поручик», так как немцы его не производили, но, очевидно, его произвел тот же Левицкий. Форму он носит какую-то своеобразную — видимо, также изобретение Левицкого. Ввиду того, что Шандрук[46] являлся для немцев во всех отношениях подходящим председателем, они начали соответственную обработку всех украинских группировок как путем непосредственного вызова их представителей для переговоров, так и через многочисленных своих агентов. В результате в конце февраля 45 года выявилось, что за Шандрука выступает 11 «политических» украинских организаций. Теперь у немцев из Остминистериума появилась твердая почва под ногами, и они начали подготавливать почву для признания. В начале марта состоялся прием «генерала Шандрука» рейхсминистром Розенбергом, как представителя «украинских организаций». Конечно, скромно этот прием организован не был, в газетах это было возвещено как новая эра в украинской истории. В середине марта состоялось вручение Шандруку пресловутых пяти пунктов Розенберга. В этих пунктах отмечалось признание Шандрука представителем украинцев, сообщалось об образовании комитета (Кубийович, Семененко, Терещенко), а также указывалось, что Шандрук должен работать в контакте с Власовым. Был также пункт о том, что Шандрук должен возглавить украинские военные части. Как обычно у немцев водится, за красивыми декларациями большого дела не последовало — воз и ныне там: комитет еще официально не признан, несмотря на весь шум в газетах. Шандрук еще до сих пор не получил разрешения формировать даже 1 роту. Между тем как недавно объявлялось, что «генерал» Шандрук отбыл на фронт принимать присягу украинцев. Что же происходит? Ясно — очередная ложь. Украинцы вербуются для немецких войск, для приличия разбавляются украинскими сторонниками и отправляются на фронт как пушечное мясо. Шандрук прикрывает это безобразие громкими фразами о формирования украинских частей. Пока такой бедняга украинец разберется в чем дело — уже поздно. Он начинает требовать перевода в настоящую украинскую часть, но на него никто внимания не обращает. Понятно, почему немцы так ценят этого пройдоху и прохвоста. По их словам, их желание сейчас добиться объединения комитета, сколачиваемого Шандруком с Украинской национальной Радой. В таком стиле ими написано письмо к д-ру Кубийновичу, в котором предлагается поделить сферы влияния — Шандруку с Кубийновичем взять под опеку только галичан, мне — остальных украинцев. Письмо это так и не попало по назначению, потому что Веймар был уже почти взят. Если бы оно и было вручено почтенному доктору, то его результат был бы такой самый, как и прошлых попыток добиться примирения непримиримого. Как можно рассчитывать на совместную и дружную работу людей, стоящих на диаметрально противоположных платформах: их, ориентирующихся только на «Западную Европу» — читай немцев, и нас, ориентирующихся на Украину и считающих союз с Россией естественным, а не противоестественным делом. Немцы прекрасно это понимают, но все же мышиную возню вокруг объединения продолжают, считая ее необходимым в пропагандистских целях. Однажды мне немцы заявили, что они считают Шандрука опирающимся на реальные силы, потому что его поддерживают украинские партизаны. Мое возражение, что это не так, что часть партизан, находящихся на великой Украине, связана с Власовым и работает по его директивам, отзвука не нашло — они, дескать, боятся «рассердить» Шандрука (интересно, что нас они рассердить не боятся). Словом, слепому ясно, что немцы ведут двойную игру и преследуют только свои интересы — навербовать как можно больше пушечного мяса для своей армии. Вся в конечном результате бесчестная политика завуалирована разными красивыми фразами и проводится руками людей, которых можно купить за небольшую сумму денег. Не знаю, можно ли найти в истории примеры более гнусные, чем эта возня вокруг украинского вопроса.
