Удивляет только то, что тот же врач Догель обращается к западному средневековому опыту, описывая отравления спорыньей. Может на Руси своих эпидемий не было? К сожалению, как мы знаем, это не так. Хотя христианство, в отличие от Европы, в этом случае усугублению ситуации поспособствовало мало. Ни ведьм на Руси толком не жгли, ни кошек не уничтожали, ни крестовых походов не устраивали. Впрочем, это ситуация достаточно типична для стран, куда и рожь, и христианство добрались позже X века. В России ситуация была лучше тем, что католическую демонологию православные не признавали, да и язычество победить до конца так и не смогли. Сама же спорынья, как таковая, на Русь оказала влияние даже большее, чем на Европу. Для русского народа на протяжении веков спорынья была не сорняком или ядом, а синонимом и олицетворением счастья и удачи. И еще сегодня в различных сборниках «магических заговоров» можно прочитать народный заговор на удачную торговлю: «Будь в моем амбаре клад да лад да во всем спорынья». Но сейчас уже никто не понимает значения слова «спорынья». А когда-то оно употреблялось очень широко, и отнюдь не в том смысле, который мы рассматривали выше.
Это видно в любом стандартном описании праздников по народному календарю. Например, 3 января — это «Петр Полукорм. Поутру 3 января шли кромить сусеки, торкать зерно … Хлебные запасы нужды не терпят. Входя в дом в этот день, говорили: „Спорынья в квашню!“ Ведь от порядку и догляду спорынья в хозяйстве живет». Или Рождество Христово, 7 января — «почерпнуть старались молотильщики кашу тоже с ворохом. С верхом. Чтобы спорынья велась в дому. Чтобы не пустовал горшок, не остывал бы печной под, не скудели бы закрома хозяйские». О какой же «спорынье» здесь идет речь?
Раньше крестьяне считали, что эти крупные рожки — прибавка к хлебу, их назвали спорым хлебом. Однако это было большим заблуждением — спорынья ядовита. Употребление муки, зараженной спорыньей, может вызвать тяжелое заболевание эрготизм («антонов огонь»), которое сопровождается судорогами, гангреной (омертвением окончаний пальцев, ушей), психическими расстройствами. Острое отравление возможно при употреблении больших доз спорыньи.
Заглянем в словарь Даля, где все вышеприведенные календарные фразы есть:
* Спорынья ж. и спорина, спорость, успех, удача, выгода, прибыль, прок, рост.
* Спорынья дороже богатства.
* Когда хлеб печется, не мети избы: спорынью выметешь.
* Спорина (Спорынья) в квашню! (Привет бабе, которая месит хлебы).
* Спорынья в квашню! (Ответ: сто рублей в мошну!)
* От порядку и догляду спорынья в хозяйстве живет.
* Без Божьего благословенья, ни в чем спорыньи не жди.
* Спориной и бедный проживет, а неспорь (неспорынье) и богатого губит. Спорина против спорины не приходится: ржи десять мер на десятину, а маку — мужичью шапку. Погуще, так и поспорее. Кто за хлеба соль берет со странного, у того спорыньи во дому не будет.
* Спорынья, южн. зап. спорынье ср. и спор, спорыш м. спорина, перм. спорня, пск. уродливое, болезненное черное зерно во ржи, с сероватою, приторною на вкус мучною мякотью; крючки, рожки; спорынья вредна в пище (хотя не столько, как рожки пшеничные), но зерно вырастает втрое, да притом от него квашня хорошо подымается, отчего и названье спорынья.
* Коржава ж. новг. — Спорынья в хлебе.
* Поринье ср. вологодск. спорынья, в знач. здоровья, крепости тела.
Итак, проблема оказывается в том, что рожь, хоть и появившаяся на Руси позже, принесла с собой то, что в русском народе привилось даже больше, чем в Европе. Теперь на Руси «спорынья дороже богатства», спорынья и счастье — синонимы. Потребление спорыньи стало частью национальной культуры.
Спорынья поможет скорее, чем Бог, ведь от спорыньи «квашня хорошо подымается, отчего и названье спорынья» (Даль), а «молитвой квашни не растворишь». (там же)
Спорынья в квашню!
Яровая спорынья!
Иди с нивушки домой,
Со поставушки домой,
К нам во Кощено село,
Во Петровсково гумно!
