XL. (1) Сам он имел мало шелковых одежд; одежду из чистого шелка он никогда не надевал, а полушелковую[653] никогда не дарил. (2) Он не завидовал ничьему богатству. Бедным помогал. Если он видел, что высокопоставленные люди действительно бедны, не вследствие расточительности и не притворно, он всегда наделял их многими благами – землей, рабами, животными, стадами, сельскохозяйственными орудиями. (3) Хранить одежду в кладовых[654] больше года он никогда не позволял и приказывал немедленно пустить ее в ход. Всю одежду, которую он дарил, он сам осматривал. (4) Все золото и серебро он часто перевешивал. (5) Одновременно с прочей военной одеждой он дарил поножи, брюки и обувь. (6) Он самым тщательным образом следил за тем, чтобы самый яркий пурпур, которого сам он не употреблял, продавался для матрон, имевших возможность и желавших покупать его; поэтому и доныне зовется Александровым тот пурпур, который обычно зовется Пробовым, так как Аврелий Проб, начальник красилен, открыл этот вид пурпуровой улитки. Сам он часто носил алую хламиду.[655] (7) Но в Риме и в городах Италии он был всегда в тоге.[656] (8) Претексту и тогу, украшенную вышивками,[657] он надевал только будучи консулом, притом такую, какую получали из храма Юпитера и другие преторы и консулы. (9) Он надевал претексту и тогда, когда совершал священнодействия, но не в качестве императора, а в качестве великого понтифика. (10) Он был любителем хорошего, и притом чистого, полотна; он говорил: «Если льняное полотно существует для того, чтобы в нем не было никакой шероховатости, то для чего окрашивать полотно пурпуром?». (11) Вводить туда золото он считал даже безумием, так как к шероховатости в этом случае добавляется еще жесткость. Ноги его были всегда в ножных повязках. Брюки[658] он носил белые, а не алые, как это было в обычае раньше.
XLI. (1) Все имевшиеся драгоценные камни он продал и деньги внес в государственную казну, говоря, что драгоценные камни не нужны мужчинам, а матроны царствующего дома должны довольствоваться одной головной сеткой, серьгами, жемчужным ожерельем, венцом, – когда они совершают жертвоприношения, единственным греческим плащом, усыпанным золотом, и цикладой, на которой не больше шести унций золота. (2) Вообще его собственные нравы делали его цензором его времени. Ему подражали вельможи, а его жене – благороднейшие матроны. (3) Придворную прислугу он сократил с таким расчетом, чтобы в отдельных ведомствах было столько человек, сколько требует необходимость, так что сукновальщики, закройщики, пекари, виночерпии, все дворцовые слуги получали не звание, как в свое время установила его та язва,[659] а продовольственный паек, притом в одинарном размере, редко в двойном. (4) Ввиду того, что серебряной посуды у него было не более двухсот фунтов и не слишком много слуг, то, устраивая угощение, он брал столовое серебро, слуг и скатерти у друзей. Так делается и в настоящее время, если в отсутствие императора угощение устраивают префекты. (5) Он никогда не устраивал в качестве развлечения во время пира театральных зрелищ; самой большой забавой были для него игры щенят с поросятами или бой куропаток, или порхание вверх и вниз маленьких галок. (6) У него был в Палатинском дворце один вид развлечения, доставлявший ему величайшее удовольствие и отдых от государственных забот, (7) а именно: он устроил птичники для павлинов, фазанов, кур, уток, а также для куропаток; птицы очень забавляли его, в особенности голуби, которых у него было, говорят, до двадцати тысяч. А чтобы их пропитание не ложилось тяжелым бременем на продовольственные запасы государства, у него были рабы на оброке, которые кормили их на средства, получавшиеся от продажи яиц, цыплят и голубят.
XLII. (1) Термами, как своими, так и построенными прежними императорами, он часто пользовался вместе с народом, главным образом – летом, и возвращался оттуда во дворец в банной одежде; единственным знаком его императорского достоинства было то, что он брал с собой алого цвета плащ. (2) Скороходами[660] были у него только его рабы, причем он говорил, что свободнорожденный должен бегать только на священных состязаниях;[661] повара, пекари, сукновальщики, банщики – только из рабов, если их нехватало, то он покупал новых. (3) При нем получал содержание только один придворный врач; все прочие, которых было до шести, получали продовольственный паек в двойном и тройном размере, притом – по одному хлебу чистому, а остальные иного вида. (4) Выдвигая людей на должность судей, он, по примеру древних, как учит и Цицерон,[662] снабжал их серебром и всем необходимым, так что наместники провинций получали по двадцати фунтов серебра, по шести мулиц, по два мула, по две лошади, по две выходных одежды, по две домашних, одну купальную, сто золотых, одного повара, одного погонщика мулов; если они не были женаты, то – по одной наложнице, так как без последних они не могли обходиться. По сложении с себя должности они должны были возвратить мулиц и мулов, лошадей, погонщиков мулов и поваров, а все прочее сохраняли при себе, если хорошо исполняли свои обязанности; если же – плохо, то возвращали в четверном размере – с добавлением осуждения за казнокрадство или вымогательство.
