Я сознаю тяжесть своей вины, тяжесть своих преступлений, которые было совершены мной как работником филиала № 162 отряда № 731, занимавшегося массовым изготовлением бактерий, которые были предназначены для уничтожения многих людей. Я полностью сознаю свою вину и раскаиваюсь в совершенных мною злодеяниях.
Я чувствую особую ненависть к военщине, которая втянула меня в злодейское дело — участие в подготовке бактериологической войны. Меня с детства воспитывали в неправильной обстановке, воспитывали на основах прогнившей идеологии. Но я, как сказал мой защитник, уже не тот Курусима, каким я был четыре года тому назад.
В заключение я благодарю за то, что здесь ко мне, как и к другим военнопленным, относилось сердечно. Я благодарю за то, что Советский Союз относился к нам без расовой дискриминации. Благодарю за человеческое отношение ко мне здесь, во время суда, благодарю за предоставление мне адвоката в качестве защитника.
Подсудимый Оноуэ
И на предварительном следствии, и здесь, в суде, я искренне признался в моем участии в тех злодеяниях, которые было совершены мной лично и вообще работниками отряда № 731.
Я раскаиваюсь еще раз в тех преступлениях, к которым я имел отношение и которые я сам совершил в качестве начальника филиала этого отряда.
Я благодарю суд за предоставление мне авторитетной защиты. Я понимаю тяжесть своей вины, я понимаю то, что я не был рядовым сотрудником, — я был руководящим сотрудником, был начальником филиала и раскаиваюсь в совершенных мною преступлениях.
В будущем я постараюсь направить свои силы ни борьбу против подобных бесчеловечных актов, на борьбу за мир.
В заключение я прошу суд о смягчении мне наказания, если это суд сочтет возможным.
Здание Окружного дома офицеров Советской Армии — место проведения Хабаровского процесса
Нетрудно заметить, как отличаются речи подсудимых в Хабаровске, от речей, которые произносились в Нюрнберге и Токио. Не будем углубляться в пучины психологии. Скорее всего, подсудимые в Хабаровске не могли надеяться, что кто-то признает их тут за своих — за борцов с коммунизмом. Что кто-то простит им все только потому, что заинтересован в результатах чудовищных экспериментов, как это сделали американцы в Токио. Да и находясь под следствием, а также в ходе судебного заседания, они многое поняли…
Ведь надеяться им можно было только на милость и гуманизм.
ХАРУКИ ВАДА
Отряд № 731 занимался тем, что разрабатывал смертельное оружие, наблюдая за состоянием умирающих людей. Это было крайне бесчеловечно. Но здесь сказалась логика войны. На войне главное — нанести как можно больше потерь врагу. Эффективные методы истребления противника — залог победы. Эта идея лежит в основе как разработки ядерного оружия, так и бактериологического. Люди убеждены, что цель войны, цель их войны — праведна. В этом, несомненно, есть свой трагизм и пафос.
Существование отряда № 731, равно как и то, что его деятельность была преступной, японским правительством до настоящего времени так и не было признано. На мой взгляд, это очень постыдный факт. До сих пор делается вид, что в истории Японии вообще не существовало никакого отряда № 731. Это поразительно. Я убежден, что это обстоятельство четко и недвусмысленно должно быть исправлено.
Исии Сиро сразу пошел на сделку с американскими военными. Полностью передал им всю информацию и все материалы. Остальные члены отряда после войны получили места в научно-исследовательских и медицинских учреждениях Японии. Были даже те, кто стал преподавателями в университетах. То есть они спокойно дожили до своей смерти, не понеся никакой ответственности за свои преступления.
Харуки ВАДА, заслуженный профессор Токийского университета (2017 г.)
Важной чертой Нюрнбергского трибунала явилось обеспечение необходимых процессуальных гарантий для подсудимых. Устав Международного военного трибунала предоставил все возможности для ведения соревновательного процесса, и в частности для квалифицированной защиты подсудимых. Им полагались адвокаты из числа немецких юристов, причем обвиняемые сами могли выбрать себе защитников. Защиту осуществляли 27 адвокатов (причем многие из них были в прошлом членами нацистской партии), которым помогали 54 ассистента-юриста и 67 секретарей.
Подсудимые имели возможность ознакомиться со всеми документами, которые представлялись на процессе, причем в переводе на немецкий язык. Все они понимали, о чем говорится на заседаниях: был организован синхронный перевод на четыре языка — английский, французский, русский и немецкий.
Глава VII. «Обвинение было подтверждено показаниями подсудимых и свидетелей…»
Подсудимые могли представлять свидетелей, и количество свидетелей со стороны защиты было в два раза больше, чем со стороны обвинения. Понятно, что антифашистски настроенные правоведы нацистским главарям не требовались — нужны были те, кто им сочувствовал.
Трибунал предоставлял адвокатам подсудимых все необходимые документы; для них даже был создан информационный центр.
Все расходы на адвокатов — гонорары (немалые), оплата жилья, питание и транспорт — относились к бюджету трибунала.
Защитники вовсе не пытались подыгрывать суду. За своих «клиентов» они бились всерьез, и у них для этого были немалые возможности. Являясь мастерами словесных дуэлей, они старательно выискивали пробелы в праве. Например, напирали на то, что в мире нет прецедентов уголовной ответственности руководителей государств за развязывание войн, нет законов, определяющих такие преступления. Чтобы развенчать эти утверждения, Р. А. Руденко, Главный обвинитель на Нюрнбергском процессе, поднял историю международных соглашений, трактующих агрессивную войну как преступление, и в своих выступлениях озвучил их. Таковы дух и буква Женевского протокола 1924 г., пакта Бриана — Келлога 1928 г. и других документов.
Другим дежурным «козырем» адвокатов были слова о том, что обвиняемые действовали по приказу, а это якобы снимает с них ответственность. Мол, перед ними стояла дилемма: или выполнить установку свыше, или лишиться жизни в случае неповиновения.
Государственные обвинители твердо придерживались мнения, что преступные действия по приказам и распоряжениям свыше являются наказуемыми.
Стоит особо отметить, что организаторы трибунала прекрасно понимали, что существует опасность превращения суда над преступниками в арену политических обвинений. Поэтому они договорились заранее о том, что не будут допускать никаких выпадов со стороны обвиняемых и их защитников. Трибунал — это особая форма права, он не должен превратиться в политические дебаты.
На Токийском процессе у обвиняемых с защитой тоже все было в порядке. Их защищали японские и американские