А с гумна спорынья
Во амбар перешла …
народная песня на Смоленщине
В таких песнях мы видим уже не абстрактное «счастье-спорынью», а вполне физическую спорынью яровую. Ту самую от которой поднимется вполне материальное тесто. После крестьяне отведают хлеба из такого теста и «Прощай, квашня, я гулять пошла!» (тот же Даль). Доброй народной приметой становится поиск в поле «спорыньи» или «житной матки». С прошлых веков уже забылось, что считалось «матерью ржи» на Руси и каждый пытается объяснить по-своему. Для кого-то это наибольшее количество колосков на стебле: «Во время жатвы жнецы старались найти на одном стебле самое большое количество зерен. Такой колос называется «житной маткой» или «спорыньей». Их берегут весь год до нового посева, с этих зерен начинают сев, с надеждой на получение от них большого урожая». Другие полагают, что таких колосков обязательно должно было быть двенадцать, как христианских апостолов: «В этот же день искали в поле «спорынью» — на одном стебле наибольшее количество колосков. Если их двенадцать, то это — „житная матка“, „спорынья“. Такие колосья хранили в течение года как зеницу ока, приберегали к посеву: смешивали с посевным зерном или высевали в поле первыми. Верили в обильный урожай, в сытую жизнь. На Смоленщине пели: (см. эпиграф)».
Третьи считают, что для добавления в освященное в церкви зерно достаточно и двух «зерен спорыньи»: «Зерно освящалось: в церкви повсеместно в день „зернового“ Спаса, на Пасху вместе с куличами и яйцами (енисейск.); в домах или на деревенской площади во время обходов священника с пасхальными молебнами. В него добавляли зерна, наделявшиеся, по народным представлениям, особой силой и способные принести богатый урожай: зерна дожиночного снопа, а также зерна „спорыша“/„спорыньи“ (от слова „спорый“) — стебля пшеницы или ржи с двумя или большим количеством колосьев, также называвшегося в западнорусских губерниях „житной маткой“. В Самарской губ. зерна „спорыньи“ зашивали в ладанку, которую сеятель, отправляясь сеять, надевал на нательный крест».
А для священника XIX века спорынья — это сросшиеся колосья: «Наконец, поиск в полях „спорыньи“, то есть двух хлебных колосков, сросшихся вместе, которые, по мнению крестьян, обеспечат в будущем году прекрасный урожай».
Видно, что «житная матка» или «спорынья» всеми понимается по-разному. Чтобы снять эти разночтения, нужно просто убрать кавычки со слова «спорынья». Ее — спорынью — и искали. Без всякого символизма. Ту самую, которая хоть и «вредна в пище», но от нее «зерно вырастает втрое», и «квашня подымается» (Даль).
Поначалу христианские священники в некоторых проповедях обличали суеверные языческие обычаи, например, перегон стада для прекращения падежа животных через «живой огонь», «завивание бороды пророку Илье» и тот самый поиск в полях двух сросшихся хлебных колосков — «спорыньи», обеспечивающей будущий урожай. Но непосредственно спорынья была тут не причем — священникам не нравилось само слово «спорынья», в котором они (не без оснований) видели языческое значение. И это было даже не название языческого духа (среди множества домовых духов кроме домового, кутного бога, дедов и спехов — духов, способствующие человеческим делам, также присутствовали и спорыньи). Повод был более серьезен: древнеславянское поклонение небесному огню — Солнцу, которое творит спорынью (плодородие). Солнце представлялось разумным и совершенным существом, которое или само является божеством, или выполняет Божью волю. Христианам не нравились «такие понятия в языке как дождь — „севень“, жар солнца — „спорынья“». Впрочем, скоро значение слова «спорынья» к солнцу никакого отношения уже не имело. Спорынья с неба перебралась в закрома и в квашни.
Переход мифологического образа в термин Р.Г. Ахметьянов объясняет следствием того, что грибковая болезнь представлялась следами, метками, которые оставляла мать ржи. По языческим поверьям покровительница полей оставляет за собой на колосьях метки богатства, изобилия. Именно отсюда возникло второе значение, существующее в некоторых других языках — спорынья. М. Фасмер связывает это слово с древнерусскими словами спорь „богатство, изобилие“, спорый „прибавляющийся, прибывающий, изобильный“, а его переход к современному значению называет случаем эвфемизма, т. е. когда болезнь не называется напрямую.
Фасмер, естественно, прав насчет «богатства и изобилия», но вряд ли стоит соглашаться с переходом значения, как эвфемизма болезни, поскольку нет свидетельств, что проблемы отравлений на Руси народ когда-либо связывал со спорыньей, вредность которой постепенно будет проясняться только в XIX веке. Скорее уж смешение значений могло бы произойти с голландским или немецким sporen — шпоры, с чем часто ассоциировалась спорынья из-за своего вида торчащих «рожек»; во французском и сегодня ergot означает шпору (петушиную и пр.) и спорынью. А еще скорее «мать ржи» изначально начали так называть именно из-за старого значения «изобилия урожая». Говоря же о болезнях, здесь мы можем поспекулировать и насчет этимологии русского выражения «отбросить копыта». Происхождение его лингвистам неизвестно, в словаре Ожегова оно считается просторечием. Но мы знает, что копыта у животных отваливались от спорыньи отнюдь не иллюзорно. Домашняя скотина во время эпидемий умирала, отбрасывая копыта совершенно в физическом смысле. Так что можно вполне реально представить себе диалог крестьян прошлых веков: — А что с твоей скотиной, Кузьма, случилось? — Да передохла вся, копыта откинула…