XLIII. (1) Он установил бесчисленное количество законов. Всем сенаторам он позволил иметь в Риме выложенные серебром парадные колесницы и дорожные повозки,[663] считая важным для римского достоинства, чтобы в них ездили сенаторы столь великого города. (2) Всех назначаемых им консулов, как ординарных, так и сменяющих, он ставил, руководствуясь мнением сената, сокращая их издержки; сроки он установил согласно старинному порядку (либо дни, либо время). (3) Он приказал, чтобы квесторы-кандидаты устраивали народу зрелища на свой счет, но при этом они после квесторства получали преторство, а затем управляли провинциями. (4) Он учредил должность казначеев, которые должны были устраивать зрелища, притом скромные, на средства императорского казначейства. Он намеревался распределить зрелища на весь год так, чтобы зрелище народу давалось в продолжение тридцати дней, но почему он этого не сделал – остается неизвестным. (5) Когда он находился в Риме, то через каждые семь дней он поднимался на Капитолий, часто посещал храмы. (6) Он хотел построить храм Христу и принять его в число богов. Об этом, говорят, думал и Адриан,[664] который приказал построить во всех городах храмы без изображений богов; они и поныне называются храмами Адриана, так как не имеют божества; он, говорят, с этой целью и построил храмы. (7) Но этому воспротивились те, которые, справившись в священных изречениях, нашли, что, если он это сделает, все станут христианами и прочие храмы будут заброшены.
XLIV. (1) Александр был очень мил в своих шутках, любезен в беседах и так приветлив на пирах, что каждый мог требовать себе чего хотел. (2) Золото он старательно собирал, тщательно хранил, ревностно искал, но при этом никого не разорял. (3) Он не хотел, чтобы его называли сирийцем, но хотел считаться потомком римлян и изобразил свою родословную таким образом, что она показывала происхождение его рода от Метеллов.[665] (4) Он установил содержание риторам, грамматикам, врачам, гаруспикам, астрологам, механикам, архитекторам и назначил им аудитории. Он приказал дать им учеников из сыновей бедняков с назначением этим ученикам продовольственного пайка, лишь бы они были свободнорожденными. (5) И в провинциях он выказывал большое уважение к судебным ораторам, многим, о которых было известно, что они вели дела бесплатно, он назначил даже продовольственный паек. (6) Он подтвердил старые и новые законы и сам тщательнейшим образом соблюдал их. Он часто посещал театральные зрелища. (7) Театр Марцелла он хотел восстановить. (8) Многим городам, которые после землетрясения лежали в развалинах, он дал денег из податных сумм на восстановление общественных и частных сооружений. (9) В храмы он никогда не делал вкладов, превышавших четыре или пять фунтов серебра, золота же не давал ни крупицы, ни листика, повторяя про себя стих Персия Флакка:
К чему ваше золото храмам?.[666]
XLV. (1) Он совершал военные походы, о которых я расскажу в своем месте. Однако сначала я скажу, о чем он имел обыкновение умалчивать и о чем объявлять. (2) Держались в секрете военные тайны, о днях же его выступлений в поход заранее открыто объявлялось, так что уже за два месяца вывешивался эдикт, в котором было написано: «В такой-то день, в такой-то час я выступлю из Рима и, если будет угодно богам, остановлюсь у первой остановки». Затем перечислялись по порядку остановки, затем – лагерные стоянки, затем места, где следует получить продовольствие, и так далее, вплоть до границ с варварами. (3) С этого же места начиналось молчание, и все шли в неведении, чтобы варвары не знали планов римлян. (4) И действительно, он никогда не обманывал относительно своих намерений, говоря, что не желает, чтобы его придворные торговали его распоряжениями. Так было при Гелиогабале, когда евнухи торговали всем. (5) Эта порода людей желает знать все придворные тайны, чтобы казаться единственными, сколько-нибудь осведомленными, и иметь средства для приобретения влияния или денег. (6) И так как речь зашла об обнародовании распоряжений, то я добавлю следующее: когда он хотел дать провинциям правителей или поставить начальников и прокураторов, то есть счетных чиновников,[667] он объявлял их имена и предлагал всякому, кто обвиняет их в чем-либо, доказать свое обвинение ясными уликами, – если же они не докажут своего обвинения, то сами подлежат смертной казни. (7) Он говорил, что раз христиане и иудеи поступают таким образом, заранее оглашая имена тех, кто должен быть поставлен в священники, то тем более необходимо делать это в отношении правителей провинции, которым доверяется состояние и жизнь людей.[668]
